"Зиновий Юрьев. Рука Кассандры (Авт.сб. "Рука Кассандры")" - читать интересную книгу автора

прозвищу Чукча; переводчица с румынского и аварского Доротея Шпалик,
употреблявшая столь длинные мундштуки для сигарет, что ее благоразумно
обходили стороной.
Входя в комнату, гости бросали быстрые оценивающие взгляды на стол, в
центре которого под охраной двух бутылок "Столичной" стоял знаменитый
винегрет. Затем они украдкой осматривали троянца. Большинство улыбалось: и
стол и троянец были вполне на уровне.
- За стол! - скомандовала Машенька.
Раздался дружный грохот стульев, и гости быстро разоружили охрану
винегрета, поплыла из рук в руки хлебница и кто-то крикнул:
- Сергей Иосифович, тост!
- Я сегодня не в ударе, - вяло трепыхнулся Флавников, зная, что тост
все равно сказать придется.
- Просим, просим, - бубнил график Чукча, а Доротея Шпалик грозно
направила на историка мундштук с дымящейся сигаретой.
- Сдаюсь, - сказал Сергей Иосифович, поднял глаза к потолку, словно
искал на нем мыслей и вдохновения. - Друзья, сегодня у нас не совсем
обычный вечер. Ведь за последние три тысячи лет вряд ли кому-нибудь
приходилось сидеть за одним столом с живым троянцем, тем более с таким
милым выходцем из другой эры, как наш Абнеос - этот ходячий источник тем
для кандидатских и даже докторских диссертаций. А ведь Абнеос был в свое
время, - Флавников тонко улыбнулся, - я говорю - в свое время, всего лишь
шорником. Итак, выпьем за шорников, консультирующих докторов наук!
Машенька Тиберман тем временем уже окончательно вошла в роль
переводчика и все время шептала что-то в ухо Абнеосу, отчего у того
округлялись глаза и поднимались брови.
- Боже, сколько необыкновенных вещей, должно быть, знает этот мужчина.
- Доротея Шпалик вынула изо рта мундштук, выпила рюмку водки и снова
затянулась сигаретой.
- О нем нужно будет написать песню, - крякнув после стопки, сказал
поэт-песенник Иван Гладиолус и тихо стал напевать: - Полюбила я тро-ян-ца,
а за что и не пой-му-у...
- Пусть говорит Абнеос, - решительно потребовал график Чукча. - Пусть
расскажет про ахиллесову пяту.
- Боже, как это необыкновенно, - взвизгнула Доротея Шпалик, - сидеть и
смотреть на друга Гомера и слушать его рассказы.
- Доротея, дорогая, - пробормотал Флавников, - их отделяло по меньшей
мере лет четыреста. С таким же успехом вас можно считать подругой
Христофора Колумба.
- Ах, Сергей Иосифович, почему вы всегда любите говорить мне колкости?
- Потому что я с детства мечтал переводить с румынского и вы перебежали
мне дорогу.
- Пусть Абнеос говорит, хватит трепаться, - снова потребовал график
Чукча. - А то...
Что "то" - он не сказал, а отправил в рот такую порцию винегрета, что
глаза у него округлились от изумления.
Над столом плавало облако дыма. Оно начиналось с мундштука Доротеи
Шпалик, и казалось, что она надувает огромный голубоватый шарик. Стук
ножей стал медленно утихать, зато говорили теперь гости все громче и
громче.