"Николай Задонский. Последние годы Дениса Давыдова " - читать интересную книгу автора

устраивал на Марсовом поле или на Саксонской площади пышные вахтпарады и
разводы, проводимые на немецкий манер.
Дробь барабанов с раннего утра будоражила город. Войска упражнялись не
в боевом искусстве, а в вытягивании носков, выделывании ружейных приемов и
тщательном равнении шеренг.
Приехав под вечер в шумную польскую столицу, Денис Васильевич тотчас же
отправился в военную канцелярию, но там занятия уже кончились, а дежурный
офицер, прилизанный и вылощенный поручик Литовского полка, приняв документы
и спрятав их в стол, равнодушным тоном произнес:
- Явитесь за своими бумагами денька через три или через четыре.
- Помилуйте! Почему же такая задержка? - изумился Давыдов. - Я не для
собственного удовольствия вояжирую, а в действующую армию спешу.
- Мы соблюдаем предписание высшего начальства, - пожав плечами, холодно
ответил поручик. - Бумаги штаб-офицеров цесаревич просматривает лично, а на
завтра его высочество назначил большие парадные маневры, и, надо полагать,
они затянутся.
- Что за порядки, право! - возмутился Давыдов. - Война идет, а у вас
этакое творится. Можно бы, кажется, хоть на время военных действий
отказаться от пагубной страсти к бессмысленному парадированию.
Сказал - и тут же пожалел об этом. Тусклые глазки поручика блеснули
недобрым огоньком. Он ничего не ответил, видимо, сдержался, но простился с
подчеркнутой сухостью. Неприязнь его была очевидной. "Черт меня дернул
вступать с ним в разговор, - подумал Денис Васильевич, - еще пакость
какую-нибудь учинит, от такого всего ожидать можно..."
Однако того, что произошло дальше, Давыдов, конечно, не мог и
предчувствовать.
Когда в назначенное время он снова явился в военную канцелярию, ему
объявили:
- Ваши бумаги у генерала Куруты, который желает вас видеть.
Курута некогда был учителем греческого языка у цесаревича. Убедившись,
что наследник российского престола не склонен обременять себя никакими
науками, хитрый грек не стал утруждать его своими уроками. Цесаревич лишь
заучил несколько классических греческих фраз (при случае он любил ими
похвастаться), зато узнал от любезного наставника столько всяческих
непристойных историй и острот, что мог сконфузить любого армейского
прапорщика. Поощряя все необузданные желания цесаревича, Курута сделался
постепенно самым близким его человеком, главным адъютантом и начальником
штаба.
Войдя в кабинет генерала, находившийся в Бельведере, рядом с покоями
цесаревича, Денис Васильевич увидел важно восседавшего за огромным
письменным столом толстенького и плешивого человечка с помятым смуглым
лицом, оттопыренными ушами и редкими гнилыми зубами.
- Его высочеству угодно знать, - с немилосердным акцентом выговаривая
каждое слово, произнес Курута, - для какой надобности ваше высокоблагородие
направляется за границу?
- В моих бумагах точно обозначено, что я возвращаюсь из отпуска в свой
полк, - несколько удивившись странному вопросу, сказал Давыдов.
Курута вскинул на него черные, масленые глазки и ухмыльнулся:
- А не имеется ли у вашего высокоблагородия намерения насчет
своевольных действий, подобных тем, что в прошлых кампаниях вами