"Сергей Залыгин. Два провозвестника" - читать интересную книгу автора

Сергей Павлович Залыгин

Два провозвестника

Заметки

Утопию надо толковать расширительно: это не только общественный
идеализм, это желание жить. Глубоко осознанное желание в отличие от желания
биологического. Где кончается реализм, где начинается утопия - никто не
знает и знать не должен. Мысль как таковая не дает для этого никаких
оснований.
Без утопии не было бы и всего того, что мы называем идеями, идейностью
и духовностью. Утопии различаются между собой не столько идеями - все они
возникают, как правило, из идей высоких и высочайших, - сколько теми
средствами, которые утопист принимает для достижения своих целей:
насильственные эти средства или ненасильственные.
Нет ничего более сомнительного, чем, во-первых, глобальная, а
во-вторых, насильственная утопия, но сомнения утопии как раз не свойственны,
они для нее разрушительны.
С другой стороны, утопия без малейших сомнений - это зло мира.
Идея в сомнениях, и она же несомненная, - в этом пункте было
сосредоточено творчество Достоевского, но здесь же со всей очевидностью
возник Ленин.
Достоевский был глубоко убежден в том, что Европа не нынче, так завтра
же постучится к России и будет требовать, чтобы мы шли спасать ее от нее
самой. От ее бесчеловечной цивилизации, от ее меркантилизма и безверия.
Ленин был убежден в том же, но иначе: Россия принесет Европе, а затем и
миру социализм - высшее из всех возможных благ.
Еще раньше славянофилы назвали свой главный принцип: каждый народ имеет
божественное предназначение, и дело в том, чтобы это предназначение открыть
в самих себе, открыть и исполнить. Для России славянофилы это предназначение
открыли: Россия - хранительница истинной веры. Вера прежде всего, ну а потом
уже и все остальное.


* * *

Может быть, в истории России (и не только России?) не было столь же
разительного примера столкновения крайностей мышления: Достоевский - Ленин?
А может быть, нынешняя наша сумбурная действительность - следствие все того
же столкновения?


* * *

Достоевский жил во времена, когда мыслящая Россия мучительно пыталась
предугадать свое будущее. Больше того - Достоевский был одним из самых
активных политических создателей этого времени и воспринимал политику
глубже, чем она того заслуживает, и личностнее, и болезненнее, чем Ленин.
"Мы, петрашевцы, - писал Достоевский, - стояли на эшафоте и выслушивали наш