"Анатолий Жаренов. Частный случай " - читать интересную книгу автора

Меня и в редакции ругают за любовь к аналогиям, иногда очень далеким. Зачем
я записываю веденеевскую сказку? Ее герой верил в чудо. Мне кажется, что
Маша тоже хотела верить в чудо, которое вдруг преобразит Рогова. Может, мне
только кажется это, не знаю. Но думается, что все мы в критические моменты
склонны переоценивать возникающие ситуации так, как хочется нам. Даже
безнадежные больные верят в выздоровление. И это хорошо, потому что такая
вера помогает жить и бороться. Маша какое-то время верила в Рогова, она
надеялась на его выздоровление, присматривалась к нему. А он? Он боялся. И
страх оказался сильнее любви. Как у Клименко...
Я вдруг пожалел о том, что наука до сих пор не разрешила загадку
телепатии. В последнее время об этом было много разговоров. Вольф Мессинг,
карточки Зенера, опыты, описаниями которых полнились страницы газет и
популярных журналов. Все это, правда, мало волновало меня. Я не относил себя
ни к убежденным противникам, ни к сторонникам существования явления, хотя с
интересом следил за развернувшейся дискуссией.
Веденеев в этих вопросах был полным профаном. Зато умел слушать. Когда
я выговорился, он откровенно зевнул.
- Брехня, фокусы, - только и сказал он.
- Почему?
- Да потому. Если бы мысли передавались, так нас давно бы нашли.
- А кто знает наши координаты? - возразил я.
- Запеленговать можно. А так... Брехня в общем.
"Может, и брехня", - подумал я, вспоминая о бывшем начальнике райгру,
которого кто в шутку, а кто и всерьез называл одно время "телепатом".
Начальник райгру был удивительно информированным человеком. Он всегда
знал, чем живут сотрудники управления, какие фильмы любят, какие проблемы
обсуждают. Однако больше всего его волновал вопрос, что и как думают о нем
самом. И если до него доходил слух, что какой-то имярек выразил недовольство
тем или иным действием начальника, то этому имяреку приходилось платиться за
свою неосмотрительность. Начальника очень заботили мелочи, и за ними он
забывал главное. Впоследствии, когда его снимали с работы, начальнику райгру
именно на это обстоятельство указали. У него были блеклые оловянные глаза.
Он всегда глядел мимо людей, и его, казалось, не задевали ничьи страсти,
ничьи муки. Разговаривая, он как бы давал понять собеседнику, что ему,
начальнику, известна истина в последней инстанции, основываясь на которой он
заявляет, что... Да не все ли равно что? Суть в том, что он сумел сыграть
свою роль в истории с телеграммой. И крайне неблаговидную.
Маркшейдер Бурков рассказал мне, что он говорил с Дементьевой после
того, как была послана телеграмма об открытии. Бурков предложил ей свою
помощь. Он возмущался, он кричал, что этого так оставлять нельзя, говорил,
что выступит на собрании, напишет в газету.
- Она не захотела этого, - сказал мне Бурков.
- Не надо, Бурков, - сказала она. - Ничего не надо. Коллектив, Бурков,
это великое дело.
И Бурков послушался. Мне он говорил, что сделал глупость, что не стоило
обращать внимания на ее просьбу, что он просто сплоховал. Я с ним согласен.
Да Бурков и не знал всего. "Коллектив - великое дело" - это не ее слова. Так
любил выражаться начальник. Бурков был новым человеком в райгру. Он не понял
намека. Не догадался, что у нее на эту тему уже состоялся разговор с
начальником.