"Владимир Карпович Железников. Таня и Юстик (Повесть) " - читать интересную книгу автора

неожиданно поймал себя на том, что снова вернулся к воспоминаниям...


Только что я закрыл дверь за его отцом, и вернулся в комнату, и вновь
увидел его, лежащего на диване, и себя еще мальчишкой. Дядя спросил,
закрыл ли я двери на ключ, и я ответил, что закрыл. У дяди всегда был
ровный, мягкий голос, он успокаивал, внушал, подчинял. Этот медлительный,
добрый голос никогда не уходил от меня. И в тот критический момент
самообладание не изменило ему. Он произнес в своей обычной манере, что,
пока мальчик у нас, придется закрывать дверь. Потом он напомнил мне, что,
пряча Леню Телешова, мы нарушаем приказ немцев и за это нарушение - казнь.
Понимал ли я тогда истинный смысл событий, которые скрывались за
этими словами, или, как всякий подросток, надеялся на благополучный исход?
А дядя, разумеется, понимал.
Ну да, именно в этот момент и появился Лайнис. Дядя заметил его в
окне и окликнул. Я старался вспомнить, о чем они тогда говорили, но не
мог. Вспомнил только, что Лайнис предупредил, что из нашего окна виден
свет и из-за этого могут быть неприятности. Да, именно так и сказал
Лайнис, что могут быть неприятности, и они вскоре начались. А может быть,
Лайнис предупредил нас, а потом, также на всякий случай, предупредил и
немцев?
С такими дурацкими мыслями трудно заснуть, и я стал вспоминать, что
было после этого. А после этого пришли немецкие солдаты, которые чуть не
высадили входную дверь, пока мы с дядей переносили Пятраса в мою комнату.
Теперь она называется комнатой Юстика, который, счастливый парень, ничего
об этом не знает. Потом я услышал торопливый топот тяжелых сапог, крики
по-немецки - это дядя открыл солдатам дверь, - и тут же раздалась
автоматная очередь. Я выскочил в комнату, думая, что они убили дядю. Но
дядя был жив, а один из солдат оттаскивал его от дверей в соседнюю
комнату. "Беги к господину Грёлиху!" - крикнул дядя по-немецки. Имя
Грёлиха сделало свое дело. Солдат отпустил дядю, а я, не останавливаясь,
пробежал мимо. Когда я пробегал через прихожую, то увидел второго солдата,
спускающегося по чердачной лестнице. Именно он, прежде чем войти в
Эмилькину комнатку, дал очередь - боялся красноармейцев, которые,
раненные, скрывались по чердакам.
Дверь мне открыл сам Грёлих. Какой он был? Высокий, вероятно, с
большой лысой головой и тонкой длинной шеей. Ласковый и вежливый. Он
потрепал меня по щеке и спросил, что случилось. Я рассказал, в чем дело.
Грёлих, ничего не ответив, провел меня в дом. Там я увидел Хельмута. Он
был в трусах, волосы аккуратно уложены, и на них надета сеточка. Я
поздоровался. Но Хельмут не удостоил меня взглядом, и Грёлих спросил его,
узнал ли он меня. В ответ Хельмут небрежно произнес: "Добрый день,
святоша! Ну, как, ты доволен, что мы вас освободили?"
И лица немецких солдат я тоже помнил. В моей памяти они сохранились
так же живо, как лица дорогих мне людей. Тот, который помоложе, унтер - он
нас впоследствии арестовывал, - был похож на куклу. У него было восковое
лицо и голубые неживые глаза. А второй, обыкновенный толстый немец, был
просто мародером. После его ухода Марта недосчиталась шести столовых ложек
и двух серебряных рюмок.
Когда я вернулся от Грёлихов, то, кроме немцев и дяди, в комнате еще