"Сергей Жемайтис. Багряная планета" - читать интересную книгу автора

Я вздохнул:
- Ну что с вами со всеми творится. Ты никогда не был хвастуном.
- Да я не хвастаюсь, просто ввожу тебя в курс дела, а ты, Ив, продолжай
- дыши глубже и слушай. Я разгадал нашего Христо. Ты припомни, как через
месяц после вылета действовало на нас его остроумие?
- Надо сказать, неважно. В таком длиннющем пути все надоедает.
- Не только, он подавлял своими перлами, прямо изничтожал, поднимался
над нами, парил, и это при нашей-то депрессии. И Христо понял, что таким
способом вгонит нас в полную тоску и печаль, если не хуже, и изменил
тактику, вначале сравнялся с нами интеллектуально, а затем как бы
опустился еще ниже.
Помнишь, как мы, забыв о своих тяготах, устраивали "консилиумы", на
которых разрабатывали тактику и стратегию по "спасению" нашего капитана? А
ведь он как кремень! Ты загляни ему в глаза! Послушай, как он поет у себя
в каюте! За дорогу он прочитал уйму книг! Ведет дневник, и в нем
фигурирует каждый из нас. Смекаешь, что весь огонь он переключил на себя,
как говорили наши предки! Кроме того, он, как ты испытал на себе, ввел и
режим посерьезней, чем в период тренировок к полету, и все это
неназойливо, тактично, будто такая система исходит от нас самих, а не от
него.
Тут я наконец понял, из какого жалкого состояния вытаскивал нас Христо.
Между тем Антон предложил и виду не подавать, пусть сам Вашата продолжает
вести эту игру, она нужна и для него; беспокойство за наше душевное
состояние заставляет его меньше сосредоточиваться на своей персоне; и не
посвящать Зингера. Забота о капитане, в свою очередь, держала Макса в
нужном напряжении. Открытие Антона могло произвести на него обратное
действие. А так он был занят по горло, мучимый ответственностью за
здоровье командира, пичкал его витаминами, менял программу физических
упражнений, изводил тестами, пытаясь определить степень надлома душевных
сил. Через месяц после начала усиленных забот Зингера Вашата сказал:
- В Китае в случае смерти пациента врача обязывали вывешивать над
дверями своего дома красный фонарь; чем больше людей он отправит на тот
свет, тем больше фонарей украшает его жилище, чтобы каждый мог выбрать
себе доктора или слишком опытного, или юнца, только начинающего практику.
У тебя, Макс, нет еще ни одного красного фонаря, так что я вручаю себя в
твои девственные руки.
После таких слов Зингер пришел в полное смятение и днями просиживал над
микрокопиями медицинских справочников.
Макс - прекрасный товарищ, ученый и, как все мы, универсал: он наш
летописец, врач, психолог, биолог, космоботаник - последователь академика
Тихова, он верит в существование жизни на Марсе.
- Пусть в самых примитивных формах, но она есть! - любит он говорить
при каждом удобном случае. - И вот увидите, я... то есть мы, ее обнаружим.
- Пока же он печется о нашем идеальном здоровье и выращивает овощи в
корабельной оранжерее, попутно снабжая нас кислородом...
Я сдал вахту Антону, и мы вместе прошли в оранжерею - круглый отсек
пяти метров в диаметре, четырех в высоту. С трудом протискались между
стеблями лиан к лаборатории Зингера у противоположной стены. Там в
обрамлении вьющегося шиповника, усыпанного крупными плодами, поблескивали
дверцы шкафа, полного пеналов с реактивами, пробирками, необходимой