"Игорь Забелин. Долина Четырех Крестов" - читать интересную книгу автора

реки Иркут. На третий день пути, покинув долину Иркута, мы стали подниматься
на перевал Нуху-дабан (в переводе с бурятского это означает "перевал с
дыркой"). Все мы давно уже слышали и читали об этом странном перевале, и
теперь каждому хотелось поскорее увидеть его. Подъем был очень крут и
труден, и, хотя через перевал шла торная, по местным понятиям, тропа,
своеобразный жертвенник у выхода на перевал убедил нас, что и привычные к
горным условиям скотоводы и охотники относятся к перевалу с некоторой
опаской. Я осмотрел этот жертвенник, расположенный под крутой скалой:
жертвоприношения состояли в основном из цветных ленточек, привязанных к
веткам лиственицы, а также монеток, ниточек стеклянных бус и даже рублей,
свернутых в тугие трубочки... Едва ли люди, принесшие эти жертвы, всерьез
надеялись, что они помогут им преодолеть перевал, но такова была традиция,
так поступали из века в век, и обычай этот сохранился до наших дней. Мы
тоже, хоть и не верили ни в какие потусторонние силы, оставили у жертвенника
монетки и, настроившись на торжественный лад, продолжали нелегкий подъем...
Наконец, мы увидели Нуху-дабан: справа от тропы возвышалась известняковая
скала со сквозным отверстием; лишь несколько маленьких листвениц цеплялось
за ее острые зубчатые края. Я поднялся к скале и на одном из ее выступов
обнаружил боевой металлический шлем. Не знаю, кто, для чего и когда поставил
его там. Но и трудный, овеянный легендами перевал, и жертвенник, и, наконец,
старинный шлем - все это настраивало на романтический лад; потом, когда мы
спустились в долину реки Оки и остановились на ночлег, долго еще
продолжались разговоры о прошлом края, об истории вообще...
Шлем я унес с собой. При свете костра мы с Березкиным внимательно
осмотрели его. Был он непомерно велик, словно некогда принадлежал гиганту:
ни одному из нас он не подходил по размеру даже приблизительно. Сделан он
был из восьми склепанных стальных пластин, снизу скрепленных металлическим
ободом; спереди имелся небольшой козырек, а наверху кружок со вставленной в
него трубочкой (видимо, в нее втыкались украшения - пучки конских волос или
еще что-нибудь).
Тихая ночь, река, журчащая меж камней, холодные волны ветра, катившиеся
с перевала, снопы багряных искр, летевшие в темноту, ущербная луна над
горами - все это подхлестывало нашу фантазию, давало дополнительную пищу
воображению, и уж всем нетрудно было представить, как много лет назад
проезжал по перевалу Нуху-дабан могучий монгольский витязь в полном боевом
облачении, как пал он, пораженный меткой стрелой... И кто-то из нас - потом
мы никогда не могли вспомнить, кто именно, - высказал сожаление, что нельзя
воочию увидеть события, происходившие за десять, сто, триста лет до наших
дней, что нельзя приблизить их, как приближают при помощи телескопа
предметы, удаленные от нас на многие тысячи, а то и миллионы километров...
Вот тогда и родилось это слово - "хроноскоп". Оно было сказано в шутку,
по аналогии с телескопом. Телескоп приближает предметы, удаленные от нас в
пространстве, а хроноскоп... хроноскоп мог бы приблизить предметы, удаленные
во времени, сделать зримыми события, оставившие лишь смутный след.
Мое собственное воображение сделало для меня бывшего обладателя шлема
настолько реальным, что я совершенно серьезно сказал:
- Такой прибор давным-давно существует. Все с удивлением посмотрели на
меня.
- Это мозг, - пояснил я. - Человеческий мозг. Разве он не способен
проникать сквозь толщу веков и воскрешать события далекого прошлого? Разве