"Борис Зеленский, Святослав Логинов. Атака извне " - читать интересную книгу автора

трансформироваться.
Смрадозуба как объект копирования Шарби забраковал сразу - слишком
крупная мишень, к тому же неповоротливая, да и воняет от этого порождения
Свистопляса так, что вся шайка сбежится, как только начнется метаморфоз.
Хотя бы для того, чтобы посмотреть, кто нагадил в чулане.
Злопоух тоже не годится - чересчур невелик, куда девать избыток
шарбиунцевой массы? Да и слюны-растворителя после превращения не успеешь
накопить, а что толку от сухих питательных трубок: ни напасть, ни
подпитаться...
Если бы не так сильно пульсировало в висках, Унц не потратил бы столько
времени впустую, рассматривая заведомо проигрышные варианты. Он всё больше и
больше склонялся к революционной для высшего примата мысли стать змеёй, но
не с большой буквы, как таинственный главарь движения Активного
Противодействия, а самым настоящим пресмыкающимся. Например, каменным
аспидом, чей взгляд завораживает, а заточенные на треугольник зубы способны
перекусить стальную балку с легированными присадками.
То-то повеселится публика, галдящая сейчас за тонкой стенкой, когда
вместо облапошенного зиммельцвейггера объявится во всём своём великолепии
могучая каменюка!
Да, решено окончательно. Аспид - это отвечает характеру задания.
Ипостась змеи выручает питомца Змеи.
Чтобы как можно точнее воспроизвести метаморфоз, фрейзер третьего ранга
отрешился от себя, как от человека, и быстро пробежался по оглавлению своей
генетической памяти, отыскивая необходимый раздел. Подобным навыком в
империи владело всего несколько сот человек, и Шарби Унцу посчастливилось
быть внесённым в список так называемых "многоформов". Процедура обращения к
оглавлению стала возможной после эпохальных открытий имперских биологов,
установивших, что у некоторых кахоутов (будь они высокородными
зиммельцвейггерами или простыми гармами - никакого значения не имело!)
генетическая память содержит в себе не одну человеческую карту, а целый
атлас, в котором представлены геномные карты всех живых существ родной
планеты. Многоформы являлись настоящими сокровищницами генофонда. Взять хотя
бы такую насущную во многих мирах проблему, как исчезновение отдельных видов
животных в результате геологических катаклизмов или межвидовой борьбы. Из
своего геномного атласа многоформ всегда мог при желании выделить
необходимую генокарту и воспроизвести исчезнувшее с лица планеты животное.
Правда, существовало одно "но". После воспроизведения парой многоформов
потомства оба не могли вернуть себе человеческую ипостась, а навечно
оставались в плену чужих тел. Кроме того, определение многоформов среди
обычных особей в популяции даже по меркам империи было весьма дорогостоящей
операцией. Латентных особей было, скорее всего, гораздо больше, нежели
выявленных многоформов, но отсеять их от обычных пока не было никакой
возможности. Другое дело, если подобный индивид поступал на военную службу и
не абы куда, а в привилегированную школу лазутчиков. Как, например, Шарби
Унц.
Откуда же на Кахоу взялись столь уникальные особи?
Насколько фрейзеру было известно, существовала достаточно невнятная
теория, что в одну из прошедших геологических эр организмы с такими
аномалиями возникли спонтанно и передавали свою уникальную способность
многоформизма по наследству вверх по эволюционной лестнице, поскольку все