"Николай Гаврилович Жданов. Петроградская повесть " - читать интересную книгу автора

мне.
Митрия слушают не дыша.
- А рука у него какая? - спрашивает кашевар.
- Рука-то? - Митрий щурит глаза, припоминая. - Ладонь широкая,
твёрдая. Надёжная рука.
Где-то в стороне раздаётся удар орудия. Воздух тяжело гудит, и на
крыше дворца что-то грузно ухает. Внезапно в окнах гаснет свет. Отчётливо
видно небо над крышами и мирно плывущие облака. Откуда-то слева, где у
решётки под деревьями таится тёмная солдатская цепь, нарастает шум,
подобный приближающемуся раскату грома. Он обрушивается на площадь, как
лавина. Винтовочные выстрелы и пулемётная дробь бессильно тонут в могучем
гуле подкованных железом солдатских сапог.
- Началось! - Малинин, обнажив стриженную, как у школьника, голову,
машет своей ушанкой. - За мной! - кричит он и бросается вперёд.


В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ

Мы стоим, таясь за нашей походной кухней и прижимаясь к стене.
Серафимов крепко обнял меня за плечи и держит, как будто я могу убежать.
Впереди нас у дворца ещё грохочут выстрелы, но они уже совсем не пугают
меня. Их заглушают громкие крики победителей. А мимо нас проносятся всё
новые и новые шеренги штурмующих. Серафимов прав: нечего и думать
вернуться назад, пока тут столько народу.
Пальба постепенно смолкает. Подождав ещё немного, я влезаю на
повозку. Отсюда видно, как красногвардейцы, размахивая винтовками,
толпятся у самого дворца. Внутри здания опять горит свет. К нам доносятся
победные, торжествующие голоса.
- А ну, парень, пойдём и мы, подивимся хоть самую малость, - не
стерпев, говорит кашевар.
- А как же лошади?
- Никуда они не денутся. Мы скоро.
Серафимов берёт меня за руку, и мы торопливо идём через площадь.
Во дворец уже врываются со всех сторон красногвардейцы, возбуждённые
победой, и мы тоже идём вслед за ними.
Нетерпеливое и жуткое чувство охватывает меня. Кажется, что сейчас
перед нами откроется множество невиданных и таинственных чудес. Но первое,
что бросается нам в глаза, - это настланные на полу грязные матрацы, груды
мятых шинелей, пустые бутылки, ржавые жестяные банки из-под консервов.
- Юнкера напакостили, - брезгливо говорит Серафимов.
Но, увлечённые общим потоком, мы переходим из одного зала в другой,
из другого в третий.
Двери везде высокие, в золочёных виньетках, потолки разукрашены.
Очень много зеркал.
У одного из них мы останавливаемся. Я вижу перед собой заросшего
рыжей щетиной солдата в шинели с грязным подолом, закапанным, должно быть,
щами, в стоптанных сапогах, в старой солдатской папахе с пятном от
выдранной кокарды. Его большие красные руки нелепо торчат из коротких
рукавов. Рядом с ним стоит худенький мальчик с веснушками на носу, в
сбитом набок башлыке. Он смотрит на меня немного удивлёнными, испуганными