"Леонид Абрамович Юзерович. Клуб "Эсперо" (Повесть) " - читать интересную книгу автораоднако никуда не ехал. А тут вдруг сорвался. Даже дочь не предупредил,
позвонил ей на работу уже с вокзала, чтобы без лишних разговоров. И ведь всего-то было письмо от этой учительницы, Майи Антоновны, просившей написать воспоминания о клубе "Эсперо", - листок в длинном поздравительном конверте, казенные обороты, несколько вкрапленных в русский текст слов на эсперанто. Ему иногда присылали на рецензирование мемуары, и он сочинял такие рецензии легко, быстро, сам удивляясь точности собственной памяти. Когда один кинорежиссер попросил описать, как выглядело советское посольство в Лондоне в двадцатых годах, Семченко отстукал ему страниц десять на машинке. А незадолго перед тем из ведомственного журнала заказали очерк о деятельности нашего торгпредства в Англии, где Семченко проработал до тридцать четвертого года, и он написал его за вечер, сразу набело, почти без правки, но очерк все равно понравился, напечатан был без сокращений и признан лучшим материалом номера. А эти злополучные воспоминания вымучивал целую неделю - маялся, уныло тыкал одним пальцем в клавиши машинки; потом порвал написанное и отправился на Казанский вокзал. И сразу понял, что не напрасно, не напрасно поехал, когда вышел из такси возле Стефановского училища. Вокруг выросли двенадцатиэтажные дома, но здание училища осталось прежним - тот же розово-красный неоштукатуренный кирпич, зубчатые бордюры под крышей, железные карнизы, встроенный в правое крыло восьмигранный шатер часовни Стефана Великопермского. - Пойдемте, покажу вам наш музей, - сказала Майя Антоновна. На первом этаже, в вестибюле, она открыла боковую дверь, пропустила была швейцарская, но он уже и так вспомнил это полукруглое окно, низкий сводчатый потолок: в двадцатом году здесь размещалось правление клуба "Эсперо", хранились архив и библиотека. Ему приходилось бывать в школьных музеях, и здесь все было то же самое: планшеты на стенах, за стеклом витрины немецкая каска, ствол СВТ, россыпь проржавевших патронов. Лист ватмана под ними пожелтел, скоробился, и Семченко, как это часто бывало с ним в последние годы, вспомнил окопы сорок первого, нестойкий слитный запах пороховой гари, талого снега и раскаленной латуни, который иногда мерещился теперь в начале почечного приступа. На видном месте висел большой портрет Чкалова - писан маслом, но узнать все-таки можно. Под ним, на тумбочке, старинный самовар без крышки. - Наша школа носит имя Чкалова, - объяснила Майя Антоновна. - Мы собираем воспоминания о нем, встречаемся с людьми, лично знавшими Валерия Павловича. Семченко кивнул на самовар: - Его собственный? - К сожалению, нет. Это подарок человека, который видел Чкалова. - Да-а! - Семченко нахально пристукнул палкой по самовару. - Он бы вам еще подштанники свои подарил. Тоже реликвия! Когда покупал эту палку в аптеке, на ней был резиновый наконечник, но Семченко его снял. Ему нравился суровый стук дерева по асфальту. - Вот этот человек в молодости. - Как бы не слыша, Майя Антоновна показала фотографию на одном из планшетов. - Он всегда охотно откликался |
|
|