Афганистан, Кабул Рынок. 27 сентября 1978 года

В отличие от Советского союза, в Афганистане, как и во всякой уважающей себя мусульманской стране, выходным днем было не воскресение, а пятница, по афгански «джума». У советников выходным днем по идее была и суббота — но не у всех и не всегда — в зависимости от обстановки. Были разговоры о том, чтобы последовать примеру Советского союза и сделать выходным воскресение, а пятницу рабочей — но все-таки решили лишний раз обстановку не обострять и правильно сделали. Проблем с исламистами хватало, и добавлять напряженности из-за переноса выходного было бы форменным безумием.

А сегодня был четверг, по афгански «пандшанба». Со второй половины дня все работали уже спустя рукава, ни один вопрос решить было невозможно. Кто-то, не мудрствуя лукаво уходил с работы и спешил на базар — прикупить продукты для вечернего ужина — афганец мог целую неделю голодать, но вечерний четверговый ужин — это святое. Кто-то из советников доставал заветные «поллитра» и звал своего подсоветного — вместе отметить окончание трудовой недели. Надо сказать, что афганцы к возлияниям были непривычны, мусульманская страна как — никак. Но наши советники учили и этому — благо жмотов в советническом корпусе не было, и пригласить за стол своего подсоветного (тоже ведь человек) и напоить его считалось само собой разумеющимся…

Работы с утра было немного, а делал я ее быстрее чем обычно — потому что уже привык к ритму афганской жизни и тоже задумывал сходить на базар и купить продуктов. Тем же самым, судя по всему собирался заняться и старший лейтенант Мустафа Фархади… Тут мы друг друга понимали…

А во всем остальном… Что я мог ему предъявить — подозрения? Глупо. Он в своей стране, я в чужой. Ничего кроме подозрений у меня не было, да и подозрения то были… ну, ушел человек с работы — и что дальше? Что я ему предъявлю. В работе с подозреваемыми я толк знал, как-никак несколько лет следователем отработал — и прекрасно понимал — дергать подозреваемого на допрос без достаточной информации и достаточных улик и пытаться его изобличить «нахрапом» — в девяноста процентах случаев кончается провалом и «висяком». Брак в следственной работе. В разведработе было примерно то же самое — сначала получи информацию, а потом с ней и работай. Предположения же никого не интересуют…

Совсем недавно Фархади получил очередную звездочку — по этому поводу он накрыл небольшой стол. Пригласил и меня — чему я был рад. Мне казалось, что он что-то подозревает, что я про него знаю больше, чем говорю — приглашение к столу частично развеяло эти опасения…

Так что мы продолжали работать — как работали, но приглядывались — друг к другу…

Покупать продукты я пошел не в магазин при посольстве — а на базар. В магазине продавались продукты, привезенные из Советского Союза — их я и на родине покушаю. Андрей Леонидович успел-таки взять меня с собой на базар и познакомить с торговцем всякой снедью — у него был один из лучших дуканов[39] в городе, но не на самом базаре, а прямо рядом с ним. Тогда еще этот базар таким большим не был, это потом на обслуживании русских он разрастется раза в три и лавка Мехмета окажется частью самого базара, знаменитой «чекен-стрит».[40] А тогда, в семьдесят восьмом это была просто соседняя с базаром улочка…

Машину я оставил метрах в ста дальше, на свободном месте рядом с базаром. Тогда это можно было делать без страха — проблемы угонов не стояло, а прилеплять к днищу магнитные мины тогда было не принято. Примерно прикинул, что мне надо было купить — я собирался отметить приезд Константина Ивановича шашлыком, заодно пригласив на него и его подсоветных из Царандоя. Познакомится — лучше это делать во время таких вот междусобойчиков. Подсоветные из Царандоя еще будут нужны, ведь в отличие от нас у них и агентура и техника и возможность вести официальное расследование. Поэтому, мне нужна была свежая баранина — тут ее было навалом, не то что в Союзе — и зелень. Заперев махину, я двинулся вниз по кривой, извилистой улочке, ловя последние жаркие лучи солнца…

Мехмет сидел у входа в свою лавку, на каком-то перевернутом ящике, очень похожем на наш армейский. Он прилично говорил по-русски потому что какое то время учился у нас. Но тогда инженеры в этой стране были не нужны — вот он и пошел в торговлю. А сейчас от торговли не отказался бы, даже назначь его главным инженером какого-нибудь завода…

— Товарищ Сергей… Как дела, как здоровье?

— Хорошо. Мясо есть?

— Есть, есть. Есть баран, есть банка. Все есть.

Банка — это значит тушенка в банках, которая на базаре появлялась уже тогда — интенданты пускали налево…

— Хочу шашлык сделать, Мехмет — подмигнул я ему — человек на пять. Баранинки мне бы и зелени…

— Баранина есть! — зачастил Мехмет, улыбаясь — хороший баран есть! Утром сам, своими руками резал баран, свежий баран, большой баран, молодой баран!

Конечно, это было неправда — но врал он так истово и вдохновенно, что не поверить, или по крайней мере не улыбнуться, было просто невозможно…

— А зелень?

— И зелень есть! Сам утром рвал!

Ну и ну… Чем-то он был похож на Никулина, знаменитого советского комика…

— Веди раз так…

— Заходи, шурави, заходи…

Дукан Мехмета, как и все в этом городе был с низкими потолками, старый, заставленный мешками и товаром — но в каждом дукане был свой, неповторимый колорит. Здесь нельзя было просто покупать — здесь каждый дуканщик знал своего покупателя в лицо, интересовался как у него здоровье, знал что он предпочитает. Здесь можно и нужно было торговаться — не торгующегося не уважали. Кстати, был такой приказ «О нормах и правилах поведения советских специалистов в ДРА», в котором одним из пунктов запрещалось торговаться на базарах и в лавках — тот, кто писал этот бред явно знал Афганистан только по «Международной панораме»…[41]

Окна в дукане Мехмета были занавешены красной тканью — на занавески явно пошел какой-то транспарант. По моим оценкам афганцы хоть и не являлись коммунистами ни на йоту — но найти общий язык с ними всегда было можно, если знать подход…

— Проходи, товарищ Сергей… — я как то не заметил и не придал внимания тому, что Мехмет перешел на русский. Пригнув голову, шагнул за порог дукана и — замер на месте как вкопанный…

Дукан освещался тусклым светом, сочащимся из-под красных занавесок — это придавало сцене какой-то инфернальный, зловещий вид. И в глубине дукана, на перевернутом ящике сидел человек — не узнать его я просто не мог…

— Добрый день… Павел Степанович…

— Добрый, добрый… — со своей бородой и в национальной афганской одежде полковник Варяжцев совсем не походил на русского — хреново, что ты меня так сразу узнал, хреново…

— Почему?

— Значит, с первого взгляда можно русского угадать…Присядь, давай вот тут — тут чисто.

Я осторожно сел на мешок, взглянул в глаза Павлу Степановичу — а он взглянул в мои. Помолчали…

— Вот так вот, Сережа… — наконец проговорил он — не думаешь, не гадаешь — раз и нет человека. Никак не думал, никак…

— Вы его знали? — осторожно поинтересовался я

— Да как не знать… Андрей Леонидович, он же еще во Вьетнаме начинал, не человек был — человечище. И тут, какая то мразь… эх…

Я молча — говорить тут было не о чем, да и никакие слова не были бы уместными…

— Кто его? Не знаешь? — Варяжцев поднял на меня глаза, и я поразился, увидев… боль. В его глазах жила самая настоящая боль, боль от потери друга. Такое нельзя было сыграть…

— Не знаю… Знал бы….

— Найти его! — Варяжцев проговорил это скороговоркой, каким-то чужим, незнакомым голосом — найди его Сережа… Ты ведь в следствии работал, я знаю. Найди эту суку, которая Михеева… и я твоим должником по гроб буду… Найди его…

Все это начинало походить на какое-то камлание или вызов духа — от кого-кого, а от Павла Степановича я такой реакции никак не ожидал. Стало жутковато…

— Павел Степанович… — наконец ответил и я — найти можно будет только в одном случае. Если ничего не будет скрываться. Я — знаю слишком мало про то, чем именно здесь занимался Андрей Леонидович. А без этого — пропадает мотив, без четкого мотива — не раскрыть и преступление. Вы меня понимаете?

Теперь долго молчал Варяжцев. Ломая себя — ведь я требовал раскрыть совершенно секретную информацию, к которой у меня не было допуска. Но в то же время Варяжцев понимал — что я прав и убийство без мотива — можно раскрыть либо по горячим следам, либо — случайно. Он ломал себя — требования обеспечения режима секретности боролись с желанием узнать, кто же все-таки совершил убийство. Он ломал себя — а я молча ждал…

— Ладно… — наконец пересилил себя Варяжцев — кое-что я тебе скажу. Все равно Горин приказал тебе передать дело, так что…

— Это как — передать дело? — не понял я

— Да вот так вот! — досадливо проговорил Варяжцев — больше некому. Ладно, об этом потом…

Что значит — больше некому? Что, в ГРУ никого не осталось, кадровые бреши некем затыкать? Да быть этого не может…

— В общем, рассказываю я тебе не все, только то, что тебе нужно знать. Даже это — должно быть только в твоей голове и ни в чьей другой. Никаких записей, понял?

— Понял…

— Тогда слушай. ГРУ проводит стратегическую операцию в этом регионе и ведет игру с ЦРУ США. И пока мы в этой игре проигрываем. Ты в курсе, как здесь началась революция?

— Нет…

— Вообще странно и неожиданно. Для нас — как гром среди ясного неба. Началось все с того, что семнадцатого апреля этого года был убит ведущий идеолог партии «Парчам» Мир Ахбар Хайбар. Его похороны вылились в мощную антиправительственную демонстрацию, на которых прозвучали требования свержения режима — с нами никак не согласованные. В ночь на двадцать шестое апреля было арестовано все руководство НДПА — все кроме заместителя Хайбара, некоего Хафизуллы Амина — того самого, которого ты видел у гостиницы Кабул. И уже двадцать седьмого апреля началось вооруженное восстание — прежде всего, восстала четвертая танковая бригада, потом батальон «коммандос» и некоторые другие части. Но самое главное и непонятное вот в чем. Официально нам преподнесли версию о том, что план восстания был заранее подготовлен и должен был быть приведен в действие в случае ареста ЦК НДПА. Он и был приведен в действие — опять таки, по словам афганцев, Амин послал своего сына к дому Тараки, узнал, что тот арестован и передал приказ о начале вооруженного восстания. То же самое подтверждает КГБ. Но мы, по своим источникам проверили эту информацию и выяснили один очень интересный момент — план восстания появился как бы сам по себе. Заговорщики не провели ни одного собрания для его предварительного обсуждения. Ни одного! И, тем не менее, план откуда-то появился и был блестяще реализован!

— А причем здесь Михеев?

— Михеев… Михеев здесь был со своим заданием, о котором не знал ни посол, ни главный военный советник, ни одна из резидентур. Задание ему было дано в Москве — по обычным каналам его дать было никак нельзя.

— Что за задание?

— Задание заключалось вот в чем. Начиная с начала этого года, было установлено, что по разным источникам идет совершенно разная информация о положении дел в стране, подчас взаимоисключающая друг друга. Было принято решение провести проверку.

Андрей Леонидович был командирован сюда как раз для того, чтобы проверить прохождение информации. Сделано это было, чтобы определить — чьи же сообщения являются дезинформацией — наша информация или информация резидентуры КГБ. Он проверил три наших информационных сообщения и три информационных сообщения КГБшников. Так вот — на поверку все три информационных сообщения резидентуры КГБ оказались дезинформацией. Он доложил об этом в Москву и получил приказ выявить источник дезинформации…

— То есть вы хотите сказать… что Андрей Леонидович… следил за местной резидентурой КГБ?

— Да почему следил… — скривился Варяжцев — ты я вижу, шпионских детективов начитался… следил… Тут слежка не даст ничего. Тем более, что против тебя будут работать профессионалы. Возможно, они смогли расколоть Михеева — а тебя и подавно расколют…

— Но если называть вещи своими именами, получается — следил!

— Есть другие методы. Как бы то ни было — Андрей Леонидович пытался установить основной источник дезинформации. И судя по всему, он слишком близко подошел к огню — за то и был убит…

— То есть… Получается его убили наши?!

— Наши… Скорее всего нет. Но если… вряд ли можно этих людей назвать нашими… В любом случае, мы должны искать не столько убийцу, сколько канал дезинформации…

— И что нам это даст?

— Ты мне лучше скажи — кто ведет расследование? Насколько я знаю — направлен специальный человек.

— Глазко Константин Иванович, полковник МУР. Официально здесь — советником в Царандое, он, кстати и вправду советник в Царандое…

— Ты его знаешь?

— Он меня знает. С Москвы. С практики. Мировой мужик.

— Понятно…

— Павел Степанович…

— Что?

— Думаю, вам надо встретиться с Глазко. Над одним делом работаем…

— Он про меня что-либо знает?

— Нет.

Варяжцев потер лоб…

— Наверное, действительно нужно. Тем более, что и повод найдется — те же шашлыки. Меня представишь просто как специалиста из Генерального штаба. Нормально?

— Нормально. Но все равно — ваше знакомство с Андреем Леонидовичем…

— А его и не надо скрывать. Андрей Леонидович ведь тоже числился по Генеральному штабу. Вполне нормально, что мы могли знать друг друга и достаточно хорошо. Завтра ведь собираетесь…

— Завтра.

— Давай, тогда договоримся… У посольства встретимся. Часов в восемь, нормально? Я на машине буду, у тебя машина есть?

— Есть.

— Ну, вот и договорились. Тогда до завтра…

В голове у меня творился полный бедлам…

— До завтра… — я повернулся, направился к выходу, не видя ничего перед собой…

— Эй, разведчик… — иронично донеслось из-за спины

Я повернулся…

— Мясо то забыл. И зелень тоже. В посольстве не оставляй, если нет холодильника у тебя, неси к соседям. В посольстве оно долго не задержится…

Мясо я все-таки купил. С запасом, на теплую и дружескую компанию. Жаль что без дам, но ничего не поделаешь — мусульманская страна. Водку должен был достать Константин Иванович — дело в том, что он только что прибыл, а в посольском магазине была норма отпуска в одни руки. Это конечно… никого не останавливало, спиртным всегда можно было разжиться. Вечером оговорили маршрут. Сначала я хотел просто пристроиться на одной из гор, на которых стоит Кабул, но знающие люди отговорили. Тогда решили выехать за город. По течению реки Логар был небольшой городок Хайрабад — вот там и решили пристроиться.

Константин Иванович уже провел первые следственные действия. Допрашивать здесь он не имел права, ограничился опросами. Я естественно начал задавать вопросы, но Глазко только отмахнулся — все завтра. С этим и лег спать…

Несмотря на ряд достигнутых успехов, обстановка в демократической республике Афганистан в период с апреля-мая 1978 года и по текущий момент продолжает ухудшаться, чему способствуют следующие факторы:

1. Несмотря на настойчивые усилия совпосла, аппарата ГВС, Международного отдела ЦК КПСС до настоящего времени так и не произошло подлинного объединения фракций НДПА «Парчам» и «Хальк» в единую партию. Более того, вместо объединения в деле защиты завоеваний революции, фракции постоянно ведут беспринципную междоусобную борьбу, не останавливаясь перед тем, чтобы переносить эту борьбу в армию. Так, фракция «Хальк», к которой принадлежит генеральный секретарь ЦК НДПА Н.М. Тараки в настоящий момент стремится к полному исключению членов соперничающей фракции «Хальк» из политической жизни. 05 июля с.г. лидеры фракции «Хальк» Б. Кармаль, Н.А. Нур, А. Вакиль, А. Ротебзад, М. Барьялай, М. Наджиб были отстранены от государственных должностей и назначены послами, соответственно в Прагу, в Вашингтон, в Лондон, в Белград, в Исламабад, в Тегеран. Сделано это было после того, как Б. Кармаль, являясь лидером «Хальк» и заместителем председателя Революционного совета в июне с.г. собрал съезд своей фракции «пагмане», на котором поставил вопрос о подготовке нового государственного переворота и отстранения Н.М. Тараки от власти. Кроме того, по приказу Н.М. Тарраки, несмотря на рекомендации Главного военного советника было уволено из рядов вооруженных сил более восьмисот офицеров, открыто симпатизирующих «Парчам». В отсутствие в стране подготовленного офицерского резерва это привело к ослаблению боеспособности армии Афганистана.

2. Несмотря на принятие прогрессивных законов «О земле» и «О воде», предпринимаемые усилия по коллективизации села и механизации крестьянского труда не дали ожидаемых результатов. Правительству ДРА не удалось провести перераспределение изъятой у феодалов земли среди крестьянства и в результате чего значительная часть земельных наделов не обрабатывается. Это может привести к голоду уже в начале 1979 года.

3. Продолжается создание антиправительственных организаций исламистского и маоистского толка, чему активно способствуют власти сопредельных Пакистана и Китая. В июне 1978 года произошли первые вооруженные выступления против демократических и антифеодальных мероприятий в провинциях Бадахшан, Бамиан, Кунар, Пактия и Нахгархар. Вооуженное сопротивление возглавляют поредставители помещичье-феодальных кругов, компрадорская буржуазия и высшее духовенство страны, умело использующие неграмотность населения, межплеменные и межрелигиозные противоречия для обострения обстановки. При этом, правительство ДРА массированным применением армии, в том числе для нанесения авиационных и артиллерийских ударов по населенным пунктам, лишь способствует расширению мятежного движения, увеличению количества беженцев в сопредельные государства и дальнейшему обострению обстановки. Имеются также данные о прямом участии в разжигании напряженности специальных служб сопредельных государств, а также ЦРУ США.

На сегодняшний день в стране активно действуют ячейки радикальных исламистских организаций «Хезб-Ислами-е-Афганистан» во главе с Г. Хекматияром, «Джамаат-е-ислам-е-Афганистан» во главе с Б. Раббани. Обе эти партии находятся под сильным влиянием зарубежных исламских организаций, в частности пакистанского «Джамите-ислами» (С. Маудуди), «Братья мусульмане» (С. Кутаб; Х. уль-Бан). Особую тревогу вызывает тот факт, что в деятельность радикальных исламистских организаций вовлекается значительное количество молодежи.

4. Правительству Афганистана в настоящее время не удается закрепить завоевания революции в провинциях и создать надежные местные революционные комитеты. Лица, командируемые в революционные комитеты, так называемые «ядра» зачастую не пользуются авторитетом среди местного населения, совершают различные ошибки вследствие своей малограмотности и неопытности, что также ухудшает отношение простых афганцев к революционным преобразованиям. Учащаются случаи убийства активистов и правительственных уполномоченных.

5. Отношение соседей Афганистана к революционным преобразованиям резко негативное:

5.1. Китай — поддерживает силы реакции, публично выступает против вмешательства «советского ревизионизма» в дела региона, поставляет оружие антиправительственным силам. Особо помощь оказывается хазарейцам — одному из малых народов Афганистана, родственному с Китаем. В мае 1978 г. помощник президента США по вопросам национальной безопасности З. Бжезинский посетил с визитом Китай, где достиг соглашения с председателем Госсовета КНР Дэн Сяо Пином об объединении усилий КНР и США в деле противодействия революционным преобразованиям в Афганистане.

5.2. Пакистан — руководитель Пакистана генерал Зия уль-Хак по соглашению с США всячески поддерживает антиправительственные силы в Афганистане. В городах Пешавар, Кохат, Кветта, Парачинар, Мирамшах начато строительство лагерей для афганских беженцев а также центров подготовки боевых отрядов сил, оппозиционных афганским властям. На деньги ЦРУ США развернута активная пропагандистская работа среди афганских беженцев, производится вербовка молодежи в отряды боевиков, в том числе насильно. При этом, находящиеся в лагерях беженцев родственники завербованных остаются у властей Пакистана в качестве заложников.

5.3. Иран — шахское правительство, начиная с самого начала Саурской революции заняло откровенно враждебную позицию по отношению к новым революционным властям Афганистана. Так, в мае 1978 года в Терегане побывал советник президента Пакистана по внешнеполитическим вопросам Ага Шахи. Во время этого визита было открыто заявлено «после государственного переворота 27 апреля Афганистан перестал быть буферным государством, СССР сделал еще один шаг к водам Индийского океана и может взять в тиски как Тегеран, так и Исламабад.» Шах Ирана высказался в поддержку «решительного противостояния угрозе нового расчленения Пакистана». Власти Ирана считает крайне важным разжигать антиправительственные настроения в Афганистане, среди афганского духовенства, в племенах, активно использовать отсутствие единства в руководстве Афганистана. Особая роль в реализации этих планов отводится родственным иранцам шиитам.

6. США продолжают наращивать усилия по помощи антиправительственным целя с целью свержения правительства ДРА и дестабилизации обстановки в регионе. Так по оперативным данным, в Кабул под дипломатическим прикрытием вылетел некий Луи Дюпри с заданием координации действий антиправительственных сил в Кабуле, организации подрывной и разведывательной деятельности.

7. Отношения с социалистическим странам, несмотря на прилагаемые усилия развиваются недопустимо медленно. Наибольшую активность среди стран Варшавского договора в Афганистане проявляет Болгария, планирует активизировать свои связи с ДРА также ЧССР и ГДР. В то же время отношения между ДРА и другими соцстранами за время прошедшее после Апрельской революции не изменились или продолжают оставаться на недопустимо низком уровне. Так, остаются на том же уровне отношения ДРА с ПНР, с Кубой.

…