"Уважаемый господин дурак" - читать интересную книгу автора (Эндо Сюсаку)

Отшельник Востока

— Это тот парень? — спросила одна из женщин высоким скрипучим голосом, осветив лицо Гастона фонарем. Он зажмурился. Женщина была одета нелепо — линялый свитер, мужские брюки и красные туфли на высоком каблуке. Третья женщина, толстая и круглая, как яйцо, в поношенном европейском костюме и деревянных башмаках, уселась рядом с Гастоном, многозначительно улыбаясь ему. Между ее толстыми ногами виднелись замызганные дамские панталоны, и Гастону пришлось в смятении отвернуться.

— А может, он только что откинулся?

Однако первая женщина заверила ее, что это не так. Насмотревшись американских криминальных фильмов, они таким себе и представляли бывшего преступника, который отсидел срок и вышел на свободу. Кроме того, было широко известно: в Токио полиция арестовывает по подозрению в преступлениях, связанных с наркотиками и контрабандой, довольно много иностранцев.

— Посмотри на него, Кими. Неплохо бы такого иметь под боком, да?

Они говорили на вульгарном японском языке, которому Гастона в школе не учили, и он едва мог разобрать отдельные слова, но тем не менее догадывался, о чем они говорят. Но больше их беседы беспокоило его то, что сидевшая рядом женщина-яйцо гладила его бедро рукой.

Тут Гастон, который всегда был джентльменом, вдруг сообразил, что он сидит в шляпе. Он поспешно снял ее и по-японски извинился за свои плохие манеры.

— О, да он говорит по-японски! — с удивлением воскликнула женщина в красных туфлях. Та, которую звали Кими, громко засмеялась.

— Тихо вы, — шикнула женщина с повязкой на шее: судя по всему, она взяла Гастона под свою опеку. Она расстелила перед ним газету и поставила на нее треснутую тарелку с едой.

Гастон сразу понял, что круглые желтые шарики — это яичные желтки, но он не знал, что представляют собой кусочки, похожие на узкие палочки сухого хлеба.

— Это о-дэн. Разве вы ни разу не ели о-дэн?

— Как мог он? Он ведь иностранец, — сказала Кими.

Она с интересом наблюдала, как Гастон с печальной улыбкой отправил себе в рот шарик из яичного желтка.

— О, он их ест!

Три женщины наблюдали за ним с таким же любопытством, с каким не отрывали бы глаз от обезьяны в зоопарке, которая пыталась бы побрить себя электробритвой. Гастон дал кусочек еды собаке, лежавшей у его ног.

— Это ваша собака? Как ее звать?

— Да. Наполеон. — Гастон сам не понял, почему сказал, что его собаку зовут Наполеон, но раз уж так вышло, пусть и дальше псина зовется именем его выдающегося предка. — Мне, собаке-сан... негде спать, — добавил он, жалко улыбаясь.

— Он говорит, что ему негде спать.

Услышав это, женщины принялись что-то активно обсуждать, щебеча, как воробьи.

Похоже, они воспринимали неожиданно свалившегося на них странного мужчину, как большую игрушку. Он выглядел очень необычно и вызывал у них любопытство. К тому же он был иностранцем, и они сразу поняли, что, в отличие от нахальных американцев, с которыми им до сих пор приходилось сталкиваться, Гастон — человек добрый и слабохарактерный.

— У вас есть деньги?

Гастон достал из кармана все свое состояние. Когда он менял деньги на таможне в Иокогаме, пожилой таможенник, увидев, что у него только три тысячи иен, с удивлением спросил: «И это все?» — «Конечно». У Гастона имелся обратный билет на пароход, но в кошельке больше ничего не было.

— Если у него есть три тысячи иен, он может получить ночлег где угодно, — недовольно сказала женщина в красных туфлях.

— Не будь дурой. А что он будет делать завтра? И ему надо будет что-то есть.

Женщина с повязкой, похоже, была не только самой старшей, но и самой разумной. Она повернулась к Гастону:

— Забери эти деньги и береги их.

Она взяла его кошелек и тщательно засунула его Гастону в карман, как это делает мать, отправляя сына на школьную экскурсию.

Гастон не мог понять, почему эти проститутки так добры к нему. Та самая женщина, которая еще недавно полностью обобрала своего клиента, прихватив даже одежду, сейчас стала доброй и отзывчивой.

— Может, устроить его у Дати?

— Это жулик! Да он обязательно выманит у него эти три тысячи.

— Тогда как насчет сэнсэя? — предложила толстая Кими.

— Хорошая мысль. — И женщины задумались. — Вы готовы пойти к сэнсэю?

— Да, я пойду к сэнсэю.

— Он странный старик... Но если попросить, он разрешит переночевать. К тому же у него, может быть, найдется для вас какая-нибудь работа.

Придя к решению, женщины повели Гастона и Наполеона вверх по лестнице, почтительно окружив его, как своего господина. Улица была пуста.

— Возьмите. — Гастон достал бумажную банкноту и протянул одной женщине.

— Что это?

— Деньги за еду.

— Не валяйте дурака. Вы же спасли меня сегодня. По крайней мере, я могу угостить вас о-дэном.

Гастон не имел представления, где они идут. Они пересекли железнодорожные пути и вышли к узкому каналу, по которому текла грязная черная вода, вонявшая нечистотами. Вдоль канала, как спичечные коробки, тянулись дешевые бары, напоминавшие декорацию в кино. Все они уже были закрыты.

Женщины, продолжая непрерывно болтать, уверенно шли по лабиринту узких улочек, поворачивая то вправо, то влево, и Гастону иногда казалось, что они ходят кругами. Наконец они подошли к одному бару — как и прочие, закрытому, — и, обойдя здание, остановились перед боковым входом около узкой лестницы на второй этаж.

— Подождите здесь минутку — сказала женщина с повязкой и стала подниматься по лестнице. Ее подруги двинулись за ней. Стук их шагов по деревянным ступеням эхом раздавался в ночной тишине.

— Сэнсэй! — Гастон услышал, как они пытаются разбудить того, кто спал внутри. В окне второго этажа вскоре зажегся свет. В ногах у Гастона тихо скулил Наполеон — да и, говоря по правде, ему самому стало страшновато. Что за человек этот сэнсэй, с которым ему предстоит встретиться? Гастон не мог себе представить, как примет этот японец иностранца, которого никогда раньше не видел. Это правда, женщины были к нему добры, но после того, что произошло в Синдзюку, он понял, что его знания японского так недостаточны, что если он не будет внимателен, то может вновь неправильно оценить какую-нибудь ситуацию.

Но кем бы ни был этот человек, он не станет относиться к нему с подозрением, будет верить ему, даже если его обманут. То была одна из задач, которую он поставил перед собой в Японии. Гастон оставил за спиной, по ту сторону океана мир, в котором господствовали подозрения и сомнения, бросил цивилизацию, отрицавшую, что в поисках добродетели можно глубоко проникнуть в душу человека. Он был твердо убежден: сегодняшний мир больше всего нуждается в доверии. Безрассудный Гастон взвалил на себя это бремя — сохранять непоколебимое доверие к людям. Это был первый шаг в исполнении его миссии.

— Эй, вы! — позвала его сверху одна из женщин. — Поднимайтесь. Вы здесь сможете остановиться.

— Спасибо. Я иду.

Как он и думал, лестница была настолько узкой, что он едва смог протиснуться по ней. К тому же построенный над нею навес от дождя был так низок, что Гастон пару раз ударился головой.

В маленькой комнате наверху стоял запах вечной сырости. На старом матрасе, из которого торчали клочья ваты, сидел, вытянув ноги вперед и опираясь о стену, худой как щепка старик. Как ни странно, одет он был в мужские брюки и дырявый красный женский свитер.

— Сэнсэй, мы пошли, — сказала одна из женщин. Старик ничего не ответил. Он налил какую-то темную жидкость из чайника себе в чашку и выпил, причмокивая. Даже после того, как женщины ушли, он не проронил ни слова, а только продолжал пить, не спуская глаз с Гастона, будто внимательно изучал его. Наконец, он заговорил:

— Вы не американец, так? Откуда вы?.. Нет, не надо отвечать. Я определю сам. Покажите мне ваше лицо немного ближе.

Гастон повиновался и приблизил свое длинное лошадиное лицо к старику. Тот некоторое время напряженно изучал его.

— Это интересно! Поразительное лицо. Это пятно над вашим носом говорит о том, что среди ваших предков был герой. — Гастон попытался ответить, но старик прервал его. — Я предсказатель и хочу прочитать лицо человека, который проведет ночь в моем доме... Да, у вас должен быть великий предок.

Гастон смог понять лишь около половины того, что говорил старик, но, заполняя пробелы воображением, он в целом правильно предположил, что его хозяин имел в виду.

— Наполеон, — тихо сказал он.

Чашка с грохотом выпала из рук старого человека на красно-коричневый ковер.

— Наполеон! В самом деле?.. Тогда все совпадает. Мое ясновидение не ошиблось. Вы понимаете, я в состоянии по лицу человека определить его характер и судьбу... Я забыл представиться. Меня зовут Тетэй Каваи.

— А меня зовут Гас. — Гастон назвался именем, которое по доброте своей дал ему Такамори.

— Гас? Гас? Я надеюсь, не газ, который выходит отсюда? — Старик показал на свой истощенный живот. — Это интересное имя, но ваше лицо — действительно необычное. Такие в наше время очень трудно встретить. — Затем старик неожиданно спросил, понизив при этом голос: — Вы замышляете совершить какое-то крупное дело, не так ли?

— Дело?

— Да, у вас есть какая-то цель. Я вижу это между вашими бровями. Зачем вы приехали в Японию?

Гастон не очень хорошо понимал японский старика, чтобы сразу ответить.

— Хорошо, поговорим завтра. — И старик снова улегся на матрас, будто уже забыв, о чем они беседовали. — На полке лежат одеяла. Возьмите, сколько нужно.

Едва договорив, он захрапел. Гастон потушил свет и с головой накрылся вонючим от скопившейся грязи одеялом. Похожее на ствол засохшего дерева тело старика даже не шевельнулось. Что-то ползало по ноге Гастона — вероятно, блоха, — но он, не обращая внимания, задавался вопросом: что же такое — этот старик? Можно ли назвать его отшельником, которых часто изображают на восточных картинах?

Когда Гастон проснулся следующим утром, старик уже был на ногах и разводил в печке огонь. На нем все еще был женский красный свитер.

— Если вы проснулись, можете помыться на улице.

Как было велено, Гастон спустился по узкой лестнице, и увидел внизу Наполеона. Собака лежала, положив морду на лапы, и с укором смотрела на Гастона.

Перед туалетом в узком проулке стояла женщина — вероятно, официантка из бара. Она с изумлением посмотрела на Гастона и тут же убежала. Водопроводный кран располагался тут же.

Когда Гастон, умывшись, вернулся в комнату, старик положил ему на тарелку жареные сардины.

— Я не знаю, сможете ли вы это есть?

Но для изголодавшегося Гастона не было ничего вкуснее этих сардин. Головы он сгребал в кучку на край тарелки.

— А это зачем? — спросил старик, отложив палочки.

— Для собаки-сан, — смущенно ответил Гастон и рассказал, что привел с собой собаку.

— Значит, вы любите собак? — Старик снова внимательно посмотрел на Гастона. — Вы очень необычный европеец.

— Да, да.

— Люди и меня считают странным. Я ведь раньше был директором школы, — с тоской в голосе сказал старик. — А сейчас я живу в такой вот конуре и зарабатываю на жизнь предсказаниями будущего. Еще я пишу для женщин любовные письма и выслушиваю их жалобы... Сейчас в Японии стало мерзко. Скажите, а для вас, европейцев, как выглядит современная Япония?

Гастон лишь печально улыбнулся — это он делал обычно, когда не знал, что ответить.

— Даже такой старик, живущий в дыре, как я, может сказать вам, чего недостает нынешней Японии... Веры. И политики, и интеллигенция — все они относятся ко всему подозрительнее лисиц и барсуков. Политики не верят в идеалы, интеллигенция не верит в людей. Все это очень печально.

Налив себе чашку темного, похожего на лекарство чая, старик Тетэй продолжал говорить все горячее.

— Еще доверяют друг другу только люди, подобные нам. Возьмите, например, этих женщин, которые привели вас сюда прошлой ночью... Они могут продавать свое тело и красть все, что плохо лежит, но в глубине души они добры и доверчивы, даже до глупости. У них чистое сердце. А вот у кого нет чистого сердца в нынешней Японии — так это у тех, кого называют интеллигенцией и политиками.

Гастон сидел, положив руки на колени, и кивал, хотя понимал меньше половины того, что так страстно излагал старик Тетэй. Его жаркое дыхание пахло сардинами.

— Чистота сердца... Нынешние молодые люди не воспринимают эти слова — эти слова их не трогают. Молодежь считает, это никому не нужно, это нельзя использовать для продвижения в мире. Такова трагедия бедной страны. Господин Гас, Япония бедна не материально. Теперешняя Япония бедна духовно. — При этом его хилое тело тряслось от возмущения. — Простите, я слишком увлекся... Однако, господин Гас, что вы собираетесь делать дальше?

— Мне негде жить. Так что мы с собакой продолжим наше путешествие, — ответил Гастон со слабой улыбкой на лице.

— Ах вот как... — Старик скрестил на груди руки и задумался.

— Если это так, то почему бы вам ни остаться жить у меня? Мне очень понравилось ваше длинное лицо, и я никогда раньше не жил с иностранцем. Ведь и это может быть связано с перевоплощением моего прошлого существования.

— У меня нет денег. Я бы хотел найти работу, но не знаю где.

— Это можно устроить. Будучи иностранцем, вы, вероятно, сможете получить работу как «сэндвич-мэн».

— «Сэндвич-мэн»?

— Да. В Сибуя много ресторанов, и вы можете ходить с их рекламными плакатами на груди и спине. Мы, японцы, называем их «люди-бутерброды». Или можете, подобно мне, стать предсказателем судьбы и рассказывать людям об их будущем. Иностранец-предсказатель. Должно пользоваться большим успехом.

— Но я ничего не знаю о предсказаниях.

— Здесь нет ничего сложного. Странно может выглядеть, если вы станете пользоваться святыми палочками, как это делаю я, но можете гадать на картах.

— Но это же обман людей.

— Ни в коем случае. Вы придаете мужество и новые силы попавшим в беду людям, которые приходят к вам. В этом состоит цель моих предсказаний. — И старик, понизив голос, продолжал оправдывать свою профессию. — Впрочем, в какой-то степени лгать необходимо... Однако ложь эта — ради достижения доброй цели. Сегодня вечером я начну вас обучать.

Однако старик Тетэй начал терпеливо обучать Гастона необходимым принципам искусства предсказаний еще до наступления темноты.

— Во-первых, необходимо научиться читать ладони.

Именно так предсказатель заставляет клиента доверять ему, ибо его доверие очень важно заполучить с самого начала. Вы должны разговаривать с женщиной не так, как с мужчиной. Например, если ваш клиент — женщина, похожая на домохозяйку, вы напряженно всматриваетесь в ее руку, а затем с большим сочувствием говорите что-нибудь вроде: «Вам очень не везло в жизни. Несчастье в том, что вы слишком хороший человек и другие этим пользуются...» Если вы ей это скажете, можете быть уверены — она с вами согласится. Господин Гас, вы меня понимаете?

Когда Гастон ничего не ответил, старик с гордостью улыбнулся, показав желтые зубы.

— Изучая людей, я пришел к выводу, что нет ни одной японской женщины, которая не верила бы, что она не получает все, чего заслуживает. И эта мысль крепко сидит в их головах.

Старик продолжал объяснять, что существует много других способов чтения ладони.

— Если к вам пришла молодая девушка, следует применить другой метод. Проще всего можно завоевать ее доверие, если вы ей скажете: «О! Это действительно что-то необычное! Я никогда раньше не видел такой эмоциональной линии. Вы, должно быть, чрезвычайно впечатлительная натура. И вы очень сложная личность!..» И вы никогда не ошибетесь, если используете этот метод, ибо каждая молодая девушка в городе убеждена, что она впечатлительнее обычного человека и обладает сложной натурой. А вы можете продолжать в том же духе и сказать ей: «Ваша острая впечатлительность часто становилась причиной ваших страданий...» Дело в том, что для молодых японских девушек слово «страдать» имеет особое очарование. Им нравится считать себя личностями трагическими, и восемь девушек из десяти кивнут головой в знак согласия, когда вы им это скажете... Иногда вы можете столкнуться со студенткой, которая иногда выпивает, или официанткой из бара, и они будут отрицать, что они трагические личности, а, наоборот, утверждать, что они воспринимают жизнь как комедию. В этом случае можете легко отпарировать: «Нет, я вижу, что ваше лицо смеется, а сердце плачет. Вы действительно очень, очень сложная натура...» Во всяком случае, если вы при чтении ладони завоюете доверие клиента, он будет внимательно слушать, что бы вы потом не говорили.

Таким образом, подчеркнул старик, искусство предсказателя в своей основе состоит в том, чтобы завоевать сердце клиента.

— Вы ведь тоже, когда были молоды... нет, извините, вы еще молоды... словами завоевывали сердца девушек. Чтение ладони в основном — такое же искусство.

Гастон заморгал. Хоть он сейчас и понял, что сказал на своем необычном японском старик, однако до сих пор из-за его лошадиного лица девушки его по большей части презирали. И его никто никогда не любил. Более того — от слабости характера ему и в голову не приходило завоевать любовь девушки.

Но больше его беспокоило, как отказаться от предложения старика, сделанного исключительно из добрых побуждений. Во-первых, Гастон совершенно не владел искусством обращения с картами, но даже если б и обучился ему, как он смог бы достичь необходимого красноречия? Ведь японский он знал плохо.

Уже темнело, и вечерние сумерки постепенно вползали в их комнату.

— Ну что, пошли. Прежде всего сегодня я покажу вам настоящую Японию, как она есть.

Старик снял свой старый красный свитер и брюки и оделся в хакама и хаори, в которых занимался своим ремеслом. Когда они вышли на улицу, бары вдоль нее уже зажглись огнями и стоящие у дверей официантки здоровались со стариком, а увидев Гастона, изумлялись — каждая по-своему. Неизвестно откуда возник Наполеон и поплелся за ними своей обычной шаткой перевальцей.

— Он живет у меня... Не будьте дурами. Он не американец, а француз, — с гордостью объяснял официанткам старик.

Но когда они вышли на главную улицу, старик как-то грустно посмотрел на Гастона и растолковал не очень приятную сторону своего занятия.

— Токио разделен на зоны, как и вся Япония, и каждая зона принадлежит определенному рэкетиру, который продает нам свою защиту. Вы иностранец, но если собираетесь помогать мне в работе, я должен буду представить вас ему.

Гастон с трудом понимал, о чем говорил старик. Японский язык сам по себе — достаточно трудный, а Тетэй при этом употреблял много слов, которых Гастон никогда раньше не слышал. В начале, не желая обидеть старика, он по доброте душевной кивал, как будто все понимал, но в конце концов перестал это делать. Старик не замечал непонимания на лице Гастона и продолжал говорить.

— И над маленькими рэкетирами стоят крупные акулы. Год тому назад банда Хосино держала все под своим контролем. Но в прошлом году произошел крупный инцидент, после которого они были вынуждены залечь. Но во времена их господства всегда что-нибудь случалось. Они не останавливались даже перед убийством...

— Убийство? — Гастон ухватился за слово, которое понял, и повторил его.

— Да, убийство. И среди них был специалист по убийствам по имени Эндо. Я его знаю, потому что был его учителем в школе.

Предсказатель, который когда-то был директором школы, остановился и с грустью посмотрел на Гастона. Однако разволновавшись из-за воспоминаний, он стал говорить еще быстрее:

— Много лет назад, когда я преподавал в начальной школе в префектуре Тиба, к нам из Токио перевели одного мальчика. Все наши ученики были пострижены наголо, что было в то время обычным для начальной школы. А этот мальчик носил длинные волосы. Характер у него был неплохой, и он хорошо учился. Даже потом сумел поступить в университет. Двадцать лет я ничего о нем не слышал, а затем совершенно случайно с ним столкнулся. Я стал предсказателем, а он... он стал гангстером. В этом была виновата война, он полностью потерял веру в людей, в мир и стал полным нигилистом. Поскольку он учился в колледже, а в армии прославился как отличный снайпер, он быстро выдвинулся в руководство банды Хосино.

Старик продолжал тихо рассказывать, но Гастон больше не слушал его. Его совершенно увлекло то, что он видел вокруг: красиво освещенные магазины по обе стороны улицы, яркие неоновые рекламы кинотеатров, красивые товары в витринах и толпы людей, снующих вокруг. Многочисленные выходы из станции Сибуя извергали огромные массы горожан, возвращавшихся домой после работы, — они сливались с потоками, уже двигавшимися по улице, и дополнялись новыми волнами прибывающих. В Париже, Сингапуре, Гонконге — так как и здесь, в Токио — жило несметное количество людей, и единственной их целью было цепляться за эту жизнь как можно дольше.

Около станции другие предсказатели, молодые и старые, одетые так же, как Тетэй, терпеливо ждали своих клиентов. Их освещали свечи, стоявшие на маленьких столиках.

Если бы Гастон подошел к станции минут на десять раньше, в толпе людей он, возможно, увидел бы Такамори. Но болтовня Тетэя помешала воссоединению друзей. По пути домой из банка Такамори со своим другом Иидзима зашли в маленький ресторанчик Отафуку, где в тот момент пили пиво и набивали рот орешками.

— Такамори-сан, у вас уже накопилось много неоплаченных счетов. Я бы хотела, чтобы вы их сегодня оплатили.

Однако настойчивые слова официантки не произвели на него большого впечатления: он достаточно привык к упрекам сестры.

Поезда с громким лязгом проносились над головой Гастона, и после каждого на тротуар падали несколько капель какой-то черной жидкости. Наполеон чуть поодаль рылся в мусорном контейнере.

Под мостом при слабом свете единственной свечи старик наклонился поближе к очень бедно одетой женщине средних лет с горбом на спине и что-то шептал ей тихим голосом. Женщина время от времени посматривала на свои ладони и кивала в знак согласия головой. Несомненно, старик осуществлял на практике данный Гастону совет — завоевывал доверие клиента.

— Вы прожили нелегкую жизнь, потому что были готовы посвятить ее другим, и ваше доброе сердце страдает от этого.

За два часа у них побывало лишь два клиента. Первыми пришла пара — они, похоже, собирались жениться, — и вот теперь эта женщина. После их ухода Тетэй бросал в большой кошелек из крокодиловой кожи монету в сто иен — плату за сеанс.

— Господин Гас, вы едите китайскую собу?

— Китайская соба?

— Да, это лапша, приготовленная по-китайски. Очень вкусно, поверьте мне.

Около половины десятого старик остановил проезжавшую мимо тележку, с которой продавали собу, и угостил Гастона. Сегодняшняя китайская соба, как и вчерашний о-дэн, показалась Гастону весьма экзотической восточной едой, и при его ненасытном аппетите она просто не могла не быть вкусной. Он съел половину порции и не без сожаления отдал вторую Наполеону.

Между половиной десятого и половиной одиннадцатого не было ни одного клиента. Гастон сидел в десяти метрах от старика, в тени железнодорожного моста. Иногда Тетэй обращался к нему:

— Это, конечно, удобно — сидеть там и ждать, но не хотели бы вы попробовать и предсказывать судьбу на картах?

А у Гастона разрывалось сердце, так глубоко сочувствовал он и Тетэю, и горбатой женщине, которая держала перед стариком свою ладонь, чтобы тот мог прочесть по ней ее судьбу. У нее было очень грустное лицо — похоже, она зашла в своей жизни в тупик и не знала, к кому обратиться. За мостом Гастон видел миллионы звезд: как и в прошлую ночь, они мерцали.

На земле столько же людей, сколько звезд на небе, и Гастон, совершивший такой длинный путь в Японию, остро это сознавал. Еще он понимал, что на земле — столько же горя и страданий, сколько звезд на небе, и ему очень хотелось помочь всем несчастным людям. Пусть он тугодум, пусть неуклюж. Но он всего лишь иностранец и не мог сделать ничего — только бродить по этим улицам с плетущимся позади Наполеоном.

Было уже половина двенадцатого, и толпа на улице значительно поредела. Еще один поезд прошел над головой, еще несколько капель черной жидкости упали на тротуар.

— Хотел бы я знать, почему сегодня так мало клиентов. Все выглядит довольно мрачно.

Старик попросил Гастона заменить его, пока он сходит в туалет. Едва он покинул свое место, как из тени железнодорожного моста появился высокий человек. Воротник его плаща был поднят. Казалось, что он болен, — он не отрывал руку от рта и постоянно кашлял. Он вдруг остановился, увидев свечу и рядом с ней — Гастона. У незнакомца было темное, зловещее лицо, на котором смутно отпечаталась тень глубокого несчастья. Щеки провалились, похоже, у него был жар. Его глаза свирепо блестели.

Он встал прямо перед Гастоном и хрипло спросил:

— Кто вы такой, черт возьми? — А когда Гастон не ответил, он спросил вновь: — Откуда вы взялись?

Под пронизывающим взглядом этого человека Гастон весь съежился и отступил к пилону моста. Его одолел такой же страх, как в Синдзюку, когда на него напали хулиганы.

— Я... я иностранец, — заикаясь, вымолвил он.

Человек осмотрел Гастона с головы до ног, но рук из карманов плаща не вытащил. Затем вдруг его тело как бы сложилось пополам от приступа затяжного кашля, и Гастон с ужасом уставился на него.

— Что случилось с сэнсэем? — спросил незнакомец, когда перестал кашлять.

— Он пошел помочиться, — дрожащим голосом ответил Гастон, с трудом выговаривая от страха японские слова. Человек вытащил из кармана белый платок, медленно сплюнул в него и вытер рот. Откуда-то прозвучал бой часов — его эхо волнами отражалось от черных крыш и, казалось, уходило в небо, покрытое мерцающими звездами.

— Почему вы здесь сидите, на его месте?

— Мне негде жить... Сэнсэй добрый... Я спал в его доме.

— Значит, бродяга. Давно у него живете?

Гастон ответил, что провел в доме сэнсэя только одну ночь. Он взывал к богу, чтобы старик как можно скорее вернулся, но из-под моста, куда он ушел, не было слышно никаких шагов. Слух резал только грохот очередного поезда, проходящего по мосту.

— Значит, вы познакомились с сэнсэем только прошлой ночью? — На лице человека в трепещущем свете свечи появилась слабая улыбка: — Помогите мне, иностранец-сан. — Когда Гастон ничего не ответил, он продолжал: — Мне нужна ваша помощь. У меня случился прокол, и я должен заменить колесо.

Знания японского Гастону не хватило, чтобы понять: обращение этого человека к нему неожиданно стало очень вежливым.

— Помогите мне. Я вам заплачу.

Гастон с его робким сердцем отнесся к этому человеку с инстинктивной опаской. Если он пойдет с ним, может случиться все что угодно, и он попробовал уклониться от предложения. Но тут незнакомец скорчился в новом приступе кашля.

«Этот человек болен, — подумал Гастон. — Я все еще подозрителен к людям, — сказал он себе, глядя на человека, которому, по всей видимости, было очень больно. — Зачем я приехал так далеко? Могу ли я еще доверять людям?»

— Я пойду с вами. — И Гастон зашагал за ним.

Они прошли под мостом и повернули налево, в темный закоулок. Слева тянулась длинная бетонная стена, а рядом была припаркована черная машина, еле различимая во мраке.

— Переднее колесо, — хрипло сказал мужчина. — Иностранец-сан, достаньте инструменты из машины.

Гастон подчинился и через полуоткрытую дверь протиснулся в темную машину. Внутри стоял запах духов.

— Сзади, под задним сиденьем. Там должен лежать черный мешок, он там? — спросил человек, стоя у машины и не вынимая рук из карманов.

Гастон пошарил в темноте и нашел между задним сиденьем и задним окном что-то завернутое в материю.

— Это то? — спросил он.

— Да, оно. Не разбейте. — Человек тоже сел в машину. — Осторожнее. Давайте сюда.

Гастон понял, что внутри должно быть что-то хрупкое, однако предмет, завернутый в черную материю, был довольно тяжел. Казалось, сделан из меди или железа.

— Садись! — неожиданно сказал другой голос прямо над головой Гастона. И только сейчас он заметил еще одного человека на переднем сиденье.

— Эндо-сан, вы нашли странного типа, — тихо произнес он. — А что случилось со старым предсказателем?

— Объясню позже. Заводи машину.

Человек на переднем сиденье закрыл дверцу и, не предлагая Гастону выйти, завел мотор. Машина монотонно задрожала, затем тронулась.

— Я...

— Я... — передразнил Гастона человек, которого назвали Эндо. — Мы забираем вас с собой.

— Собака-сан!

— Что?

— Наполеон-сан... — Гастон посмотрел назад и в слабом свете уличного фонаря увидел, как его истощенная псина изо всех сил бежит следом. Гастон прижался лицом к стеклу.

— А-а, Наполеон-сан, вот оно что...

Но Наполеон был слишком стар и болен, он не мог хорошо видеть, куда бежит, и врезался прямо в уличный фонарь. В конце концов он отказался от погони и остался стоять, глядя вслед уходящей машине.

Впервые в своей жизни Гастон почувствовал, как из глубины его тела поднимается комок гнева — подобно сгустку крови. Эта собака была первым существом, которому он помог после приезда в Японию. Она была больше, чем собака, — последние два дня это был его товарищ, с которым он делил все свои невзгоды. В отчаянных глазах псины, которые он увидел в последний момент, отражалась та же печаль, которую ощущал он сам. Как сможет собака дальше жить без него?

— Я выхожу! — Гастон навалился на плечо Эндо, севшего рядом с ним. Он был таким тяжелым, что лицо Эндо искривилось от боли. Черный узел, который он держал в руках, упал на пол. Из него вывалился револьвер «кольт».