"Герман Леонидович Занадворов. Дневник расстрелянного " - читать интересную книгу автора

- На партизан идем. В лес. Сегодня ночью лесников обокрали.
Под кроватью, за печкой собирает патроны.
- Запастись не мешает. Если от своих оторвусь, где-нибудь в канаве
залягу постреливать, пока не подойдут. У другого всего десять патронов.
Полиция. Большой стол. Окурки. Полицаи мальчишки и немолодые. Френчи
синие. Кто в форменных галифе, в ботинках. Фуражки с синими и зелеными
околышами. Приехали из Антоновки. Бегут смотреть коней. Спорят: серый или
гнедой лучше. Предлагают менять на своих.
- Что вы, хлопцы! Да они не годятся. Десять километров пробежит и
ляжет. Гнедая на ноги подбитая. Два месяца стояла. Только взял. Вы лучше у
эвакуированных выменяйте. Там добыча есть пока.
- Не имеем права.
Полицай Николай Яремчук стоял на крыльце.
На нем все щегольски. Такой же, как у других, ладно пригнанный к
маленькой фигуре френч. Черные брюки. Низкие мягкие сапоги. На воротнике -
оранжевые петлицы, на них две белые полоски.
- Паршивая работа. На ночь надо ехать. Там в лесу побешкетувалы.
- Ты б ночью не сидел в лесу.
- Вшистко едно!
Стоят сухие ясные дни. Утром туман. Все в паутине. На каждой сухой
травинке, на репейниках, на комьях земли. Если смотреть против солнца -
вспаханная земля кажется не черной, а колеблющейся, серебристой. От колеи до
кромки протянулись десятки паутин. Утром на всех капли воды - тогда больно
смотреть.
29 октября 1943 г.
Из Первомайска вернулась Марфа Бажатарник - тетка арестованного за
листовки Николая. Встретил:
- Считайте, что нет Коли. Как я посмотрела на то СД, так если он жив,
лучше б умер скорее.
Показали мне в Первомайском люди, куда там близко не подпускают, то СД.
Арестованные дорогу метут. А мимо не пройди. И ни русских, ни украинцев там
не видно. Все эвакуированные из кавказцев каких-то. Ему одно слово десять
раз повторяй. Зверюка зверюкой. Один русский нашелся. Подошла я к нему,
рассказала: сын, мол, тут. Там сарай кирпичный во дворе. Пять дверей
железных. Только в каждой окошечко маленькое - всего и света и повитря. А
люди говорят, из близких тут: "Там их, как селедок, как спичек в пачке.
Столько загонят - сколько можно. Ни сидеть, ни лежать там негде. Каждую ночь
почти по три машины увозят. А всей еды - двести граммов просяного хлеба на
сутки да стакан воды".
Конюхи при "учреждении" рассказывают:
- Ой, тетю, что здесь творится! Кого убивать должны - целый день бьют.
Потом в яр вывозят в одних сорочках. Заставляют яму копать. Те копают, а эти
их бьют. Шомпола колючей проволокой обмотают и секут. Только остановятся
когда - мясо с той проволоки поснимать.
На ее глазах из одной камеры выпустили во двор. Все возрасты. Даже дети
лет с пяти. Часовой сменился. Открыли двери трех камер. Один сказал через
окошко:
- Нема его тут, тетка. Приходите завтра. В конторе, может, знают.
Билась к коменданту, к гебитскомиссару, пропуск туда больше не дают.
- Это роскошь, титко, сейчас ездить. Сейчас не до роскоши.