"Василий Зайцев. За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера (про войну)" - читать интересную книгу автора

к Лебедеву, пожал ему руку:
- Спасибо, товарищ старшина. Вы для нашей молодежи, можно сказать,
настоящий доклад о мужестве прочли. - Потом посмотрел на нас: - Вижу, не
привилась вам солдатская форма, - в голосе мягкость.
- До самой темноты, товарищ [15] бригадный комиссар, были солдатами, а
сейчас вот снова в моряков превратились, - оправдывался командир роты.
- В старину русские солдаты перед боем надевали чистое белье, -
задумчиво сказал комиссар.
В темноте подошли к самому берегу Волги. Легли на теплый песок у самой
воды. Волга перебирала мелкие камешки на берегу. Они шелестели, словно
шептались между собой: тиш-ш, ти-ше, тиш-ш.
С Мамаева кургана веером во все стороны разлетались трассы очередей
крупнокалиберного пулемета.
- До нас не достае, дывись, Василь, як у воду хлюпается, - сказал
лежавший рядом Охрим Васильченко, комментируя полет пуль. С правой стороны
от переправы шла пулеметная перестрелка. В овраге Долгом, между бензобаками,
работали автоматчики, отбивали равномерную дробь, а в самом низу оврага, за
дорогой, ухали разрывы гранат. Над головой тарахтели моторы ночных
бомбардировщиков. Каждый новый разрыв мины или снаряда окатывал горячим
воздухом, швырял в сторону. Самое неприятное на войне - лежать без действия
под огнем противника.
Охриму не лежалось. Он ворочался с боку на бок и ворчал:
- Ну кажи, чого мы тут ждем? Перемахнуть бы, пока темень, а мы лежим,
соньця дожидаемся.
Старший лейтенант Большешапов громко цыкнул на Охрима:
- Еще подходят части. Не ты один, можешь полежать.
И все умолкли, поняли. Только слышен стал тихий разговор на переправе.
Город горел. На фоне зарева были видны тени пробегающих солдат. Наши
или немцы? Никто не знал.
К переправе подходил обоз второго батальона. Перегруженные повозки до
самых ступиц зарываются в песок. Лошади выбились из сил и не могли сорвать
их с мест. Подошла рота автоматчиков, и обоз тронулся к переправе.
Появился катер, к нему была причалена баржа. Ее высокие борта изрядно
побиты осколками.
Погрузка прошла быстро, в полной тишине. Изготовили к бою станковые
пулеметы. На середине баржи штабелями сложили ящики с боеприпасами. Старшина
Бабаев грузил в трюмы, прямо в воду, ящики с американской тушенкой -
"второй фронт".
Матросы смеялись вполголоса:
- Старшина, что ты делаешь, захлебнется "второй фронт"!
На носу и корме дырявой баржи стояли насосы. Матросы откачивали воду,
просочившуюся через пробоины. Внутри баржи стучали молотки: щели конопатили,
а пробоины забивали пробками, замотанными паклей.
Глухо заработала машина. Катер содрогнулся, натянулся буксир, дрогнув,
заскрипела баржа и, как усталая кляча, поплелась следом. Маленькая волна
набегала на катер, ударяла о железный борт и с шумом рассыпалась где-то в
темноте. Густая ночная темь давила на глаза, как повязка, но все напряженно
вглядывались в черную кипящую ширь реки, стараясь рассмотреть, что там
впереди. Слышно было, как слева и справа тихо плескали веслами плывущие на
лодках моряки. За лодками на веревках тащились доски, бревна, за них