"Игорь Зенин. Синклит Новосибирска, или Забытые боги" - читать интересную книгу автора

Восьмидесятые годы развитого социализма. Все по блату (блат - в
переводе с немецкого - "бумажка", "справка", это порождение не воров, а
нашей Великой революции). И я с одноклассником, по блату, попал в секцию
карате, что тогда было самым последним писком моды. Первую встречу с Сенсеем
я не помню. Отложилось только одно - глаза, темно-синие и пронзительные,
смотрящие сквозь тебя. Практически холодные. Больше никаких эмоций. Андрей
Георгиевич знал, какие знания и кому можно давать, а кому нельзя. После
прошедших лет я понял, что он был настоящим олицетворением Восточного Гуру.
С него можно было снимать скульптуру, художественные фильмы. Образ сам
воплощал себя, образ был своим воплощением. Это не голые слова. Сергей
Филипенко, профессиональный художник, первый это заметил.
- Ты посмотри, у него идеальная фигура, плечи как у Столоне (правда, о
Столоне мы тогда еще не знали, но сравнение точное), с него можно рисовать
картины. А глаза какие! Большие, выразительные и проницательные.
Тренировки проходили по непредсказуемому закону, открывая всегда что-то
новое. Сенсей мог нас собрать всех около себя, усадить в позу За-за (сидя на
татами, ноги под себя, руки сжаты в кулаки и лежат на коленях) и два часа
спрашивать нас о смысле жизни, о тех свойствах, которые получаем мы, владея
этими знаниями.
- Я хочу, что бы Вы уяснили одну мысль - у Вас в руках теперь до конца
жизни есть "пистолет", который никто и никогда у Вас не сможет отобрать,
пока Вы живы. Помните об этом всегда, но всегда забывайте его применить.
Одно ваше движение, неосознанное в непредвиденной экстренной ситуации, может
привести к смерти человека, и неважно, заслуживает этого тот человек, или
нет.
Часто он нам давал специальные виды дыхания, о которых я не могу ничего
сказать дополнительно. Почему - несколько позже.
Однажды Сенсей приказал выучить стихотворение японских авторов. Я
просидел целый день в библиотеке, и в итоге нашел красивое песне образное
стихотворение о чем-то, типа "яблони в цвету, какое чудо". Кроме этого меня
привлекли японские танки, стихи-трехстишия, сжатые в кулак одной
мыслью-медитацией.
На тренировке Сенсей вызвал меня к себе, и я, видя, как другие в
качестве наказания отжимаются по двадцать, тридцать-сорок раз, шел,
уверенный в своем успехе. Когда я читал поэтический трактат о цвете яблонь,
Сенсей внимательно слушал, застыв и смотря в одну точку. Его слова меня
вогнали в дрожь:
- Плохие стихи. Двадцать раз отжаться.
- Сенсей, а можно еще одно?
- Рассказывай.
Я рассказал два танка. Они ему понравились и отжиматься мне не
пришлось. За прошедшие годы мне приходилось со многими говорить о карате, о
спорте карате, о методике и тактике тренировок. Но никто и никогда не учил
японские стихи. Хотя, вообще-то не понятно, почему именно японские. Теперь,
через прошедшие годы я могу сказать, что мне не понятно, чему нас учил
Сенсей. Слава Богу, что этого не поняли и другие. Однажды, во время
очередного философского занятия Сенсей сказал примерно следующее, дословно я
не помню: