"М.Н.Загоскин. Вечер на Хопре" - читать интересную книгу автора

Слуга отправился. Минут через пять вошли в комнату три
казака и один пожилой человек в долгополом сюртуке.
- Милости просим, дорогие гости! - сказал батюшка, идя
к ним навстречу. Зная, что набожные казаки всегда
помолятся прежде святым иконам, а потом уж кланяются
хозяину, он промолвил, указывая на образ Спасителя, кото
рый трудно было рассмотреть в темном углу: Вот здесь!
Но, к удивлению его, казаки не только не перекрестились,
но даже и не поглядели на образ. Приказный сделал то же
самое. Не фигура,- подумал батюшка,- что это крапивное
семя не знает бога, но ведь казаки - народ
благочестивый!.. Видно, они с дороги-то вовсе ошалели!
Меж тем нежданные гости раскланялись с хозяином, казаки
очень вежливо поблагодарили его за гостеприимство, а
приказный, сгибаясь перед ним в кольцо, отпустил такую
рацею, что покойный батюшка, хотя был человек речистый и
за словом в карман не ходил, а вовсе стал в тупик и,
вместо ответа на его кудрявое приветствие, закричал:
Гей, малый! Запеканки!
Вошел опять Андрей, поставил на стол тарелку закуски,
штоф водки и дедовские серебряные чары по доброму ста
кану.
- Ну-ка, любезные! - сказал батюшка, наливая их вро
вень с краями. - Поотогрейте свои душеньки, чай, вы поряд
ком надроглись. Прошу покорно!
Гости чин чином поклонились хозяину, выпили по чарке и,
не дожидаясь вторичного приглашения, хватили по другой,
хлебнули по третьей глядь поглядь, ай в штофе хоть
прогуливайся - ни капельеи! Ай да питухи - подумал
батюшка. - Ну!!! Нечего сказать, молодцы! Да и рожи-то у
них какие! В самом деле, нельзя было назвать этих нечаян
ных гостей красавцами. У одного казака голова была больше
туловища; у другого толстое брюхо почти волочилось по
земле; у третьего глаза были зеленые, а нос крючком, как
у филина, и у всех волосы рыжие, а щеки - как раскаленные
кирпичи, когда их обжигают на заводе. Но всех курьезнее
показался ему приказный в долгополом сюртуке: такой
исковерканной и срамной рожи он сродясь не видывал! Его
лысая и круглая, как бильярдный шар, голова втиснута была
промежду двух узких плеч, из которых одно было выше
другого; широкий подбородок, как набитый пухом ошейник,
обхватывал нижнюю часть его лица; давно не бритая борода
торчала щетиною вокруг синеватых губ, которые чуть-чуть
не сходились на затылке; толстый, вздернутый кверху нос
был так красен, что в потемках можно было принять его за
головню; а маленькие, прищуренные глаза вертелись и
сверкали, как глаза дикой кошки, когда она подкрадывается
ночью к какому-нибудь зверьку или к сонной пташечке. Он
беспрестанно ухмылялся. Но эта улыбка,- говаривал не раз
покойный мой батюшка,- ни дать ни взять походила на то,