"Корона мира" - читать интересную книгу автора (Макдуф Алекс)Глава IОбрушившийся на пущу ливень загнал путников в грот. Костер пришлось развести в центре, а люди расположились вдоль стены. Проем был довольно широк и плохо защищал от пронизывающего ветра, быстро выдувавшего из-под свода тепло, но дождь в пещерку не проникал. Заготовленное в достатке топливо горкой сухого дерева было сложено здесь же, в пещере, недосягаемое для влаги. На углях пеклись яйца и крупная, нагулявшая жир в отсутствие хищников, рыба. Серый камень, впервые за несчетные темные годы согретый теплом огня, надменно и хитро поблескивал полированной поверхностью, являя зрителям свои загадочные фигуры и знаки. От пиктов не прятались. «В такую непогоду дикари сидят в своих шалашах, ибо считают, что в пуще в этот час безраздельно властвуют злые духи», — авторитетно заявил Арриго. При мысли о том, что ненастье может продлиться долго, всякая охота разговаривать исчезала. Арриго не давало покоя близкое соседство волков. Военачальник сталкивался с серыми четвероногими на охоте и большого удовольствия от этих встреч не испытывал. Волк в воображении военачальника рисовался страшным хищником, злобным, сильным, хитрым и безжалостным, готовым убивать все, что попадется на глаза, и убивающий по возможности. По крайней мере пастухи рассказывали о волках именно так. Однажды на охоте, где принимал участие Арриго, пытались отловить для зверинца волчье семейство. Преследовали зверей специально собранные со всей Зингары егеря и загонщики с лучшей сворой матерых псов. Но изловить волков так и не удалось. Волчица и крупный матерый самец ушли, словно растаяли. Пять растерзанных собак, егерь с порванным горлом и второй егерь, жестоко искусанный, — вот и весь итог охоты. «Волк — это главная опасность для Зингары, — решили придворные. — Это даже хуже, чем Аргос». На этот раз Арриго полностью согласился с общим мнением. Военачальник посмотрел в серую мглу и клубящийся в ущельях туман. До захода еще было время, но здесь уже стояли сумерки. И оттуда прямо на него смотрела пара горящих желтых глаз. Арриго не сразу понял, кто пришел к ним на огонек, а едва обрел дар речи, закричал так, словно бы вел войска в последнее решительное наступление: — Волки! Глаза немедленно и совершенно бесшумно исчезли, зато люди всполошились, словно куры, к которым ночью забралась лисица. Рослый Деггу забыл, что потолок довольно низок, и со всего маху ударился о гранитный свод головой. Спасла ли моряка шапка курчавых черных волос, или же череп его по крепости не уступал камню, но Деггу отделался тем, что просидел на корточках довольно долго, схватившись за голову и поминая каких-то своих богов с непроизносимыми именами. Все схватились за мечи и горящие ветки, каждый миг ожидая атаки свирепых зверей, но мгновения текли и утекали вместе с каплями дождя, а волки все никак не нападали. — Арриго, а тебе не померещилось? — осмелился спросить наставника Родригес-старший. — Может, это был всего лишь отблеск костра? Арриго открыл было рот, чтобы указать молодому человеку на то, что он неопытен и плохо знает жизнь, но протяжный леденящий вой, усиленный, несмотря на дождь и туман, эхом в лабиринтах ущелий, стал лучшим ответом. Волки по-прежнему не показывались, но теперь дремоту как рукой сняло. Моряки, особенно аргосцы и жители жаркого юга — Мегисту и Деггу, — имели о волке самое расплывчатое представление, но Арриго сравнил зверя с акулой, что оказало на слушателей должное действие. Вообще говорил теперь в основном Арриго, потчуя остальных сведениями о волчьем нраве. Родригесы припомнили еще несколько рассказов, слышанных от своих крестьян, в которых волк представал во всем блеске своей злости, жадности и коварства. Потом Арриго заявил, что они с Деггу так и не нашли ни единой лазейки, откуда могли бы явиться на тропу волки. Немедленно было высказано соображение, что они встретились не иначе как с оборотнями, которым должно быть раздолье в этом гиблом месте. В конце концов в сознании у Деггу сложился образ шестилапого льва с мордой собаки, челюстью крокодила и двумя хвостами, из коих один венчался скорпионьим жалом. Такого могучего зверя несомненно стоило опасаться, и Деггу молил всех известных ему богов, не исключая Митру и Сета, чтобы встреча с сим хищником, если уж таковой не миновать, произошла как можно позже. А время шло. Вот и дождь прекратился, вот и небо разъяснилось, вот последние бледно-розовые лучи коснулись вершин, и день быстро погас. Донато терпел долго, но жажда и естественные потребности тела не внимали голосу разума. Волчий вой неоднократно тревожил людей, заставляя пристально всматриваться в скрывающую неизвестность завесу дождя и последовавшей за ним тьмы, но сами звери у входа в пещеру больше не показывались. — Арриго, ты как хочешь, а я осквернять наш приют не стану, — прервал аргосец очередной пассаж военачальника о разнообразных мерзких тварях, подстерегающих человека в пуще на каждом шагу. — Да и пить я хочу, — прибавил моряк и решительно направился наружу, в непроглядную ночь. — Погоди, — остановил его Бруно, вооружаясь обломком весла — Я провожу тебя. — Ладно, — Донато недоверчиво глянул на весло. — Только на этот раз не промахнись. Моряки вышли в безвидную неизвестность ночи, а остальные, пребывая начеку, смотрели вслед смельчакам. Донато почти завершил отправление естественных потребностей, когда впереди на тропе послышался сухой отчетливый шорох и негромкий стук. Сомнений быть не могло — это осыпались под чьими-то шагами мелкие камни. Но кто мог бродить в столь неурочный час? Только волки! — Волки! — воскликнули в один голос Донато и Бруно, но прерваться Донато был не в силах, и ему оставалось только ждать своей участи. Бруно, не бросив товарища, вперил в темноту испуганно-яростный взгляд. Дубинка из весла угрожающе замерла в его сильных и ловких руках. — Если я — волк, то вы уж точно бараны, — ответил «волк» человеческим голосом. — Оборотень! — прошептал Бруно и приготовился к смертельной схватке. — Но соперник на сей раз оказался посерьезнее. Из тьмы сгустился высокий жилистый мужчина в странном одеянии. Мелькнул сжатый кулак, и Бруно, неловко взмахнув руками, повалился навзничь, увлекая за собой Донато, коему невзначай опять угодил веслом по виску. — Евсевий, да они тут совсем распустились! — изрек мужчина. — Дозора нет, оружие как у мужланов, орут какую-то ерунду. Волков боятся… Мужчина потормошил испуганного до бледности Бруно. — Бруно, это ты, что ли? Вставай! Это я, Майлдаф. Где остальные? Все живы? Бруно только теперь осознал, что перед ним телохранитель Конана. Он сел и, ясно глядя в глаза склонившемуся над ним горцу, четко ответил: — Все. — Майлдаф, вот видишь, мы не зря старались, — заговорил приятный густой баритон, и из-за спины горца показался не менее высокий, но гораздо более импозантный молодой мужчина с густой, аккуратно подстриженной бородой, модной прической и правильными чертами аристократического лица. Узрев «благородного», Бруно встал, отряхнулся, как шелудивый пес, приосанился и произнес приветственное слово: — Месьор Евсевий. Ведь это вы месьор Евсевий? Ага, а я-то все думал, что вы — это и есть месьор Евсевий. Вот как все складно. Месьор Евсевий, у нас тут… В общем, Мегисту нашел такую штуку… Ну, вроде камень. Серый. А на нем всяких… Этих самых… Букв всяких. Я-то неграмотный сам, а Мегисту — он знает. Но ничего не понял, дубина. И боцман наш тоже. То есть, не тоже дубина, но вроде того… Не понял, то есть. Вот мы и хотели, чтобы вы, месьор Евсевий, значит, поглядели. Боцман наш, Серхио, то есть, говорит, что там про золото написано. А прочесть никак. Беда, месьор Евсевий. Вероятно, Бруно мог бы долго вот так изъясняться, если бы Евсевий не поспешил прийти к нему на помощь с присущим аквилонцу вежеством. — Дорогой друг, поскольку у вас имеется столь насущная и вместе с тем столь волнительная просьба, судить о чем я могу по изысканному изъяснению вашему, то, как и приличествует подданному королевства Аквилонского, а более того как велит мне долг чести дворянина и ученого, не премину оказать вам всевозможную доступную по малым силам моим помощь и тщусь надеждою, что усилия наши не пропадут втуне. Ошеломленный услышанной тирадой, Бруно отступил, пропуская Майлдафа и Евсевия вперед. Горец сделал шаг и немедленно запнулся о лежащего Донато, оглушенного падением и повторным предательским ударом весла. — А говоришь, все живы! — озлился телохранитель аквилонского монарха, желавший дополнить чем-нибудь предыдущую скромную трапезу и привлекаемый, как и волки, ароматом запеченной в углях рыбы. — Трупы валяются прямо у тебя под носом! — От дохлой акулы слышу, вынужден тебе заметить, почтенный, — натягивая штаны до уровня, полагаемого правилами приличия, и поднимаясь, высказался Донато. — Ого! — обрадовался Майлдаф. — В этом промозглом сиде умеют беседовать по-человечески! Эта морда старого тургарта — я правильно назвал тебя, уважаемый? — осведомился Бриан у Донато, — оказывается, жива и даже говорит! В отличие от горца, Донато бывал в Черных Королевствах, видел живого тургарта не один раз и даже имел удовольствие откушать жаркого из этого прелестного животного в избранном обществе одного из тамошних царьков, пробавлявшегося работорговлей. Тем временем затаившиеся в гроте Арриго сотоварищи уразумели, что Донато и Бруно столкнулись отнюдь не с волками и даже не с оборотнями, и дружно высыпали наружу. Первым подоспел на выручку своему лучшему собеседнику Серхио. — Кто смеет оскорблять Донато, лучшего среди всех отбросов с помоек Мерано? Не ты ли, завсегдатай выгребных ям Тарантии? — обратился он к Майлдафу, ничуть не смещаясь тем, что перед ним приближенный Конана. Все прочие замерли в ожидании реакции Бриана: нрав горца был непредсказуем, он мог и меч пустить в ход, как только что пустил в ход кулак, но перепалка продолжалась. — Я смею, ты, дерьмо кушитского козла, — уперев руки в бока и заткнув пальцы за пояс, ответствовал Майлдаф. — И указываю тебе, что буду поступать так и впредь, почтенный. Серхио разозлился, а злость — дурной советчик. — Любовник морской ведьмы… — начал боцман, но Бриан не дал ему договорить. — И неоднократно, — согласился он. — Ведьмы — моя слабость, почтенный. Какие это женщины! Настоящие ведьмы! За что-то им нравлюсь. А ты — нет? Серхио был сбит с толку и затруднился с ответом. И «да» и «нет» прозвучали бы нелепо. — Нет… — начал он. — Не уподоблюсь, — сказал, как отрубил, Бриан. — О чем говорить с тем, кто не ценит женскую прелесть? Сомнительно после этого называть тебя почтенным. Ты, скорее, непочтенный, что несомненно. К тому же мы хотим есть. Военачальник Арриго, нас накормят? — продолжил Майлдаф не терпящим возражений тоном дворцового распорядителя. Арриго в изумлении воззрился на Майлдафа: даже для королевского телохранителя тот вел себя вызывающе. К тому же самого Конана покуда видно не было, и это настораживало. Военачальник собрался заявить об этом, но ему не дали сказать. — Донато, если ты не будешь достаточно вежлив с этим месьором, твой брат в Мерано вычистит все выгребные ямы собственным языком. Бесплатно. — Вслед за Евсевием из темноты возникли еще двое. Градоначальника Мерано здесь знали все, и говорил сейчас он. — Мой указ о твоем аресте тоже не отменен, так что советую прикусить язык. Обстановка становилась неприятно накаленной, поскольку Сотти обычно выполнял свои обещания. — Месьоры, нам не стоит спорить, — счел нужным вмешаться Полагмар. Барон, встав между спорящими сторонами, своей внушительной фигурой перегородил тропу. — В столь трудный час, когда король Конан вынужден заниматься нашим спасением, героически сражаясь в одиночку против массы врагов, нам не следует способствовать им, — с пафосом продолжил он. Вряд ли моряки с «Полночной звезды» прониклись и воодушевились сими речами, однако новость о том, что Конан покинул отряд и бродит неведомо где по лесам в гордом одиночестве, отрезвила всех с быстротой молнии. — Конан ушел? Один? — не понял Арриго. — Как же это случилось? — Вот с этого я бы и предпочел начать нашу светскую беседу, поскольку необходимо определить, куда направить далее стопы наши. Добрый Бруно известил меня, что нашли вы чудесный камень с древними письменами. Могу ли я его увидеть? Мягкий располагающий баритон Евсевия действовал завораживающе, о чем сам владелец помянутого баритона был прекрасно осведомлен. Отказать в просьбе, выраженной в подобной форме, было затруднительно, и аквилонца немедленно провели к камню. Увидев плиту из серого гранита, тарантиец тут же бросил к стене лук и, не вспомнив даже о вожделенной еде, попросил разрешения не беспокоить его, пока он не придет к какому-нибудь решению. — Какой уютный сид! — воскликнул Майлдаф, входя в грот. — После этих мокрых скал, набитых доверху туманом и волками, я чувствую себя почти как дома. — Вы видели волков? — осторожно спросил Конти, восхищенно рассматривая этих четверых, возникших из сырой ночной мглы, с мечами, обагренными кровью врагов. — Их, пожалуй, не увидишь! — усмехнулся Майлдаф, протягивая руки к огню. — Попадаются за каждым поворотом, точно у них тут сборища, как у пиктов на озере! — И они вас не съели? — удивленно расширив глаза, вопросил Деггу. — Меня? Меня и дракон-то не съел, не то что волки. Подавятся! — осклабился Майлдаф. Словно в опровержение этой гнусной лжи совсем близко раздались рычание и повизгивание, за которыми последовал громкий, выразительный и долгий вой. Все немедленно замолчали и замерли, ухватившись за рукояти мечей. Все, кроме четверых новоприбывших. Барон Полагмар недоуменно уставился на Арриго, находящегося на привале в панцире и при звуках волчьего воя выхватывающего из ножен боевой меч. — Почему вы все так боитесь волков? — осведомился гандер. — Уверяю вас, это очень милые животные. Только лютой и студеной зимой я бы не советовал встречаться с ними в чаще одному… — Милые животные?! — возопил военачальник, и даже кончики усов у него гневно встопорщились. — Да известно ли тебе, любезнейший, каковы у них клыки?! — Разумеется, — спокойно отвечал Полагмар. — У меня в замке над камином висит голова отличного самца, а на псарне живут волчата. Я подобрал их, когда по недоразумению подстрелил их мать. — И что с ними будет потом? — глядя на барона, как на умалишенного, задал вопрос Родригес-младший. — Отпущу в лес, разумеется, когда вырастут, — развел руками барон, не находя в сказанном ничего удивительного. — Так ты совсем не боишься волков, месьор? — не веря своим ушам, проговорил Деггу, вконец сбитый с толку столь разноречивыми сведениями о волке. — Ну да, в пределах разумной осторожности, — растерянно отозвался гандер, не вполне понимая, что хотят от него услышать эти ненормальные. — Расскажи нам про волков, месьор! — с жаром попросил Деггу. — Это правда, что… — Правда, — прервал его сердитый Арриго. — Раз уж барон не страшится волков, это его дело. Я лишь замечу, что риск хорош, когда он оправдан, а отнюдь не ради забавы. А теперь я хотел бы знать, почему с вами нет короля, и как теперь вы намерены отсюда выбираться? — Слышу разумные речи, — насмешливо заметил месьор Сотти. — В Кордаве всегда отличались принятием верных решений, пусть и немного запоздалых. Если любезный Майлдаф согласится, — поспешил продолжить Сотти, не давая возможности военачальнику вставить ответное словцо, — он поведает… — Поведаю, — согласился горец. — Евсевий сделал бы это лучше, но вы тогда ничего не поймете. Дело было так… Когда Майлдаф закончил, настала тишина. Случай с рассерженным тургартом немало всех позабавил, но отсутствие Конана пугало. Если уж аквилонский король, исходивший весь мир без ущерба для себя, не сумел пробиться к ним через кордон дикарей, то как сумеют они преодолеть расстояния, не пройденные никем и никогда? Майлдаф, однако, не выказывал видимых признаков растерянности. Доев рыбу и вытерев руки, горец собрался, по всей видимости, почивать. — Отряди кого-нибудь в дозор, — посоветовал он военачальнику. — Пиктов здесь нет, но кто знает? — Отпускать человека в ночь, где, сам говоришь, полно волков? — возмутился зингарец. — Нет, я этого не сделаю. Изволь, ступай сам, если тебе так хочется. — Волки, волки… — изможденно простонал Бриан. — Да люди украдут у тебя все, включая жизнь, в самом королевском дворце среди белого дня быстрее, чем стая волков среди зимы! — Ну да, — поддержал его Сотти. — Волки бескорыстны. Их занимает лишь собственно твоя персона, зато твои деньги и поместья их не волнуют. А что случилось с тобой во дворце? — Да уж случилось, почтенные, — Майлдаф потянулся до хруста в суставах. — Два года назад месьор Коннахт послал меня гонцом в Тарантию, к королю Конану. Вот уж не людское селение, а скопище мерзких сидов! Но сейчас я не о том. У меня был отличный пегий конь, Стедди. Видел я всяких коней. Среди них были прекрасные скакуны, но они, несомненно, верблюды по сравнению со Стедди. Отец всегда мне говорил, что пить надо при всяком удобном случае и как можно больше и чаще, но в меру. Его меру я знаю, мне такую не осилить, но ведь надо же к чему-то стремиться в жизни? Выпивал я с одним гандером, который назвался королевским поверенным. Он и действительно оказался поверенным, но все равно он меня обманул, потому что проснулся я в повозке, гордо именуемой колесницей, на полпути обратно в Темру. Но речь не обо мне, а о людской скаредности. Мой любимый пегий Стедди остался в дворцовой конюшне, это Хорса помнил точно. Он вообще помнит все, даже когда много выпьет. Как, впрочем, и наш король. Но о нем речь уже шла. Когда я возвратился в Тарантию, был уже поздний вечер. Хорса с графиней поехали во дворец, а я пошел в таверну. Но центр Тарантии — это ужасная провинция! Все таверны были закрыты! Тогда я постучал в одну, и когда хозяйка сонным голосом — голос, впрочем, был довольно мил — спросила: «Кто там?», я ответил, что желаю выпить нордхеймского пива. На это она стала довольно умело браниться и в конце сказала, что от таких клиентов у нее нет отбоя целый день, а сейчас и вовсе ночь на дворе. Тогда я позвенел золотом, что было у меня в кармане, и дабы она уверилась, что я имею кое-что заплатить, показал ей деньги через окошечко в двери. Она тут же защебетала, обещала лучшего вина и принялась громко звать мужа, который спал наверху, чтобы он будил слуг и накрывал на стол. Выпили мы тогда славно, да и хозяйка оказалась очень любезной и услужливой и к тому же небезобразной. Таковы людская алчность и сребролюбие, — заключил Бриан. — А если бы на улице были стужа и ненастье, а у меня действительно не было бы ни гроша? Так бы и замерз на пороге, как последний бродяга и пьяница. — Погоди, а при чем тут лошадь? — не понял Сотти. — Стедди?! — переспросил Майлдаф. — Как это «при чем»? Я же говорю, что Хорса с графиней поехали во дворец. Утром, когда я пришел туда, Хорса встретил меня сам. По его виду я догадался, что ночью он занимался в общем тем же, чем и я, но про коня он не забыл. Оказалось, что злодеи конюхи воспользовались отсутствием Хорсы и свели Стедди на торг, где и продали конокрадам, хотя наш железный канцлер Публий выдал жалованье вовремя. Деньги Хорса, разумеется, у них отобрал, а негодяев рассчитал и уволил, но Стедди ко мне так и не вернулся! — Печальная и поучительная история, — вздохнул Полагмар. — А что ты сделал с деньгами? Пожертвовал на храм Митры? — Зачем же? — удивился Майлдаф. — Мы с Хорсой их пропили. — Майлдаф, я всегда говорил, что ты бродяга и пьяница, — подал голос Евсевий, незаметно для всех оставивший наконец свой камень и внимавший с хитрой усмешкой балагурству Бриана. — Разумеется, — согласился горец. — Но история оттого становится вдвойне поучительной. — Да, так что же делать с волками? — осведомился все еще недовольный Арриго под общий хохот. — Согрейте побольше воды, хотя бы в своих кружках. Они у вас не маленькие, — ответил ему барон. — А дальше? — недоуменно изрек военачальник. — А дальше я сам, — ухмыльнулся Полагмар, подмигивая Майлдафу. — Маленькая охотничья хитрость. Военачальник пожал плечами, но воду барону согрели. Волки действительно шастали где-то неподалеку, и пару раз в проеме появлялись их желтые недобрые глаза. Полагмар достал из-за пазухи пузырек с неопределенно-сероватого цвета порошком и рассыпал малую толику содержимого по кружкам, а затем принялся поглощать жидкость, как губка. Когда последняя кружка была опорожнена, гандер, погладив живот, улегся на постеленные на полу ветки. — И что? — не понял Серхио. — Подождем, — невозмутимо отвечал барон. Ждать пришлось недолго. Вскоре барону пришлось предпринять то же путешествие, что со столь плачевными для себя последствиями недавно совершил Донато. А потом экспедиция повторилась еще и еще раз, и еще неоднократно. Наконец барон уселся на полу и откинулся на спину с блаженным выражением человека, исполнившего тяжкий долг. — Вот и все, — облегченно вымолвил он. — Как это все? — Арриго имел вид человека, коего беспардонно и неумно разыграли. — Что ты делал снаружи? — То же, что и Донато, только гораздо чаще и понемногу. Теперь волки не подойдут к тебе ближе чем на пять локтей. — Это почему? — упорно не желал понять Арриго, хотя Майлдаф с Евсевием уже покатывались со смеху. — Ты когда-нибудь видел, как пес поднимает лапу около изгороди? — Ну, да, — опасаясь угодить в лужу, промямлил военачальник. — Ты знаешь, зачем они это делают? — не унимался Полагмар. — Представляю, — попытался иронизировать зингарец. — А волк, по-твоему, не собака? — продолжал допрос Полагмар. — Собака в какой-то степени, — вынужден был согласиться полководец. — Так же поступил и я, — басовито рассмеялся барон, к немалой потехе слушателей, — Они не пересекут границы меченого участка. — Это действительно так. В отличие от людей, — заметил Евсевий, — Я не все понял в этих письменах, но кое за что могу ручаться. — Что же они гласят? — полюбопытствовал принц Конти. — Примерно следующее, ваше высочество, — любезно отозвался Евсевий. — Ты осведомлен о древних языках и письменности? — О да, начала древненемедийского и староаквилонского, а также древнешемитский и стигийский. — Изрядно, — похвалил Евсевий, в свою очередь посмотрев на способного юношу с интересом. — А киммерийский или нордхеймские языки? — Варварские наречия? — удивился принц. — Ну, немного ванахеймский. От моряков, — слегка краснея, признался он. — Достаточно, — понимающе улыбнулся аквилонец. — Так вот… — Евсевий повернулся, при этом лицо его при свете пламени сделалось до мелочей схожим с изображениями первых митрианцев на фресках и мозаиках: прямой, тонкий, чуть крючковатый нос с хищными крыльями, бледные, насмешливо сложенные, тонкие губы, гордый подбородок, густые узкие брови вразлет, вдавленные виски и высокое чело. Глаза внимательные и бездонно черные, словно освещенные невидимым огнем. — Итак, рисунок разгадывается до смешного просто. Это карта того места, где находимся мы. Вот протоки, вот скалы… — Он указал на линии и фигуры. — Я же говорил, что это портулан! — толкнул Серхио Мегисту в бок и тут же замолчал, внимая речам ученого человека. — Дальше тоже карта. Это наш ручей. Он уходит в горы и там исчезает в пещере, но и это еще не его начало. Там целый пещерный край. Но его на карте нет. Если мы захотим туда проникнуть, нам придется делать это самим. — Под землю? — Глаза Майлдафа азартно заблестели. — Опять? — А тебе мало? — возразил аквилонец. — Я не прочь, — согласился горец. — Посмотрим, — кивнул Евсевий. — Так вот, с буквами не все так ясно. Это похоже на стигийские и гиперборейские письмена, только наверняка гораздо древнее. Но еще они похожи на асгардские руны и на письмена атлантов. — Атлантов? — не поверил своим ушам Сотти. — Откуда тебе известны их письмена? Может, ты беседовал и с ними? — Беседовал, — подтвердил Евсевий. — Не могу сказать тебе где, так как это великая тайна, но повторить это все равно не удастся, поскольку того места больше нет. А вот с письменами ты можешь ознакомиться в Тарантии, это не возбраняется. Ученые из Бельверуса уже приезжали к нам. — Ладно. — Равнодушный обыкновенно голос Сотти впервые дрогнул. — И что же буквы? — Я не смог прочесть все, да и в том, что прочел, не слишком уверен. О подземном городе гласят именно письмена. Он выстроен в горах каким-то великим королем, очень богат и обширен, там большие горные разработки, шахты… — И золото? — не выдержал Серхио. — Сомневаюсь, чтобы оно там еще осталось, — тихо улыбнулся ученый. — Это было очень давно. Здесь был наблюдательный пост этого города. Многие из этих ущелий не ущелья вовсе. Они высечены киркой. — Что же за люди все это построили? — спросил Арриго. — Неужели пикты? — Не-ет, — загадочно ухмыльнулся Евсевий. — Пикты, насколько мне ведомо, вообще не умеют строить из камня. — Атланты? — предположил Сотти. Евсевий отрицательно покачал головой. — Кхарийцы? — догадался Конти. — Совсем нет, — рассмеялся ученый. — Я не буду больше вас мучить. Это построили… — Паки? — не то спрашивая, не то утверждая, изрек Майлдаф. — Почти, — отозвался Евсевий с плохо скрытым удивлением. — Бриан прав. Это построили не люди. — А кто же?! — Изумлению присутствующих не было предела. — Гномы, — был ответ. |
||
|