"М.Н.Загоскин. Вечер на Хопре" - читать интересную книгу автора

нуту сдачи Краковского замка. Он стоял, вытянувшись, как
струнка, и оборотясь лицом к толпе поляков, с преогромны
ми усами. Несколько французских офицеров, поджарых и
тщедушных, изображены были с поникнутыми главами, а перед
всей толпою комендант замка, щеголеватый Шуазье,
распудренный и выгнутый зелом, отдавал победителю свою
шпагу, с таким же точно сентиментальным видом, с каким
театральный пастушок, став в четвертую позицию, подает
букет розанов своей размалеванной пастушке. На третьей
стене изображено было взятие Измаила; разумеется, все
убитые были турки, а поле сражения усыпано чалмами, между
которых не валялась ни одна гренадерская шапка. В том
месте, где была заделана дверь, ведущая в сени, стоял
шкал с библиотекою хозяина. В простенках меж окнами ви
сели турецкие пистолеты, ятаганы, польские сабли и прочие
домашние трофеи военных подвигов Ивана Алексеевича
Асанова. В одном углу стоял пук черешневых чубуков с
глиняными раззолоченными трубками и янтарными мунд
штуками; в другом, по обеим сторонам широкого камина,
висело несколько охотничьих одинаких и двуствольных ру
жей, ягдташей, пороховых рожков и патронниц, а кругом
всех стен устроены были спокойные диваны, обитые шерстя
ной турецкой материею.
Когда мы вошли в кабинет, четверо гостей, в числе кото
рых был и сердобский исправник, трудились в поте лица и
наблюдая торжественное молчание вокруг стола, на котором
поставлен был сытный завтрак. После первых приветствий и
дружеских восклицаний Заруцкий стал знакомить меня с
гостями своего дяди. Первый, к которому он меня подвел,
Антон Федорович Кольчугин, показался мне с первого
взгляда стариком лет семидесяти; но когда я поразглядел
его хорошенько, то уверился, что, несмотря на впалые его
щеки, выдавшийся вперед подбородок и седые, как снег,
усы, он моложе хозяина. Прагский золотой крест в петлице
ясно доказывал, что он был некогда если не сослуживцем,
то по крайней мере современником Ивана Алексеевича.
Второй, Прохор Кондратьич Черемухин, человек лет сорока
пяти, толстый, рябой, с широкими светло-русыми бакенбар
дами, с маленькими блестящими глазами и с такой смеющейся
и веселой физиономиею, что, глядя на него, и плакса
Гераклит (если он только существовал в самом деле, а не
был выдуман для антитезы и рифмы к Демокриту) едва ли бы
удержался от смеха. С третьим гостем, исправником
сердобским, я был уже знаком, но его не знают мои читате
ли, а посему я не излишним полагаю сказать и о нем не
сколько слов. Он был малый образованный, служил штаб-
ротмистром в одном армейском гусарском полку, вышел за
ранами в отставку и, выбранный дворянами, из отличного
эскадронного командира сделался, как говорится, лихим
капитан-исправником. Все помещики его любили, казенные