"Михаил Задорнов. Язычник эры Водолея" - читать интересную книгу автора

загипнотизированной прессой, и "мультяшечными", как он говорил,
революционерами!
Конец перестройки. Первый съезд депутатов. Горбачев, Сахаров... Крики
на трибунах. Впервые, глядя на прямые репортажи из Дворца Съездов, мы
почувствовали первые вздохи гласности и свободы слова. Увидели тех, кто
впоследствии начал называть себя громким словом "демократы". Я смотрел
телевизор, отец стоял за моей спиной, потом вдруг махнул рукой и полусказал:
- Что те были ворами, что эти... Только новые будут поумнее! А потому -
украдут поболее!
- Папа, это же демократия!
- Не надо путать демократию со склокой.
Прошло совсем немного времени, и я, и все мои интеллигентные друзья
теперь, рассуждая о наших политиках, говорят не "демократы", а "так
называемые демократы". Мол, не хочется пачкать слово "демократия".

* * *

В 1989 году, вернувшись из своих первых гастролей по Америке, я с
восторгом рассказывал о своих впечатлениях в кругу семьи. Так обычно делал
мой отец, возвращаясь из путешествий. Отец слушал мои восхищения со
сдержанной улыбкой, не перебивая, и потом сказал только одну фразу: "Я
смотрю, ты так ничего и не понял. Хотя дубленку привез хорошую!"
Я очень обиделся. За мою поездку, за совершенство Америки, за западную
демократию, свободу, за то будущее, которое я рисовал в своем воображении
для России. Мы поссорились. Отец не мог мне объяснить, что он имел в виду,
Или я просто не хотел его понимать. Я ведь уже был звездой! На мои
выступления собирались тысячи зрителей. Правда, я запомнил его слова,
которые он сказал, чтобы закончить наш спор: "Ладно, не будем ссориться. Ты
еще, наверное, не раз на Западе побываешь. Но когда меня не будет, помни,
все не так просто! Жизнь - не черно-белое телевидение!"
Как будто он знал тогда, что через пять лет я кардинально поменяю свое
мнение об Америке.

* * *

Мне иногда кажется, что родители уходят из жизни для того, чтобы дети
начали все-таки прислушиваться к их советам. Сколько моих знакомых и друзей
вспоминают теперь советы своих родителей, уже после их смерти.
После ухода отца из жизни я стал его послушным сыном!

* * *

Сейчас, когда отца нет, я все чаще вспоминаю наши ссоры. Я благодарен
ему прежде всего за то, что он не был обывателем. Ни коммунисты, ни
"демократы", ни журналисты, ни политики, ни Запад, ни писательская тусовка
не могли заставить его думать так, как принято. Он никогда не был
коммунистом, но и не попадал под влияние диссидентов.
Только мы, его самые близкие, знали, что он верит в Бога. У него была в
тайнике иконка, оставшаяся от его мамы. И ее крестик. Незадолго до смерти,
понимая, что он скоро уйдет из жизни, он перекрестил меня, некрещеного,