"Никос Зервас. Кадеты Точка Ру" - читать интересную книгу автора

Сергеевичу, то...
- Ты, шпана поганая! Что ты там силишься выпукнуть, а? Скажи спасибо,
что я маленьких не бью!
- ...то я вас нейтрализую, - невозмутимо докончил белобрысый наглец и,
с достоинством отвернувшись от Вайскопфа, не спеша пошел вниз по лестнице.
Перед самым рассветом начались роды. Грудь сдавило тяготой невыносимой
творческой муки, под скорлупою черепа в пламенном желтке сознания кащеевой
иглой уже посверкивала, заостряясь, тончайшая убийственная мысль. Вайскопф
был пьян от ярости и злобного вдохновения. Он навалился на клавиатуру
грудью, кромсая и доканчивая гениальный стих, такой живой, такой подлинный,
дышащий поистине пушкинской прелестью. Ах, молодец, какой же я молодец! -
бормотал фальсификатор, перечитывая и замирая. - Это же рука гения, вылитый
Пушкин! Ай да Вайскопф, ай да сукин сын..."
Странный зуд внизу живота приятно беспокоил Вайскопфа, и чем больше он
писал, тем больше зудело, будто длинными пальцами щекотало сердце сквозь
стенку желудка. Вайскопф подождал, пока зуд поднимется к сердцу и охватит
его вполне. Вот теперь! Сейчас! Руки рванулись к перу:
Глаза твои, как омуты, бездонны, Душа моя как ледяной ларец, Ты едешь
во дворец, моя мадонна, Чистейшей прелести чистейший образец.
Величайшая подделка русской литературы, новосотворенная мистификация
Вайскопфа рождалась ножками вперед, то есть сначала сочинились последние
строфы, и только потом из черной дыры небытия показалась верхняя часть
изумительного стиха. Здесь было все: меж строк шевелилась подземная
ревность, на концах раздувшихся гласных колючими искорками поблескивали
крючья сладострастья. Поэт писал с убийственной горечью о себе самом,
маленьком уродливом человечке, совершенно запутавшемся в долгах и безумствах
собственного африканского сердца, а еще он писал о красавице Натали, которую
с молчаливого согласия мужа пристроили в царский дворец на позорную роль
фаворитки. Эти безумные, страшно откровенные злые стихи слагала оскорбленная
придворная обезьянка, затравленный кредиторами зверек, готовый отдать в
залог самое дорогое - жену-красавицу, богиню, солнце своей вселенной. И
читая, казалось сущей правдой, что Пушкин по доброй воле заключил секретную
сделку с царем, обещавшим невероятные суммы в обмен на продажную ласку
Натальи Николаевны. И поглядите, как логично придумал Вайскопф: ведь после
смерти Пушкина Николай I из собственных средств оплатил все долги убитого
поэта. "Видать, таков был договор двух умнейших людей Империи!" - хохотал
поэт-фальсификатор, он ползал по столу в расстегнутой рубахе и мохнатой
грудью придавливал увиливающие стихи к бумаге, толстым, волосатым, почти
эльфийским ухом прикладываясь к странице, слушая пение подземных струй в
ожидании их шумного исхода. Тихонько хохотал: "Конечно, государь оплатил
долги поэта. Государь был хоть и большой охотник до чужих женушек, но
все-таки сущий рыцарь, настоящий джентльмен".
"Невообразимо, - холодея от восторга, осознавал фальсификатор, - я
научился писать, как Пушкин!" Он даже пометил в углу страницы, как бы
примеряясь: Леонид Пушкин-Вайскопф. Ну все, ну вот моя хиросима созрела.
Теперь уже в ближайшее время она разорвется в головах людей.
Вайскопф предчувствовал, как это будет. Сначала детонация в научном
сообществе пушкиноведов: найден новый ранее неизвестный автограф поэта!
Непристойный, но страшно талантливый перл, созданный не для печати, а в
минуту горького уныния. А после знакомства с этим стихотворением