"Герман Леонидович Занадворов. Дневник расстрелянного " - читать интересную книгу автора

исщербленные пулями. С темными пятнами впитавшейся крови. Кирпичи,
поседевшие от виденного.
Перенесут их в музей. Под стекло. Экскурсоводы будут останавливать
перед ними учеников, рассказывать несмыслимые были, которым дети не будут
верить.
22 июня 1943 г.
Два года войны. Печально, и все же есть какая-то гордость. Нас не
разбили ни в месяц и ни в три! В третье лето войны они не наступают.
У меня уже почти два года - самых тяжелых! Эта "ссылка" тянется,
тянется, тянется. Ну, что ж! Наши все ж не разбиты! Мы правы.
Был родич из Помошной. Слесарь на железнодорожной электростанции.
Рассказывает:
- Кормят плохо. На всю семью, на троих, получаем в месяц четырнадцать с
половиной килограммов просяной муки. На пасху объявили: будет подарок -
соль, крупы, постное масло. Давали на рабочего - пятьсот граммов проса,
тридцать граммов подсолнечного масла, пятьдесят граммов соли. Масла столько,
чтоб только дно бутылки закрыть.
Рабочие издевались. Нарочно приходили с двумя мешками и ведром.
- Ну, дайте подарочек.
[Июль - сентябрь]
2 июля 1943 г.
У нас тоже вошел в действие приказ о призыве в Германию четырех
возрастов молодежи.
Числа 24-го разнесли повестки. В них, кроме предупреждения явиться
29-го в село Грушку, было: захватить с собой "ковуру, ложку, миску". В
случае неявки "будете покараны тяжкою тюрьмою". "Перед комиссией будет
прочитана лекция о значении и целях набора".
На село оказалось сто восемьдесят человек.
На другой день никого из молодежи не было в поле. А так как пашут,
возят и т. д. больше хлопцы, бригадиры бегали ошалелые.
В полдень услышали: приехало двенадцать человек. Женщина с детьми, одна
девушка-дегенерат, тот самый Петр, девушка-счетовод из конторы, одна
беременная. Те, кто рассчитывал освободиться.
К вечеру, говорили, вернулись все: комиссия уехала, опоздали. Благодаря
нашему колхозу сорвалась отправка со всего села. Следующая комиссия, мол,
через десять дней.
11 июля 1943 г.
Два-три дня назад заговорили: идет еще три года в Германию.
Кто-то уже видел приказы. 26-й, 27-й, 21-й, 20-й годы рождения. В тот
же день вечером посыльные обходили хаты со списками. Хлопцы, девчата,
мужчины, женщины расписывались, что явятся на комиссию, когда потребуют.
Носили до полуночи.
Николай Бондарчук вернулся с Гужтруда (в Троянах строят шоссе.)
разволнованный. Уже знал о приказе. Его год подходил. Рассказал о старике на
работе.
- Не боится. Говорит, что два сына в Германии, Теперь обоих дочерей
брать должны. На що ж тоди мени життя? Друки в руки та в лис. Сами
заставляють. Хай менэ убьють. Спочатку я скильки побью!
Микола тоже хорохорится.
- Чтоб я в Германию? Шалишь. Уйду. Скажу, что вызывают. Ну, уж только