"Владимир Жаботинский. Самсон Назорей" - читать интересную книгу автора

девушка ответила также деловито:
- Есть, только надо пройти весь город; ее дом у северных ворот. Любой
встречный тебе укажет.
Младшая опять забормотала сквозь надутые губы:
- Незачем спрашивать у встречных; он услышит гомон еще с полдороги.
Путник попрощался и, уходя, скосил глаза на раздражительную девочку.
Она ему не понравилась. Она была мало похожа на старшую.
Вряд ли это были сестры; впрочем, в черных кудрях младшей под косым
солнцем тоже рдели красные отливы. Очень она ему не понравилась, и, шагая и
ругая ленивого осла, он прошептал длинное и сложное заклинание против
дурного глаза.
Пока он дошел до Тимнаты и пока надел сандалии, без которых считал
неудобным вступить на землю просвещенного поселения, солнце уже село, и
улицы были пусты. Эта сторона города произвела на него впечатление богатого
квартала: часто попадались каменные дома, и по запахам, которые доносились
вместе с гарью из-за низеньких заборов, ограждавших навесы над печами, он
точно определил, что почти всюду жарится козье мясо.
В некоторых домах были резные двери; кое-где слышалось пение и звон
струнного инструмента.
Раб из туземцев, тащивший на голове корзину с сушеным навозом для
растопки, указал ему путь к дому блудницы. Еще задолго до харчевни характер
зданий изменился: тут жила беднота в лачугах из обожженной на солнце глины
или просто в серых земляных коробках; жители сидели на корточках перед
входами и ели пальцами какую-то крупу. Уже стемнело; изредка жалкие
светильники выделяли грубые и резкие черты: филистимлян среди них не было,
вся эта городская голь, наемники, ремесленники и нищие, составилась из
обломков туземных племен.
Имена их он знал, бывал не раз в городах и селах иевуситов, гиргасеев,
хиввейцев, умел их отличать друг от друга с первого взгляда, а косолобого
хиттита и тонкогубого аморрея 1 узнавал по гордой осанке даже издали. Но
здесь это была просто низкая помесь, худосочные выжимки двадцати племен,
раздавленные до обезличения меж двух жерновов, двух народов завоевателей.
Постоялый двор помещался у самых ворот.
Действительно, еще издали можно было услышать оттуда гомон чересчур
громких голосов; у ограды столпились все бездомные собаки предместья, все
одинаковые, без признаков породы, как их соседи - люди, и, не толкаясь и не
огрызаясь друг на друга, ждали часа, когда служанка выбросит им объедки.
За оградой был просторный двор, освещенный двумя смоляными кувшинами;
на дворе был поставлен длинный стол, вышиною по колено взрослому мужчине, и
там шла попойка: человек двадцать сидело и лежало вокруг, одни на плетенках,
другие прямо на земле. Низкий и широкий земляной дом находился в глубине
двора; у порога его стояла хозяйка и звонко, на весь двор командовала своим
штатом.
Видно было, что гостиница хорошо поставлена: мужская прислуга состояла
из двух плечистых негров, которые, подавая блюдо, весело скалили зубы
(ханаанская раса и тогда не умела прислуживать за столом приветливо и
ласково), а горничные - две белые и одна мулатка - были девушки приятной
дородности и легко одетые. Кухня была в дальнем конце двора, под навесом, с
невысокой загородкой с подветренной стороны: четыре глиняные печи в форме
полушарий, разрезом вниз, посылали дым прямо в звездное небо, и еще что-то