"Гражданин тьмы" - читать интересную книгу автора (Афанасьев Анатолий Владимирович)

2. ДОМА С ЖЕНОЙ

Пробудился — будто вынырнул из проруби, из вязкой, тинной, кромешной тьмы. С удивлением обнаружил, что лежу раздетый в родной спальне, в родной постели, при свете старенького торшера с левого боку. Голова ясная — и нигде ничего не болит. Отчетливо вспомнил приключение с девицей Сашенькой — вплоть до последнего нюхка из блестящей трубочки, а дальше провал. Как вернулся, как очутился в постели — никакого представления. Шумнул Машу, и она тут же прибежала. Вплыла моя лебедушка-хлопотунья, опустилась на кровать. Схватила за руку. Глазищи отчаянные, шальные.

— Ох, напугал… ну разве так можно, Толечка!

— А что случилось-то?

— Как что случилось? Тебя три дня не было. Мы все чуть с ума не сошли.

— Кто все?

— Как кто? Виталик, Оленька… Все наши знакомые. Половину Москвы на ноги подняли… Толя!

Уткнулась носом в мою грудь, завсхлипывала. Розыгрышем тут и не пахло. Три дня! Где же я был? И как вернулся? Оказалось, сегодня утром, а был уже четверг, я преспокойно открыл дверь своим ключом, прошел в спальню, разделся, повалился в постель и заснул. Сейчас уже вечер — десятый час. Днем Маша вызывала врача, опытного специалиста из коммерческого медицинского центра "Здоч ровье для вас", и тот не нашел никаких повреждений и отклонений. Правда, разбудить не смог. Никто не смог меня разбудить, пока я сам не проснулся.

— Маша, а зачем вызывала врача?

— Как же иначе? Ты когда раздевался, я с тобой разговаривала, ну, как со стенкой. У тебя такой был взгляд, как у лунатика. Толя, что произошло? Можешь, наконец объяснить?

Я не мог. И никто на моем месте не смог бы. Зато я почувствовал, что ужасно голоден.

— Толя, пожалуйста… Если это связано с женщиной… или с водкой… Мы не дети, я постараюсь понять…

Но это не было связано ни с женщиной, ни с водкой.

— Покормишь, Маша?

— Горе ты мое… за что это наказание… — сглотнула слезы, поспешила на кухню.

Вскоре и я туда вышел в одних трусах.

Был не то что напуган, скорее подавлен. Чудовищный пробел во времени. Три дня! И ведь где-то я их провел. Что-то делал. Или спал беспробудно, надышавшись из тюбика. Но вот пришел-то своими ногами, жена врать не будет. Ладно, сперва пожрать, потом думать. По пути на кухню проверил пиджак на стуле: портмоне на месте, в нем пара удостоверений, необходимых в условиях рыночной экономики, а также все целиком сорок рублей с копейками. Не ограбили, и то хорошо.

Маша поставила на стол сковородку с жареной картошкой и котлетами, а я поскорее потянулся к графинчику.

— И мне, — попросила она.

Лицо усталое, отеки под глазами, резко очерчены виски и скулы. Видно, действительно переутомилась за эти три дня. Хотя… В былые годы всякое бывало в нашей жизни, увы, это не первая моя несанкционированная отлучка.

Выпили водки, и я набросился на картошку и котлеты и на черную свежую краюху — ах какой запах, какой изумительный вкус у еды, когда по-настоящему голоден! Маша вяло поклевывала квашеную капустку из алюминиевой мисочки. Следила за мной с вековой печалью в глазах. Конечно, не верила в мое беспамятство.

— Что это? — спросила вдруг с испугом, подобралась ближе, пальцем дотронулась до моего бока, чуть пониже ребер.

Я взглянул — и натурально побледнел. Алый ровный шрамик с пятью припухшими стежками наисвежайшего происхождения. Примерно на том месте, где режут аппендицит. То есть где бывает след после того, как вырежут воспаленный отросток. В тот же миг я ощутил в боку жжение и легкое покалывание. Пробрало меня, ох как пробрало! Даже аппетит пропал.

— Что это? — повторила Маша, округлив глаза — У тебя же не было.

— А теперь есть. — Я помял шрамик, потер, погладил. Совсем как в фильме ужасов — и черные узелки ниток торчат. Шрам аккуратный, но похоже, зашивали наспех.

— Толя! — вскричала жена.

— Что Толя? Я пятьдесят лет Толя, — набухал себе вторую порцию водяры, осушил, не закусывая. Потом закурил. Не хотел пугать Машу. — Подумаешь, шрам. Вот у Петракова — помнишь Петракова? — был похлеще случай. У него мания величия, помнишь? Родителеву квартиру продал и купил джип «Чероки». За сорок тысяч баксов. И на другой день машину угнали. Только и доехал из магазина до дома. Вот настоящее человеческое горе, а тут какой-то шрам. Да я…

— Толя, что с тобой?! — Требовательный взгляд, призывающий опомниться, прийти в себя. Полный сочувствия и скорби. Маша была не только женой, она была моим другом уже около тридцати лет, проверенным во всех отношениях.

Я рассказал ей подробно все, что помнил, начиная с того момента, как вышел из дома, как потолковал с водилами о том о сем, как пошел в магазин за хлебушком, как подбежала красотка Сашенька, как мы курили на скамейке в кустах и я отвечал на смешные вопросы, и об обещанных пяти тысячах долларов, и о том, как понюхал газовую трубочку… Старался не упустить ни малейшей детали, ни единого нюанса: ведь именно в каких-то мелочах могла таиться зацепка, разгадка случившегося. Голова кружилась от водки и темного страха, который я скрывал, но Маша догадывалась о моем состоянии, она сама была не в лучшем.

— Фирма "Реабилитация"? — спросила она. — Что же это такое?

— Не знаю.

— Ничего не понятно.

— Мне тоже… Давай еще по глоточку?

— Нет, надо ехать.

— Куда?

— Как куда? В медицинский центр. Сейчас позвоню Самуилу Яковлевичу. Это тот врач, которого я вызывала. Очень опытный. Он мне понравился. Там, конечно, обдерут, но ничего не поделаешь.

Она права, ничего не поделаешь. Ехать надо, но не сейчас же, не на ночь глядя.

— Машенька, успокойся. Поспим, отдохнем, а завтра с утра…

— Центр работает круглосуточно… Толя, мы должны узнать. А вдруг…

— Что — вдруг?

Перевела испуганные глаза на шрам, и я в десятый раз его потрогал, помял. Жжения уже не было, и боли не было. Но нитки торчали, портили настроение.

— Вдруг туда что-то зашили?

— Кто зашил? Что?

— Но кто-то же это сделал? Зачем?

Поехали утром. Предварительно Маша созвонилась со своим Самуилом Яковлевичем. Центр "Здоровье для вас" располагался в Новых Черемушках, в продолговатом сером здании. Внутри оно выглядело богаче, чем снаружи: ковры в коридорах, хрустальные люстры, стильные интерьеры — все почти как в театре, из чего я, естественно, сделал вывод, что надо было ехать не сюда, а в нашу уютную районную поликлинику. Маша, как часто у нас бывало, легко отгадала мои мысли.

— Толечка, об этом не думай. Мне вчера заплатили Каримовы. Здесь хорошие врачи, самая лучшая аппаратура.

Самуил Яковлевич, похожий одновременно на Айболита из старого фильма Быкова и на великого авантюриста Бориса Абрамовича, произвел на меня приятное впечатление. Услышав, что я пришел выяснить, что это за шрам на мне, потому что не знаю, откуда он взялся, он ничуть не удивился, глубокомысленно кивнул.

— Что ж, бывает, — и, подумав, добавил:

— Прежде редко бывало, а теперь сплошь и рядом. Расскажите поподробнее.

Я рассказал. Почему бы и нет. Не подробно, конечно, а так, основную канву. Не был, не помню, не знаю. Фирма «Реабилитация». Пять тысяч зеленых. Газ из баллончика. Доктор опять не выказал никакого удивления, зато краснощекая медсестра, расположившаяся за приставным столом, хихикала и охала, будто ее щекотали. Самуил Яковлевич сделал ей замечание:

— Нина, прекрати! Нельзя быть такой впечатлительной! — и мне задал лишь один уточняющий вопрос:

— На печень раньше не жаловались?

— Только с похмелья.

— Так, может быть?..

— Нет. Ни грамма, доктор.

Самуил Яковлевич самолично отвел меня на рентген, потом к хирургу. Маша нас сопровождала, вела себя сдержанно и печально. У хирурга мне пришлось довольно туго. Энергичный мужичок лет сорока ловко повыдергал черные нитки, смазал половину бока йодом, при этом намял животину так, что боль из паха переместилась в затылок. Меня ни о чем не спрашивал, лишь уважительно заметил:

— Лазером поработали. Молодцы.

Вместе с Самуилом Яковлевичем они долго разглядывали снимки под разным освещением, многозначительно переглядывались, обменивались туманными междометиями и наконец вынесли приговор.

Хирург сказал:

— Абсолютная пустышка. Но можно вскрыть. Самуил Яковлевич возразил:

— Понаблюдаем денек-другой. А там как бог даст. Вернулись к нему в кабинет, Маша осталась в коридоре. Что мне понравилось в этой больнице, так это полное отсутствие публики. В длинных коридорах — как в пустыне. Только один раз пробежали двое санитаров с носилками, да из стоматологического отделения, где на стене у входа висел рекламный плакат с изображением ослепительно улыбающегося негра с зазывной надписью: "ХОЧЕШЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ?" время от времени доносились душераздирающие крики.

Доктор смотрел на меня задумчиво.

— Случай не совсем ординарный.

— Да уж, — согласился я.

— Все-таки мне кажется, вы чего-то недоговариваете. Давайте начистоту. Обещаю, дальше этих стен никакая информация не уйдет.

Медсестра Нина притворилась глухонемой: зажала уши ладонями и закрыла глаза.

— К сожалению, мне нечего сказать.

— Хорошо, поставим вопрос иначе. Какой помощи вы ожидаете от нас? Вы не больны, насколько можно судить. Все внутренние органы на месте.

— Вы уверены в этом?

— В принципе ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь идет о мужчинах вашего возраста. Можно сделать более тщательное обследование, положить в стационар. У нас прекрасные условия, ведущие специалисты… Но, разумеется, цены…

— Самуил Яковлевич, вы когда-нибудь сталкивались с чем-нибудь подобным?

— Сколько угодно, голубчик… Что вы, собственно, имеете в виду?

— Ну как же… Три дня провал. Потом этот шрам. Меня оперировали или нет?

— На это нельзя ответить однозначно. Думаю, мы имеем дело с некоей фантомной реальностью. Но это уже не мой профиль. Возможно, вам следует обратиться в соответствующие органы.

Мне пришла в голову мысль, что кто-то из нас сильно лукавит. Судя по открытому, доброжелательному взгляду Самуила Яковлевича, он подумал то же самое.

— У нас в доме есть один, — неожиданно вмешалась медсестра Нина. — Кличка Циклоп. Наркоман, пьяница — жуть. В аварию попал, ему ногу отчекрыжили. И все под кайфом. Ничего не помнил. Извините, Самуил Яковлевич.

— Ниночка! — строго заметил доктор, — Тебе лучше не встревать с разными глупостями.

По некоторым штришкам я понял, что отношения у Айболита и его белокурой помощницы более чем доверительные. Пора было отчаливать.

— Сколько с меня за консультацию? — спросил я бесцеремонно, но доктор ничуть не смутился, хотя как бы немного загрустил.

— Да что же, голубчик, лечения как такового не было… Обычно мы берем дороже… С вас, пожалуй, достаточно триста долларов.

Лучше бы ударил по башке колуном. Но внешне я не дрогнул, сказал:

— Хорошо, сейчас…

Вышел в коридор к Маше и назвал сумму. Моя любовь встретила разорительное известие геройски. Слегка побледнела, покопалась в сумочке и достала несколько зеленых бумажек.

— Не расстраивайся, Толечка. Каримов за своего оболтуса заплатил сразу за три месяца.

— Выходит, ты знала, какие тут цены?

Она невинно моргала глазами, и в них проступили две прозрачные слезинки.

Обедали дома, уже в третьем часу. Маша торопилась, ей надо было бежать в школу, но она боялась оставить меня одного.

— Не волнуйся… Я полежу, отдохну, поразмышляю.

— Толя, мне страшно.

— Не вижу повода.

— Постараюсь пораньше вернуться…

Как только ушла, я позвонил Витюше Званцеву. Больше и звонить было некому. Из всех прежних друзей он остался единственный. Зато надежный, безобманный. Такой же вольный стрелок, как и я, но преуспевающий. В рынок он не вписался, крысиную породу новых хозяев жизни на дух не переносил, но это ничего не значило. Витюша смог бы обеспечить себе сносное существование при любом режиме. Даже сейчас, когда он, как и я, приблизился к последнему возрастному перелому, сила жизни била в нем через край. Он был из тех русских мужиков, которых мало убить, их еще надо повалить. Занимался последние годы тем же самым, что и я, то есть груши околачивал, но с большим успехом. Перед его интеллектуальным напором мало кто мог устоять, не говоря уж о женщинах. Витюша их в определенном смысле фетишизировал, уподобляясь одному из своих любимых писателей Гиде Мопассану. С годами это свойство его неукротимой натуры приобрело маниакальный оттенок, поэтому, чтобы избежать недоразумений, я старался не оставлять с ним Машу наедине дольше чем на десять минут. Забавно, что при таких-то наклонностях Витюша ни разу не женился.

О моей трехдневной отлучке он, разумеется, уже знал, но без подробностей и горел желанием услышать их от меня.

— Сейчас приеду. Выпить есть у тебя?

— Выпить есть, но сперва сделай одну вещь.

— Зайти в аптеку? Да у меня всегда с собой.

— Узнай, пожалуйста, что это за фирма "Реабилитация для всех", чем занимается, кто хозяин — и так далее. Сможешь?

— Толяныч, нет проблем. Ложи трубку, перезвоню… Кстати, сколько ей лет?

— Кому?

— Ну, куда ты нырнул на трое суток.

— Приедешь — расскажу.

— Хорошо, жди…

Я полагал, что при его связях в деловых кругах и при том, что Витюша по три-четыре часа в день гулял по Интернету (уверял, что сшибает в день минимум по полтиннику! баксов), для него не составит труда навести справки. Так и вышло, но результат оказался, как я и думал, неутешительным. Витюша отзвонил через минут сорок и доложил, чтo такой фирмы в природе не существует, хотя есть ночной клуб "Экзотикус нормаликус", где можно за сто долларов…

— Ты не мог ошибиться?

— Нет, не мог… Так вот, за сто долларов целый комплекс услуг, включая именно реабилитацию. Догадайся, имеется в виду?

— Вить, приезжай, поговорим не по телефону.

— Мария Семеновна в каком настроении?

— Она на работе.

— Ох, Толяныч, не мне осуждать, но как-то это… неосторожно, что ли… Она чуть с ума не сошла. А женщина святая. Говорят же, что имеем, не ценим. Я ее, правда, успокоил. Что, говорю, с Толянычем может случиться, у него же башка деревянная?.. Он же…

— Витя, приезжай… Ей-богу не до трепа.

Явился ровно через час (от метро "Каховская"), и за это время я успел совершить неадекватный поступок. Прогулялся несколько раз по аллее от нашего дома до магазина. Чего искал, самому непонятно. Но — потянуло. Как преступника на место преступления. Поспрашивал у завсегдатаев про девушку по имени Сашенька. Никто ее не знал, не видел, не помнил. Единственной, кто представил ее по моему описанию, была молдаванка Тамара, у которой я иногда покупал яблоки и апельсины. С ней разговор получился чрезвычайно продуктивным. Молдаванка сказала:

— Как же, как же, помню… С вас ростом, да… Такая чистенькая вся… Вы с ней во-он туда пошли, за те кустики.

— Вы видели?

— Да.

— А что дальше было?

— А что было? Неужто воровка?

— Я хочу спросить, прежде она тут бывала, эта девушка? Или после того?

— Что-то не приметила….

— Тома, повидать мне ее надобно.

Молдаванка смущенно потупилась.

— Где ее искать, дамочку эту?

— Компания у ней не больно хорошая. Вам вряд ли подходит.

— Какая компания? Она вроде одна была.

— Что вы как одна! С ней двое были, мужчина и женщина В летах обои, женщина ничего еще, пьяненькая, но не шибко, а мужчина, ох серьезный. Глаз зоркий, развратный — и кулачищи по арбузу каждый.

— Надо же, а я не углядел.

— Глаза она вам отвела, дамочка эта. Умеют они. Вы за ней потянулись, как на веревочке.

— А они что, эти двое?

— Сперва попрятались, после за вами устремились. Я еще посочувствовала. Не иначе, думаю, на абордаж возьмут. А человек вы хороший, культурный… Груши купите?

— Тамара, пожалуйста, припомните… После из них никто не вернулся? И на другой день не было?

Молдаванка уже, видно, жалела, что поддержала разговор, раскраснелась, опасливо оглядывалась. Ее можно понять.

— Больше не приходили, нет… Господи, да что они вам учинили?

Ответить я не успел, подошел милиционер Сережа. Тоже по-своему примечательная личность. Он тут часто болтался сам по себе. Его появление не вызывало переполоха в торговых рядах: по статусу он не принадлежал ни к бандюкам, ни к органам правозащиты. Может, где-то и принадлежал к тем или другим, но не в нашем районе. Просто жил неподалеку и в свободное время забредал на подкормку по собственной инициативе. Никогда не хамил, не беспредельничал. Его не опасались, а многие, как и молдаванка Тамара, относились с состраданием, как к заблудшей овце.

— Здравствуй, Сереженька… Вон возьми кисточку, какая на тебя смотрит. Сладкий виноградик, кишмиш.

Кисточку Сережа взял, опустил в пластиковый пакет, а также добавил туда несколько яблок и ссыпал с килограмм грецких орехов. Со мной хмуро поздоровался. Я подумал, чем черт не шутит.

— Сережа, отойдем на минутку.

Встали в сторонке, я угостил лейтенанта сигаретой.

— Тебе чего, дядя Толя? Обидел кто?

Объяснил ему, в чем проблема. Описал девушку. Он ее не видел и не помнил.

— Мало ли тут б… А тебя чего, дядя Толя, на молоденьких потянуло? Поаккуратней будь. По нашим сводкам, у них стопроцентный триппер. Не говоря обо всем прочем.

— Да нет, тут другое.

Мент глядел весело, с прищуром: дескать, заливай кому другому.

— Если приспичит, обращайся… По знакомству дам пару адресов. Телки проверенные, из снежных республик. И берут недорого, ниже рыночной цены.

— Найти бы ее, Сережа. Я бы заплатил.

— Документы у нее проверял?

— Откуда? Разве же я знал…

— Александра, говоришь? Беленькая? Негусто… Ладно, поспрашаю кое у кого…

К приходу Витюши накрыл стол на кухне, порезал колбасу, селедочку разделал с лучком. Поставил бутылку «Кристалла» и банку томатного сока. Витюша всегда запивал водку соком. Если пил. А пил он намного меньше меня. Водку признавал исключительно в качестве допинга, а не саму по себе. Она помогала ему справиться с колоссальными нагрузками, связанными с прекрасным полом. Но он любил, чтобы на столе стояло. С его приходом у меня от души немного отлегло. Облик Витюши можно описать одним словом: ходок. Высокий, гибкий, с яростными искрами в глазах, то громкий, то задумчивый, но всегда целеустремленный. При знакомстве люди обычно принимали его за преуспевающего бизнесмена, фирмача, но при желании Витюша мог прикинуться кем угодно, хоть чукчей. Вместе со многими другими достоинствами Господь наделил его актерским даром перевоплощения, которым он пользовался, может быть, чаще, чем нужно. Когда слишком часто меняешь обличья, возникает опасность, что в один прекрасный день запутаешься и не узнаешь самого себя. В этот день по отношению ко мне Витюша изображал праведника.

— Что же получается, сын мой, — произнес с трагической миной, — седина в бороду, бес в ребро?

— Если бы, Витюша.

— О-о и вот это, — с осуждением обвел рукой стол, — Похоть и пьянство, сын мой, всегда ходят рука об руку. Один порок притягивает другой. Кто же эта дама, подтолкнувшая моего благородного и немного глуповатого друга на путь греха?

— Из фирмы она. Фирма называется "Реабилитация для всех".

— Это мне ни о чем не говорит. Хотя то, что "для всех", уже по определению отдает дешевизной. Рассказывай, мальчик мой, рассказывай, облегчи свою грешную душу.

Когда наконец выслушал, у него пропала охота паясничать. Он даже как-то слишком торопливо опрокинул стопку, забыв, что днем никогда не пьет.

— Покажи! — попросил озабоченно. Я задрал рубаху, и мы минут пять изучали шрам с одинаковым любопытством.

— Свежий, — определил Витюша. — Уж я знаю в этом толк.

— Но заживает быстро. Утром побаливал, а сейчас уже нет.

— Аппендицит вырезали, — предположил Витюша.

— Нет. Врач сказал, ничего не тронуто.

— Врачам верить нельзя… Чего же тогда вырезали?

— Ничего. Просто разрезали и зашили.

— Кто?

— Вить, не будь идиотом, и так хреново. Твое здоровье. Выпили, покушали селедочки с луком. В эту минуту зазвонил телефон, и я чуть не выронил кусок изо рта.

— Нервный ты, — осудил Званцев. — Сними трубку.

— А вдруг они?

— Тогда залезь под стол, я сам поговорю. Звонила Маша, чтобы узнать, что я делаю и как себя чувствую. Я сказал, что чувствую себя нормально, сидим с Витюшей и попиваем водку. Маше это не понравилось, но она ничего не сказала. Пообещала вернуться не позже девяти.

До ее прихода мы осушили не только эту бутылку, но открыли еще одну. Витюша по телефону отменил два свидания, которые у него были назначены с интервалом в четыре часа. По поводу первого, с какой-то чертежницей Любой из Малаховки, он не очень переживал, а по поводу второго заметил, что, возможно, из-за меня поломал свою судьбу. Речь шла о супруге некоего банкира Рубинчика, с которой Витюшу связывала не только любовь, но и сложные, многоходовые комбинации с акциями и ценными бумагами. Но это все так, побочно, в основном обсуждали мою историю, пытаясь найти в ней хоть какие-то логические концы. Перебирали вариант за вариантом, но все выглядело не правдоподобно. Напрашивалось простейшее объяснение: кому-то понадобились мои внутренние органы, например печень или почка, это реально, донорский бизнес в России, как известно, один из самых процветающих и перспективных, наравне с проституцией и экспортом сырья; но когда вскрыли брюхо, то увидели, что по каким-то причинам мои внутренности не годятся для пересадки, допустим, изъедены рачком. У этого варианта имелся очевидный изъян, который Витюша сформулировал так:

— Извини, Толюнчик, но почему в таком случае они от тебя не избавились? Какой смысл оставлять тебя в живых?

— Может быть, какая-то техническая накладка?

— Ерунда. Торговля донорскими органами — вполне отлаженная индустрия, производство безотходное, экологически чистое. Представь сам: если доноров отпускать, с ними потом хлопот не оберешься. По судам затаскают.

— Какие суды, я же ничего не помню.

— Один не помнит, второй не помнит, а третий примчится с иском. Нет, так дела не делаются. У нас все-таки правовое государство.

Еще два варианта из десятка других, которые представлялись нам с Витюшей более или менее подходящими, были такие: захват жилплощади и посещение инопланетян. Оба одинаково уязвимые. Трехкомнатная квартира, конечно, имела рыночную ценность, но в ней, кроме нас с Машей, прописаны дети, Оля и Виталик, а также моя теща Агата Тихоновна, которая проживала в деревне Кабанчики под Владимиром. Таким образом, чтобы пустить квартиру в оборот, надо положить как минимум пять трупов, то есть по понятиям жилищного бизнеса игра не стоила свеч. В Москве, особенно в центральных районах, еще оставалось немало жилья, где обитали недовымершие старики либо одинокие пьянчужки, с которыми легко поладить без всяких затрат на радикальную зачистку; да и в принципе жилищный бум в столице почти сошел на нет в связи с быстрым перенасыщением квартирного рынка. Богатые уже нахапали сколько хотели, преимущественно в престижных районах, а бедняки с превеликой охотой за небольшую копейку переселялись в подвалы или вообще убирались на сотый километр, но на их лачуги трудно было найти покупателей.

Вариант с инопланетянами тоже сомнительный. Как известно по многочисленным секретным материалам, опубликованным в научных журналах и в бульварной прессе, они действовали хитрее и никогда не оставляли следов. Если допустить, что я побывал на летающей тарелке, где со мной производили разные манипуляции и даже впрыснули в кровь контактные микросхемы, то уж вряд ли инопланетяне, при их возможностях, напортачили бы со шрамом, наспех заштопанным черным шелком. Хотя, если подумать, шрам мог быть элементом изощренной маскировки.

— Главный вопрос, — Витюша подцепил вилкой последний кружок колбасы, — случайно они зацепились или именно тебя пасли?

— Как они могли пасти?

— Могли, Толя. Это просто. Отслеживали. Ты человек режимный. В магазин ходишь примерно в одно и то же время. Тем более в выходной, верно?

— Но кто они-то?

— Давай назовем их пока группой «х». Скоро они объявятся. Тогда и узнаем.

Тут у нас не было сомнений. Продолжение непременно последует. Оставалось только ждать. А ведь я когда-то был солдатом и помнил: ждать и догонять — хуже не бывает.