"Зиновий Юрьев. Часы без пружины" - читать интересную книгу автора

какое он мог иметь ко мне отношение?
- Рак поджелудочной...
- Тоже дело, - одобрительно кивнул Вахрушев.
- Понимаете, вы, очевидно, не тот Вахрушев... Я искал че-
рез справочную...
- Не тот, - согласился больной. - Дерьмо я, а не Вахру-
шев. Утиль. Вторичное сырье. Профессор Вахрушев сдан в
утиль. Нет, лучше так: сегодня ученики четвертого "бэ" клас-
са сдали профессора Вахрушева на пункт приема вторичного
сырья, получив взамен два раза по "Три мушкетера" и одну
"Женщину в белом". Как, а?
- Да что вы себя хороните, Виктор Александрович?
- А это я со стариком играю. Показываю, что, мол, я го-
тов. Может, он и не приберет пока что. Хотя старик, - Вахру-
шев глазами показал на потолок, - хитер. Неисповедим, как
говаривали наши предки. И неглупо говаривали, заметьте...
Сожалею, но ничего вам о вашем автомеханике сказать не могу.
- Профессор закрыл глаза и добавил: - О своем могу. Прохин-
дей изрядный.
- Всего наилучшего, - сказал, подымаясь, Николай Аникее-
вич. - Выздоравливайте.
Профессор ничего не ответил, лишь иронически сморщил нос,
и Николай Аникеевич осторожно вышел из палаты.
Всю дорогу до Беляева его не оставляло ощущение, что это
не он, солидный пятидесятипятилетний человек, ходил по чужим
домам в поисках какого-то Вахрушева, а кто-то другой. Не мог
он, человек, всю жизнь любивший четкость и аккуратность, ме-
таться по Москве в поисках призрака, который совершенно ему
не нужен. Быть того не могло. И не его подгонял детский ка-
кой-то зуд, давно забытое нетерпение.
Николай Аникеевич сидел в метро, и вдруг показалось ему,
что смотрит он со стороны на знакомое лицо, которое выпячи-
вает ему каждое утро щеки при бритье. Да не только на лицо.
На всего себя, сидящего в вагоне метро с неизменным своим
чемоданчиком на коленях. На старого дурака, который решил
перед пенсией освоить профессию сыщика. Мегрэ из часовой
мастерской.
Случалось и раньше, что ругал себя Николай Аникеевич, бог
свидетель, было за что, но никогда не видел он себя так явс-
твенно со стороны. И ощущение раздвоения было неприятно, пу-
гало. И пожилой дядя с застывшим невыразительным лицом под
изрядно вытертым пыжиком совсем не походил на то привычное,
уютное свое "я", к которому привык Николай Аникеевич. Поче-
му-то этот новый Николай Аникеевич был старее, седее, меньше
ростом и толще. И второй Изъюров, смотревший со стороны, все
это почему-то замечал не без странного удовольствия, будто
не себя принижал, а кого-то другого.
В таком смутном состоянии и добрался Николай Аникеевич
домой. Ожидая лифта, глянул на часы. Без пяти восемь. И
вдруг остро захотелось ему успеть подняться к себе до вось-