"Михаил Задорнов. Этот безумный, безумный, безумный мир...(рассказы) " - читать интересную книгу автора

жить больше. Быть приговоренным к "никогда". Что-то вроде надетого на душу
вечного противозачаточного.
- А еще мне летчик рассказывал, - продолжает брат погибшего, - однажды
они полетели на задание уничтожить несколько отмеченных на карте
мини-нефтяных заводов. Разбомбили, развернулись, летят обратно. Смотрят, еще
два в стороне. Их тоже взорвали. Только приземлились - тут же начальство
накинулось: "Вы что наделали, кто вас просил? Это заводы, которые платят
Москве".
Что я могу ответить? Подобное я слышал и от Бориса Галкина. Он тоже
рассказывал, что и Басаева пару раз задерживали, но из Москвы приходил
приказ: отпустить. Чуть ли не от самого бывшего премьера.
Но самое сильное отчаяние у моих собеседников оттого, что никто их даже
выслушать не хочет. В газете, и то намекнули, чтобы они больше не приходили.
Надоели. Один чиновник просто сказал матери: "Ну что Вы все время
фантазируете? Нам доподлинно, из достоверных источников известно, что Вашего
сына никто не пытал, его убили сразу, так что не волнуйтесь".
- Почему тем, кто с "Курска", родственникам, и деньги выплатили, и
психологов дали? А с нами даже говорить не хотят. Мне, например, нужен
психолог. Мне денег уже не надо, - говорит Димина мама. - Они у меня
остались от накопленных для Димы, для института. Почему все разговаривают со
мной так, будто Димы никогда у меня и не было? Будто я его придумала. Но
ведь он у меня был. Я точно помню. Я же его в институт готовила...
Она смотрит на меня такими страшными глазами, как будто хочет понять: я
верю ей, что у нее был сын?
Да, цена смерти! Сколько стоит, где погибнуть. Как в меню. Вроде как
"Курск" - несчастье, а Чечня так, во имя идеи. За Родину!
К концу нашего разговора мои собеседники уже начинают успокаивать меня:
- Не волнуйтесь, даже если у Вас не получится помочь нам, спасибо уже
хотя бы за то, что выслушали.
Я советую Диминой маме сходить в церковь. Она отмахивается и кратко
отвечает:
- Пробовала, не помогает. Священник одно твердит: "Радуйся, сын твой в
раю". А как я могу радоваться, я его в институт готовила?..
Мне нечего ей ответить. Даже среди священников уже появились чиновники
от церкви с отмирающими органами сочувствия.
- Тогда сами разговаривайте почаще с ним. Ему сейчас это важнее всего.
- Я все время говорю с ним. Фотографию вон с собой для этого всегда
ношу.
Она показывает мне фотографию. Молоденький. Худенький. Взгляд дерзкий.
Такой взгляд бывает у наших молодых ребят, после того как они насмотрятся
западных боевиков, и им кажется, что они тоже супермены и могут выбраться из
любой ситуации. Но жизнь - не кино.
Мои посетители уходят от меня длинными обшарпанными, облупившимися, как
и их судьбы, коридорами военного Дома культуры. Я смотрю им вслед и думаю: и
нужно им не так уж много сегодня. Просто, чтобы их выслушали. Но у власти
пока нет органов слуха.

* * *

Когда смотришь сегодня на нашу армию, которая от имени многомиллионной