"Борис Юдин. Город, который сошел с ума " - читать интересную книгу автора

несколько слов, всегда начинавшиеся одной и той же фразой: "Мы, молодые
рабочие!.."
Бойкий юноша Витя понемногу стал привлекать внимание начальства.
В трудные дни окончания кварталов, когда злобный мат висел в цехах, как
туман, Витя морально поддерживал коллектив, просто, в силу своего неуемного
темперамента. Он знал несколько стандартных шуток и острых словечек.
Например: "Отвали, моя черешня!", "Пусть лошадь думает - у нее голова
больше." "Не бери в голову, бери между ног! "Как волка ни корми, а у слона -
больше" - и этими словечками умело поддерживал дух коллектива.
Лет через пять Виктор Васильевич уже был избран членом цехкома, затем
завкома. Свои выступления он уже начинал фразой: "Мы, кадровые рабочие..."
В быту тоже было все в порядке. Женился он рано. Жену нашел под стать
себе. Когда они шли по улице, испуганно поглядывая по сторонам, казалось,
что идут две мышки: одна белая, вторая серая. Через некоторое время у них
появился мальчик, тоже белобрысенький и бойкий. Злые языки правда трепали,
что здесь не обошлось без помощи очередного Витькиного отчима, но на то это
и злые языки, чтобы трепаться.
Виктор Васильевич уже не вкалывал, как другие работяги. Он подслушивал
разговоры в бытовках, за что и получил кличку "Мышиное говно". Он сидел на
многочисленных заседаниях, планерках и совещаниях. Он заметно обрюзг,
надевал под спецовку белую рубашку с галстуком и любил, когда его называли
по имени отчеству. Он незаметно и непонятно для него самого стал передовиком
призводства и к юбилею Революции был награжден орденом "Дружбы народов".
Виктор Васильевич понимал, что попал в струю, и, что самое главное
теперь не потерять то, что набрано. Он старался вовсю: наушничал,
интриговал, подпаивал при случае начальство, по - собачьи преданно
заглядывая в глаза. И он добился своего. На очередных выборах его избрали
депутатом горсовета. Еще через полгода стал Виктор Васильевич и членом
горкома. Он наконец - то выстроил себе дачку: нелепое сооружение из вагонки.
Он встал на очередь на машину. И чтобы заслужить все это пришлось
ВикторуВасильевичу покрутиться. Тут уж надо было держать ухо востро, надо
было точно знать, где лизнуть, а где гавкнуть.
По выходным, когда садились обедать, Виктор Васильевич нудел:
воспитывал семью:
- Культуры надо набираться, культуры. А то живете, как дикари, ничего
хорошего вашу душу не задевает. Вот мы, рабочий класс, как раз и являемся
носителями высокой идейности и пролетарской культуры.
Сынишка, который уже в восьмой класс пошел, молча жевал, уставившись в
тарелку. Жена угодливо поддакивала:
- Ты бы учил нас почаще, Виктор Васильевич, а то, и правда, живем -
ничего культурного не знаем.
Сам Виктор Васильевич ел очень элегантно - с двух рук. В правой держал
ложку, которой поддевал свои любимые котлеты с картофельным пюре, а в левой
вилку, на которую цеплял кусок хлеба. При этом он низко наклонялся над
тарелкой и азартно сопел.
К сорока годам стал Виктор Васильевич стареть. Сам в недавнем прошлом
отчаянный хохотун, умевший смеяться анекдоту, который рассказал начальник,
до икоты, он теперь раздражался и вспыхивал, когда слышал, как хохочут
мальчишки на улице. Раздражало и то, что народ забыл про его, Виктора
Васильевича, заслуги перед рабочим классом. На очедных выборах его