"Алексей Зензинов, Владимир Забалуев. Направо, налево и сзади" - читать интересную книгу автора

того, что в городе тоже может пойти дождь, и мама промокнет. ("Ведь она
всегда быстро заболевает!"), а значит, не сумеет забрать его из лагеря, а
тут еще дежурные на воротах могут все перепутать и не сообщат в отряд,
когда она приедет. Ребята (поначалу ему сочувствовавшие) в глаза называют
его плаксой-ваксой, а он им отвечает: "Да-а, вот если бы вы в первый
раз..." Когда вечером все-таки позвонили в город, мальчик рвал трубку из
рук начальницы и лихорадочно гадал: "Если мужской голос, значит, дедушка.
Если женский, то бабушка". На третий день с утра убежал к медикам и
повторял без конца: "Я сойду с ума до воскресенья! У меня сердечко не
выдержит и разорвется!" Странно, что в остальном он рассуждает логично и
складно, как по- писанному. Совсем же доконало вожатого то, что
мальчик-шизофреник оказался впридачу ко всему еще и мальчиком-лунатиком.
Когда вожатый сидел-посиживал с сестрой-медсестричкой, в медпункт
прибежали здоровые мальчики и наперебой затараторили, что мальчик лунатик
ходит с закрытыми глазами промеж кроватей-постелей, а они боятся его
разбудить, потому что лагерный дядя-электрик объяснил им, что мол
нельзя-де будить человека-лунатика, когда он идет по краю крыши, иначе
человек-лунатик упадет и разобьется.
Но сегодня, как и в предыдущие дни, вожатый отмахнется от своих прямых
обязанностей, от дневника педагогических наблюдений, от составления
методической разработки для предстоящего дружинного праздника, от досужих
разговоров с коллегами-вожатыми. Вожатый пойдет на свидание с
медсестроймедсестричкой, хотя его ночь - его праздник! - уже подло
отравлена видением раздетого ребенка в соплях и мурашках с его детским
страхом перед взрослым и детской же беспощадностью к взрослому. Мальчик
(вот черти накачали!) мог заметить смятую кровать, развал на столе,
немытый пол, разбросанные по комнате вещи. Надо бы у кого-нибудь узнать,
интересуются ли мальчики лунатики, а, кстати сказать, и
мальчики-шизофреники, деталями вожатского быта.
Опасно перегруженный мыслями, вожатый накинет на себя балоньевую
куртяшку, щелкнет выключателем и, звякнув застекленной дверью, спустится
через веранду на мокрую траву-мураву и скользкие стежки-дорожки. Сквозь
сосны еще издалека будет видна освещенная дверь медпункта, и лихорадочное
ожидание встречи, более схожее с ожидание ожидания, заглушит бесплодное
чувство неловкости и вины.
Хорошенькая медсестричка позволит усадить себя на колени, обнять,
расстегнуть кофточку. Невидимая баржа будет двигаться в непроницаемой
дождливой пелене. Слепые пальцы будут прокладывать путь к твердым соскам.
Тело снова вздрогнет от вкрадчивого прикосновения. все произойдет, как
и прежде, без слов и междометий, без монологов и диалогов, и у медсестры
будет время обдумать-обмыслить-обмозговать, когда и в какой момент она
поднимется и скажет: хороший-ты-парень-жаль
-мы-так-поздно-встретились-и-у-меня-уже-есть-парень-больше-не-надовстречат
ся-сегодня-в-последний-раз.
Угораздило же ее за три недели до свадьбы спутаться с этим
закомплексованным, который любовью занимается словно из-под палки и
молчит, зараза, молчит, молчит, молчит!.. Нет, сначала он говорил много,
много говорил, сыпал как из рога изобилия, но лишь в первую ночь, в этой
же беседке, только за синей излучиной реки видны были гирлянды дальних
городских огней. Сегодняшняя мгла делает ту иллюминацию вдвойне