"Лев Жаков. Другое притяжение" - читать интересную книгу автора

Я ударился плечом и скатился на кучу полиэтиленовых пакетов, из которых
тут же посыпался всякий хлам. Старик хлопнулся рядом, отчего пара пакетов
лопнула, обдав нас канцелярской мелочью: пластиковыми скрепками, обрывками
скоросшивателей да использованными шариковыми ручками.
- Че нас все время преследуют? - Я потер ушибленное место.
Бомж хмыкнул.
- Шо-шо... не любять свободных людев, ясно шо.
- Почему?
- Тот, кто твердо стоит на ногах, тяжел на подъем, - философски изрек
старик.
Покряхтывая, он начал спускаться на утоптанную поверхность мусорного
слоя. То тут, то там торчали из-под ног рваные стаканчики, размочаленные
книги, смятые коробки из-под сока. Бомж покрутил носком своей безразмерной
кедины.
- А мы зато вон как могем, - с гордостью произнес он почти без сипа, но
тут же согнулся в приступе жуткого кашля. Он хрипел и перхал, выдавливая из
себя мокроту, корчился и давился.
- Не понял, - сказал я, когда он, устав, замолчал, повалившись лицом в
какую-то кофту без рукава.
Он махнул рукой, не поднимая головы, и затих. Я сполз к нему, сел
рядом. Кругом стояла первозданная тишина, нарушаемая лишь приглушенными
шорохами - то падал в кучи, сползая по склонам к подножию, мусор, который
перекидывали из бачков работяги в синей униформе. И эти шорохи столь
органично вписывались в окружающий ландшафт, что казались свойством самой
тишины.
- Я ниче не понял, - сказал я. - За что менты хотели меня схватить? Че
я не так сделал? Почему здесь все летают? Что за чушь?
Старик повернул голову, глянул на меня одним глазом, просипел, и мятая
бумажка возле его рта колыхнулась:
- Видать, здорово ты приложился башкой к столбу, малой. Али все ж таки
с Луны свалился? Тяготеют. А мы нет. Ни к какому делу не тянемся. Вот и
болтаемся тута, на свалке, по будмайданчикам шаримся да помойкам. Этих чув,
мусорщиков? Пашут тута больше пяти лет. Вот шо значить заниматься делом!
Хоть кол на голове теши - а они все о мусоре. Кругом шо хошь может робытыся,
они и не услышать.
Он тяжело перевернулся на спину и, заложив грязные руки за голову,
уставился в небо.
- У меня батя алкоголик был, пьяница запойный, - хрипло произнес он. -
Так я сыздетства ни к какому делу не интересен. Из школы выгнали, дворником
работал... мусорщиком вот иногда... нигде себя не нашел.
Замолк и долго ничего не говорил. Устав ждать, я сказал:
- А я актером был. Еще в институте, когда в Таллине учился, сломался на
одной роли. Все мог играть, а любовь к больному брату не далась. Так и не
раскрылся. Потом по театрам в Питере мыкался - везде давали роли второго
плана, нигде не получилось развернуться. А я молодой. Красивый. Девушек
люблю. Денег нет. Славы нет. Какого хрена? Пошел на завод сначала. Хорошо
зарабатывал. Потом туда, сюда... деньги есть, а радости никакой. Работы,
работы... все уже не помню. Сейчас вот устроился - мебель делаю. Зарабатываю
прилично, музыкальный центр купил, диван новый, телевизор большой...
Бомж приподнялся на локте, подмигнул: