"Н.А.Зенькович. ХХ век. Высший генералитет в годы потрясений" - читать интересную книгу автора

исполкомом Петроградского Совета постановления о недопустимости огульного
подхода ко всему офицерскому корпусу демократической России. И то успех:
теперь не каждого причисляли к "золотопогонникам". Многим постановление
спасло жизнь, увело от расправ и унижений.
Но главное предложение Корнилова не прошло. Петроградский Совет в
категорической форме отказал в отправке на фронт частей столичного
гарнизона. Не получил командующий согласия Совета и на разоружение наиболее
деморализованных и разнузданных батальонов, забывших, что такое дисциплина.
Таврический дворец упорно стоял на своем: войска, принимавшие участие в
революционном движении, разоружению и выводу из города не подлежат.
Корнилов тяжело переживал случившееся. Подумывал даже об отставке, хотя
и понимал, что постановление Петросовета направлено не против него лично.
Боевой генерал оказался между двумя дворцами, соперничающими за власть. В
Зимнем заседало Временное правительство князя Львова, в Таврическом -
Петроградский Совет. Обе стороны зорко следили за тем, чтобы ни у кого не
было перевеса.
Корнилов как человек военный подчинялся правительству. Но оно не
обладало полнотой власти. Совет набирал все большее влияние и, в основном,
за счет лозунга прекращения войны. Части, расквартированные в Петрограде,
идти на фронт не хотели и потому были на стороне Совета, который удерживал
их в городе.
Наблюдая за перетягиванием каната, Корнилов решил занять нейтральную
позицию. Пусть политики рвут чубы друг другу, сколько влезет! Его дело -
обучение войск, поддержание в частях хоть какого порядка. Оказалось, что в
условиях двоевластия это довольно трудная задача. Стоило иному командиру
воззвать к забытому полковому самолюбию, напомнить о великом прошлом, как
почти всегда находился бесшабашный голос:
- Товарищи, это что же, генерал-то нас к старому режиму гнет? Под
офицерскую, значит, палку!..
Получая подобные сообщения из войск чуть ли не ежедневно, Корнилов
скрещивал кисти своих маленьких коричневых рук с такой силой, что белели
костяшки пальцев. Он молчал, подолгу думая о чем-то своем, потаенном.
В двадцатых числах марта в его кабинете в здании Главного штаба
неожиданно появился Крымов. Командира Уссурийской дивизии вызвали с
Румынского фронта в военное министерство, и он, выкроив свободную минутку,
решил повидаться с давним другом.
Генерал Крымов имел запоминающуюся внешность. Огромного роста, тучный.
Походка кавалерийская - враскачку. Голос громоподобный, речь - сочная,
народная. Солдатам был люб тем, что ел с ними из одного котла, ночевал на
земле, завернувшись в бурку.
Корнилов начинал с ним военную службу в Туркестане. Крымов помнился
жизнерадостным, веселым. А тут словно подменили бравого служаку - мрачный,
угрюмый. Возмущался тем, что увидел на петроградских улицах: митингующих
солдат, курчавых комиссарчиков на заплеванных, усыпанных семечковой шелухой
тротуарах, на которых валялись сброшенные с правительственных учреждений
державные двуглавые орлы. По-солдатски грубо отзывался о членах Временного
правительства.
Лавр Георгиевич слушал, не перебивая, срабатывали чутье разведчика и
навыки, приобретенные при выполнении секретных миссий в Китае и на юге
России. А старый сослуживец все откровенничал, не скрывая своего негативного