"Луи Жаколио. Факиры-очарователи" - читать интересную книгу автора

двумя камнями, так как муравейники эти складываются очень плотно, и комья
этой земли очень крепки.
Хорошо, что он сказал об этом заранее, т. к. в пышных апартаментах
раджи неудобно было бы разбивать земляные комья.
Через четверть часа Амуду принес все требуемое, и я велел ему оставить
нас вдвоем.
Хотя я и не боялся, что факир соблазнит моего слугу на какую-нибудь
проделку, но мне хотелось быть уверенным, что я не пропустил ни одной
предосторожности.
Я передал факиру горшок, наполненный беловатой землей. Белые муравьи
выпускают из себя на каждую крупинку земли жидкость и склеивают крупинки
между собою так крепко, что жилища их делаются совершенно непроницаемыми.
Тихо бормоча ментрамы, слов которых я не мог разобрать, Кавиндасами
полил обильно землю водою и начал ее перемешивать. Когда он нашел, что земля
достаточно подготовлена, то обратился ко мне с просьбою дать ему
какое-нибудь семечко и кусок белой материи.
Случайно мне попалось между семенами, принесенными Амаду, зернышко, я
спросил, могу ли я сделать на нем отметку, и на его молчаливый кивок сделал
царапину на кожуре зерна и передал его факиру вместе с несколькими метрами
кисеи от москитов.
- Скоро я засну сном духов, - сказал мне Кавиндасами.
- Обещай мне, что ты не дотронешься ни до меня, ни до этого горшка.
Это звучало очень торжественно, но пришлось пообещать.
Сильно смоченная водою земля превратилась в довольно жидкую грязь, куда
очарователь и посадил зернышко, затем воткнул в горшок свой посох и все это
прикрыл куском кисеи, так что концы материи совершенно закрыли горшок. Затем
он сел на пол возле в своей обычной позе, простер над импровизированным
сооружением руки и впал мало-помалу в полное состояние каталепсии.
Я пообещал не трогать его и не знал, серьезно он это сказал или шутя,
но, когда прошло полчаса, а он сидел все так же неподвижно, я убедился, что
это не шутка. Самый сильный человек не в состоянии просидеть десяти минут,
вытянув перед собою горизонтально руки.
Миновал час, но ни один мускул не дрогнул на лице факира.
Почти голый, с блестящим загорелым телом, с открытыми, устремленными в
одну точку глазами, факир походил на бронзовую статую в мистической позе.
Сначала я поместился против него, чтобы ничего не пропустить, но скоро
уже не мог выносить его, хотя и полуугасшего взгляда, испускавшего целые
потоки магнетических струй.
Сила этого человека была так велика, что в известный момент мне
показалось, что все заплясало вокруг меня, мебель, хрусталь, вазы с цветами,
казалось, что мозаичный пол террасы колеблется точно волна, вздымаемая
ветром, казалось, что и факир готов принять участие во всеобщей пляске.
Желая стряхнуть с себя эту галлюцинацию чувств, следствие слишком
напряженного взгляда в глаза факира, я встал и, не теряя из виду последнего,
все такого же неподвижного, попеременно смотрел то на него, то на Ганг,
чтобы дать отдых глазам.
Я ждал два часа, - солнце быстро приближалось к горизонту, когда легкий
вздох заставил меня встрепенуться, факир понемногу приходил в себя.
Если только этот иллюминат из пагод не был в продолжение двух часов в
состоянии каталепсии, то значит, он слишком большой артист, который