"Роджер Желязны, Джеральд Хаусман. Кольцо царя Соломона" - читать интересную книгу автора

реакцию, или внезапная смерть Скарла. Она потеряла управление и отступила.
Отступила и команда землян, подобрав, как и противная сторона, понесенные
потери.
В те краткие минуты, когда наш/и разум/ы были затоплены, убежище для
здравого рассудка нашлось в мысленных одиночных окопах, которые вырыл Хейл.
Я скорчился у подножий невротических волноломов, давно и далеко на улицах
Фенстера сообщаясь с эдиповыми штучками. Я попеременно то хандрил, то
ликовал, когда мои отцы награждали меня то колотушками, то конфетами, и
всегда чувствовал себя обиженным, и всегда Скарлом, и всегда хотел знать, о
чем они думают, чтобы знать, куда прыгнуть, и всегда хотел переделать их под
себя, несмотря на то что смертельно ненавидел их. И всегда, Лиза, я помнил
мать и тринадцатую карту главной арканы - Костлявую Жницу, Смерть, - кого
я боялся больше всего на свете, но кому был вынужден каждый день бросать
вызов, чтобы стать большим и ни в ком не нуждаться, и он был штурманом
"Стального угря", а я - капитаном.
Мне понадобилось больше месяца, чтобы снова стать самим собой, но
другим. Скарл - человек, который от воровства получал удовольствие всегда,
когда мог удрать с добычей, - порадовался бы своему последнему
приобретению. Он украл у меня часть разума и мимоходом оставил мне долю
своего. Он забрал с собой меру моей преданности политике Круга, а меня
оставил со злонамеренным, антисоциальным качеством, которое я посчитал за
добродетель.
Я/мы полагаем, что муравьиная царица была права, что я/мы были правы
относительно Мальмсона и что Храм стоит на фундаменте ложных принципов, а
его стены возводятся невероятно высокой ценой - за счет расовой целостности
тысячи чужих народов. По этой причине я решил взбунтоваться.
Взаимопроникновение оставило мне способ, как это делать. Я теперь сам
паралинг, а столкновение с твоим подобием на планете под названием "Мясник"
предоставило мне полный диапазон возможностей кольца. Теперь и я могу
понуждать к каким-либо действиям, изменять мысли, требовать проявления
нужных эмоций.
- Ты все еще чувствуешь себя Скарлом? - обратился ко мне Хейл. И я
ответил:
- Я и есть Билли Скарл. - И добавил: - Вполне возможно, что он
запечатлел... - Слово в слово я проговаривал те же слова, что слетали с
языка Хейла.
Макиавеллиевские глаза, словно нарисованные на кубиках льда черные
кружки, встретились с моими, вопрошая.
- Я - Билли Скарл, - повторил я, - точно так же, как я есть я. Он
таится в глубине моего разума и насмехается над видимостью морали, которой
Круг маскирует пиратские замашки Земли. А еще Скарл дает понять, что за
подобные проступки, только в меньшем масштабе, его едва не казнили.
- Мне наплевать на политику и политические методы, - сказал Хейл, -
но ты являешься психиатрическим уникумом. В кои-то веки парапсихологический
перенос черт характера и способностей личности! Мы собираемся написать
статью!
- Мы собираемся пообедать, - заметил я.
- Но мы уже пообе...
- Да при малой гравитации Селены два обеда упакуются в нас с той же
легкостью, что и один. А мы с тобой люди большие, с желудками, способными