"В.И.Зарудный. Фрегат 'Бальчик' " - читать интересную книгу автора

познаний, а не в полезных действиях его жизни. Имея эту слабость, общую
почти всем молодым людям нашего века, я давал слишком важное значение
скудному запасу своих познаний, не убедившись опытом, как легко все
забывается и как много уже мною забыто. Этому обстоятельству я приписываю
излишнюю смелость в обращении с сановниками, недопустимую условиями
общественных приличий, смелость, которая внезапной импровизацией часто
поражала меня самого больше, чем других. Удивительно, как медленно
развивается иногда нравственное начало в человеке и как быстро совершаются в
нем перевороты, изменяющие взгляд его на самого себя и на окружающую сферу.
Приписывая вспышку Павла Степановича тому, что он рассердился на меня
за возражение, я надулся. Чего тут, думаю себе, обижаться возражениями;
разговор неслужебный; значит, всякий может иметь свое мнение. Отчего же
Александр Александрович всегда может спорить, а я не могу? - я не виноват,
что я мичман.
Возобновление разговора о литературе очень скоро примирило меня с
Павлом Степановичем; по выражению добрых его глаз я убедился, что он
нисколько не сердится на меня за участие в споре.
- Все неудачи в литературе, - говорил Павел Степанович, - при
доказанной опытности писателей происходят от того-с, что все одни и те же
лица пишут. Сидит себе человек на одном месте, выпишет из головы все, что в
ней было, а там и пойдет молоть себе что попало. Другое дело-с, когда
человек описывает то, что он видел, сделал или испытал, и притом поработал
довольно над своей статьей, и отделал ее, как следует-с. Боюсь я за "Морской
сборник", чтобы с ним не случилась та же оказия-с. Когда возьмутся писать
два-три человека каждый месяц по книге, то выйдет ли толк? Нужно всем
помогать, особенно вам, молодые люди, вас это должно интересовать больше,
чем нашего брата-старика, а выходит обратно-с. Ну, чтобы вам, например, г.
Фермопилов, написать что-нибудь для "Сборника" о подъеме затонувшего судна;
ведь вы сами там работали, так можете описать все как следует...

Катанье на шлюпках

Несколько дней после того знаменитого адмиральского обеда, во время
которого Фермопилов решился на отчаянный шаг в жизни, все шло своим
порядком: парусное, артиллерийское учения, чай со сливками, тонкие намеки о
благополучии Малороссии, желание найти во всех действиях гетмана
заботливость о потомстве; Л. попрежнему был мил и внимателен к своему
вахтенному мичману, изредка трактовал о философических истинах и опровергал
их вслед за этим каким-нибудь несообразным с ними выговором или грубым
обращением; Александр Александрович все так же был деятелен наверху и
молчалив внизу; Павел Степанович все горячился и острил; Б. не раз пугал
меня своими бешеными импровизациями, которые мне очень нравились, потому что
обнаруживали любовь к своему делу; С. трунил над другими и над собой, находя
во всем тщеславие и притворство. Все эти личности, обстоятельства то
перемешиваются с воспоминаниями о других периодах моей жизни, то воскресают,
как любимые мечты юношеской фантазии, и представляются в ярком свете
панорамы.
Живо помню теперь, как однажды я лег спать после обеда и не успел
задремать, как приходит вестовой и говорит:
- Александр Александрович приказали вас спросить, не угодно ли вам