Действие третье

Декорация первого действия.

Входят монсиньор, за ним Агата.

Монсиньор. По крайней мере сегодня доктор дома?

Агата. Я уж докладывала монсиньору, что в этот час он делает визиты больным. Он воротится нескоро; он лечит больных и вместе с тем развращает их души своими утешениями.

Монсиньор. Уж недолго ему.

Агата. Дай-то бог! Вам и сегодня угодно ждать его?

Монсиньор. Ну, нет. Позови мне эту женщину.

Агата. Сейчас. Когда этот соблазн кончится?

Монсиньор. Скоро.

Агата. Ах, кабы! (Уходит налево.)

Монсиньор. Соблазн, может быть, и увеличится. Это зависит от того, что ответит мне Розалия. Драма может и кончиться, и только что начаться. Увидим.

Входит Розалия.

Монсиньор и Розалия.

Розалия. Вы меня звали. Но со мной ли вы желаете говорить, может быть с доктором?

Монсиньор. С ним вчера я уж говорил довольно.

Розалия. Даже слишком.

Монсиньор. Может быть. Но вы не беспокойтесь; я уже не имею более надобности упрекать вас; вашему пребыванию в этом доме, благодаря провидению, наступает конец.

Розалия. Да, я знаю, что монсиньор по доброте своей приказал моему благодетелю прогнать меня. Я бы могла жаловаться на вас светской власти, могла бы одним словом, одним даже дуновением снять с вас маску ложной святости и открыть лицемера! Вы знаете, хорошо знаете, что я добродетельна, с глазу на глаз со мной вы должны в том признаться; вы даже не смеете глядеть мне в лицо так прямо, как я на вас смотрю… Этой победы с меня довольно, монсиньор… я не хочу упорствовать, не хочу вредить другим дорогим для меня особам… я удаляюсь.

Монсиньор. Вы удалитесь, если вам угодно, но уж никак не одна.

Розалия. Кто же меня будет провожать?

Монсиньор. Муж ваш.

Розалия. Какие шутки, монсиньор!

Монсиньор. Никаких, моя милая.

Розалия. Вам уж известно, в каком позорном месте находится человек, бывший, к несчастью, моим мужем.

Монсиньор. Бывший? Он и теперь ваш муж, дочь моя. Он не мог жить без вас: в порыве отчаяния, с божьей помощью, он сокрушил свои оковы… мало вам этого? Ну, так я вам скажу, что со вчерашнего вечера он гостит у меня.

Розалия (с крайним изумлением). Коррадо?.. Возможно ли?.. Правда ли?

Монсиньор. Такими важными делами не шутят.

Розалия. Коррадо здесь?.. Но как? Зачем? Кого он ищет?

Монсиньор. Семью свою.

Розалия. Семью свою?

Монсиньор. Именно. Однако я удивляюсь, я возмущаюсь, видя, с каким неудовольствием вы слышите от меня новость, которую я так спешил передать вам, — я сам так радовался. Всякая жена благодарила бы меня.

Розалия. Всякая, кроме меня.

Монсиньор. Вы подумайте хорошенько о том, что вы говорите!

Розалия. А вы, прежде чем осуждать, знайте…

Монсиньор. Я знаю, что Коррадо убил вашего брата, но…

Розалия. И после этого вы можете думать, что у него есть семья! Что я жена его! Что я должна итти за ним!

Монсиньор. Конечно, я так думаю, меня закон заставляет так думать. Я понимаю, что положение ваше нелегко: четырнадцать лет жить без мужа, найти себе утешение, и вдруг является муж… не совсем приятно, но что ж делать, нужно терпеть. Все-таки вам лучше отправиться с мужем, чем одной и с позором.

Розалия. Лучше последнее.

Монсиньор. Вы не имеете права выбирать. Разве вы забыли, что Коррадо ревнив и бешен…

Розалия. Он хочет заставить меня силой…

Монсиньор. Он и не думает, он так любит вас; но не следует ударять огниво о кремень, если боишься искр. Чем ждать его здесь, вы сами подите к нему… или, лучше сказать, пойдемте, я провожу вас в его объятия.

Розалия. Я? В его объятия?

Монсиньор. Слушайте. Теперь мужу вашему бояться нечего; здесь его не знают и не найдут. Потом я обещал ему выхлопотать освобождение, — я успею в том. Под другим небом вы можете быть счастливы. Вы видите теперь, что я плачу добром за зло. Ну, послушайтесь моего совета, пойдемте!

Розалия (подумав). Невозможно.

Монсиньор. Смотрите, он сам придет, он уж недалеко.

Розалия. Недалеко? Он? Ах, нет…

Монсиньор. И вы должны будете отвечать на его вопросы, на многие вопросы… например: чья это девушка? куда девалась его маленькая Ада?

Розалия (с испугом). Ада?

Монсиньор. Конечно… Он ее любит, хочет ее видеть… Во всяком случае, я очень рад, что успел предупредить вас. Немного времени остается вам, чтоб справиться с своей совестью и приготовиться к разговору, который, конечно, будет нелегок для вас и может превратиться в допрос, который делает судья преступнице. Прощайте, синьора!

Розалия. Что же вы ему скажете?

Монсиньор. Что вы страстно желаете его видеть.

Розалия. Нет, скажите ему лучше, чтоб он не приходил, чтобы он уважил мое положение, чтобы пожалел меня.

Монсиньор. Как вы советуете мне подобную глупость? Ранить льва, когда слышно уж его рычание? Нет, одумайтесь, моя милая, и примите его с кротостью. (Уходит.)

Розалия. Коррадо! Я увижу Коррадо!.. Не сон ли это? После той страшной ночи! После стольких лет увидать его, говорить с ним! Сегодня! Здесь! У меня нехватит силы, нехватит слов, нехватит смелости смотреть на него! Монсиньор говорил правду, он будет о многом спрашивать; а как, с каким лицом мне отвечать ему? Что сказать о дочери? Ничего? Или все? К несчастью, доктора нет дома, не с кем посоветоваться. Бежать или спрятаться? Не будет ли хуже? Да и вправе ли я бежать, оттолкнуть его, отказать ему в утешении, которого он ищет? Разве я не любила его, не бежала с ним от родителей? Ах, если б не странное, ужасное положение, в котором я нахожусь, я бы открыла ему свои объятия… Но, боже! Он придет отнять у меня, разрушить…

Входит Эмма.

Розалия, Эмма.

Эмма (подходит близко). Что с вами, Розалия?

Розалия. Ничего, милая Эмма.

Эмма. Ничего? Правда ли?.. Мне кажется, что вы сегодня печальнее обыкновенного, и это мне неприятно. Хоть поцелуйте меня, разве я не стою?

Розалия целует ее.

Ах, у вас слезы! О чем вы плачете? Что вы так смотрите на меня? Не бледна ли я? Не думаете ли, что я больна?

Розалия. Нет.

Эмма. Так что же вы? Вот и отец тоже что-то задумался. Меньше бывает дома, а когда воротится, такой скучный, молчаливый… Боже мой! Что с ним? Он сердится на меня? Я огорчила его?

Розалия. Вы? Бедная, чем же?

Эмма. Может быть, вы ждете какой-нибудь беды? О, говорите, если знаете! Говорите!

Розалия. Беды?.. Не думаю… Бедная Эмма! Вы очень любите отца?

Эмма. Я его люблю так, что и выразить не могу. Помните, когда он отправил меня в институт, в Неаполь, долго ли я там осталась! Я не могла больше выдержать разлуки с ним… Послушайте меня, я никогда не выйду замуж; я не могу понять, как дочь может оставить родителей и итти за человеком, которого едва знает!.. Это дурная дочь! Что с вами, Розалия? Что вы нахмурились? Я говорю глупо?

Розалия. Напротив, дочь моя!

Эмма. Ах, как мне это нравится, — дочь! Сколько раз я вас просила называть всегда меня дочерью, а вы все забываете. Зачем же это? Послушайте, что я вам скажу, только не браните меня. Однажды, то есть не однажды, а несколько раз, я видела во сне, что вы и мой папа — муж и жена и что я сижу между вами, и так я счастлива… Поутру просыпаюсь, бегу к папа в кабинет, он сидит один, — и долго я плачу на груди его.

Розалия в сильном волнении, не в силах выговорить ни единого слова, горячо обнимает Эмму и быстро убегает в свою комнату.

Она ушла от меня… но как она меня обнимала! Ах, если б сбылось то, что я видела во сне! Да и не во сне, сколько раз я думала о том же и наяву… Отчего ж бы этому не случиться? (Садится и в задумчивости закрывает глаза руками.)

Входит Коррадо.

Эмма и Коррадо.

Коррадо (в дверях). Где ж она?.. Она не хочет меня видеть? (Входя в комнату, замечает Эмму.) Девушка? Может быть, она… (Тихо подходит к ней и, чтоб лучше рассмотреть, берет ее за руку, чтоб открыть ей глаза.)

Эмма (встает со стула и в испуге отходит). Чужой человек… Кто вы? Кого вам нужно? Вы к папà?

Коррадо (быстро). А кто ваш папа?

Эмма. Он отличный человек.

Коррадо. Да кто же наконец?

Эмма. Он всем здесь благодетель, доктор Арриго Пальмиери.

Коррадо. Пальмиери?

Эмма. Вы его не знаете?

Коррадо. Желал бы познакомиться.

Эмма (отходя дальше). Ну, так…

Коррадо (подвигаясь к ней). Ну, так… что же?

Эмма. Не подходите ко мне.

Коррадо. Отчего же? (Пристально смотрит на нее.)

Эмма. Ах, ваши глаза, точно угли, — не глядите на меня!

Коррадо. Нет, мне нужно глядеть на вас.

Эмма. Нужно? (Хочет закрыть глаза.)

Коррадо. Дайте мне поглядеть на вас! В вашем лице я ищу сходства с моей дочерью.

Эмма. У вас есть дочь?.. Ну, так я меньше боюсь вас: отец не бывает злым человеком.

Коррадо. Это правда! И я был бы добрее, если б дочь моя была со мною.

Эмма. Вы ее потеряли?

Коррадо. Да; но я найду ее, если только она жива. Позвольте поглядеть на вас. (Смотрит на нее пристально, с напряженным вниманием.) Нет, я сумасшедший! Припомнить невозможно. Как вас зовут?

Эмма. Эмма.

Коррадо. Эмма?

Эмма. Разве вам не нравится это имя?

Коррадо. Нет; но лучше, если б вас звали Ада.

Эмма. Отчего же Ада?

Коррадо. Это имя моей дочери. Вас никто так не называл?

Эмма. Никто.

Коррадо. И ваша мать даже?

Эмма. Моя мать на небе.

Коррадо. На небе?.. Она была жена доктора?

Эмма. Да, и умерла при моем рождении.

Коррадо (про себя). Ложь! Вот оно, ужасное сомнение! Ада умерла, законная дочь доктора умерла… Чья же эта?.. Розалии? Целовать мне ее или… (Подходит к Эмме.)

Эмма (в испуге). Вы меня пугаете!

Коррадо. Нет, дитя мое, не бойтесь.

Эмма. Но ваши глаза такие страшные.

Коррадо. Не всегда они страшны, в них бывает и любовь, бывают и слезы, — много слез, горьких слез! Поглядите на меня.

Эмма. Когда вы говорите нежно, я вас еще больше боюсь.

Коррадо. Все страх да боязнь! Вы сами сказали, что отец не может быть злым… Ну, я вас буду называть Ада, а вы зовите меня отцом. Я хочу быть вашим отцом. (Подходя.)

Эмма (удаляясь). Вы мой отец?

Коррадо (горячо). Ведь если не я, так горе вам! Горе вам!

Эмма. Ах, боже мой, помогите!

Входит Розалия.

Розалия, Эмма, Коррадо.

Розалия (не замечая Коррадо). Что с вами, Эмма? (Увидав Коррадо, вскрикивает от ужаса, прижимает Эмму к своей груди, потом уводит Эмму в ту же дверь, откуда вышла, и, возвратясь, остается на пороге с поникшей головой.)

Коррадо. Розалия!

Она закрывает лицо руками.

Я не привидение, чего меня бояться? Ты не хотела сама притти ко мне, так должна была приготовиться принять меня у себя. Твое поведение непонятно. Я не знаю, чего ты испугалась, — меня ли, или того, что застала меня с этой девушкой, которую я считаю нашей дочерью.

Розалия. Адой? Ты в бреду. Она говорила тебе, что ее зовут Эммой?

Коррадо. Говорила.

Розалия. Что она дочь доктора Пальмиери?

Коррадо. Говорила; но ты подтвердишь ли?

Розалия. Подтверждаю.

Коррадо. Тем хуже для тебя. Она дочь доктора Пальмиери? Но единственная законная дочь доктора умерла давно. Теперь я тебя спрошу, и ты мне ответишь: кто же мать этой девочки, которую ты так поторопилась спасти от моей ревности?

Розалия. Кто ее мать? Не знаю. Я была в крайней бедности, когда взяли меня к ней в гувернантки, и не считала себя вправе требовать ее метрического свидетельства. Спроси у ее отца.

Коррадо. Спрошу. Теперь другой вопрос: где Ада? Что ты с ней сделала?

Розалия. Странный вопрос! Что я с ней сделала? Она умерла.

Коррадо. Ада умерла?

Розалия. Да, умерла. Бедной жене преступника, презираемой всеми, недоставало милостыни для прокормления себя с дочерью; она умерла от нужды.

Коррадо. Моя Ада?.. И так равнодушно ты объявляешь мне о ее смерти? Ты! Мне? Не верю. Где свидетельство о ее смерти?

Розалия. Ступай в Катанию и спроси там. У меня ты не имеешь права спрашивать отчета; ты нас бросил.

Коррадо. Я вас бросил?.. Я?.. Для чего же я четырнадцать лет сгибал душу и тело под тяжестью цепей и не издыхал, как лошадь? Для чего я терпел удары и бичеванье? Что берегло мою жизнь, если не надежда увидать тебя, увидать дочь. Зачем же я пилил и ломал железные решетки? Зачем, не боясь смерти, тащился я по лесам и оврагам, еле двигая свои израненные цепями ноги? Куда стремился я? В дом, где оставил жену. Кого искал я? Розалию, мою первую любовь, единственную женщину, которую любил я с таким жаром, — и так недолго. Ах! Да, Розалию, чтобы сказать ей: «Смотри, сколько я страдал, и прости меня!» Смотри, что я перенес, чтобы дотащиться до твоих ног (падает на колени), и будь великодушна, подыми меня и иди со мной.

Розалия. С тобой? Нет. Я тебя очень жалею, но ты нас жалел ли? Ты знал, что у тебя дочь, больная, слабая, что у тебя жена, которая для тебя покинула родителей и покинута всеми. Ты не хотел пожалеть нас, не хотел сдержать своего буйного характера! Ты знал, что мы дышим только тобою, что без тебя мы погибнем от голода, стыда, унижения! Ты забыл нас и помнил только о мести. Ты убил моего брата…

Коррадо (медленно подымаясь). Не произноси этого имени!.. Оно не переставало звучать в душе моей самым горьким упреком… Алонзо хотел лишить меня всего и отнял, у меня все… Это преступление… но я страданиями искупил его.

Розалия. Ты думаешь? Не буду спорить с тобой… Но ведь позор преступления вечен, неизгладим, он переходит по наследству к невинным детям… Тюремщики, заковывая твои цепи, расковали наши брачные узы…

Коррадо. Нет, Розалия, закон не таков.

Розалия. Закон? А разве время не закон? Разве сердце не закон?

Коррадо. Так спроси свое сердце. Если пугают тебя пересуды, предрассудки общества, мы обманем общество. Мое имя позорно, я переменю его… Мы пойдем, мы укроемся в далекие, неизведанные страны, куда только тебе будет угодно…

Розалия. Коррадо, вспомни, нас разделяют два призрака: брат и мать моя: она не перенесла его смерти и умерла, проклиная меня… И несмотря на то, если бы ты пришел тогда, я пошла бы за тобой… Но четырнадцать лет! Время имеет свои права… Будь справедлив!.. Был у меня дом родительский, ты разрушил его; не отнимай же у меня этого убежища, удались!

Коррадо. Удалиться одному? Оставить тебя в этом доме? Невозможно! Если ты боишься осуждений, которые падают на мое имя, то ты должна бояться и тех осуждений, которые могут пасть на твое имя.

Розалия. Что ты говоришь?

Коррадо. Я говорю о том, о чем молчал до сих пор, — я все утешал себя несбыточными мечтами… Я испытывал твое сердце и нашел его закрытым для меня и неумолимым. Я говорю о том, что если ты еще будешь упорствовать, будешь отказываться итти со мной, я в самом деле подумаю, что я мертвец, что я как призрак явился выведать твои тайны и разрушить твою радость, твое счастье.

Розалия. Мою радость, мое счастье?

Коррадо. Я подумаю, что этот новый дом для тебя приятнее старого, что ты прячешь в нем свою новую любовь, свою новую дочь.

Розалия. Прекрасно! Думай это! Думай все, что хочешь! Я уж тысячу раз оклеветана по твоей милости. Никто не верил в добродетель, в самоотвержение женщины бедной, одинокой, замужней, но живущей без мужа… Присоединись к клеветникам: брось и ты комок грязи мне в лицо, делай то, что другие.

Коррадо. Я хочу смыть ее с тебя. Ради бога, иди за мной, пока я не встретился с этим человеком. Спаси меня, спаси и его!

Розалия. Ты хочешь решиться на новое преступление?

Коррадо. Ах, боже мой! Но зачем же раздувать огонь? Зачем же дразнить аспида? Я не хочу преступления, я хочу владеть собой; но кровь моя меня не слушает. (С отчаянием.) Розалия, пойдем!

Розалия (в испуге). Пожалей меня!

В дверях показывается Пальмиери.

Ах, он!

Розалия, Коррадо, Пальмиери.

Коррадо. Он! Это он? Пальмиери?

Пальмиери. Я, а вы кто такой?

Коррадо. Муж, который требует жену свою.

Пальмиери (с изумлением). Коррадо?

Коррадо. Коррадо, который будет судить вас обоих.

Пальмиери (холодно). Судите!