"Уважаемый господин дурак" - читать интересную книгу автора (Эндо Сюсаку)

Приезд Героя

На рабочем месте — в торговой фирме «Дисанто», что находилась в здании «Маруноути» напротив Токийского вокзала, — Томоэ никак не могла сосредоточиться. Обычно она печатала со скоростью семьдесят слов в минуту, но сегодня производительность упала до сорока-пятидесяти.

— Синьорина Хигаки, что-нибудь случилось? — заботливо осведомился ее начальник, господин Дисанто, заметив, как несколько раз она рассеянно посмотрела в окно. — Вы чувствуете себя хорошо?

— Все в порядке, — заверила его она и вновь застучала по клавишам. Но мысли ее все время возвращались ко вчерашним событиям.

Через три недели молодой француз прибудет в Иокогаму. Основное бремя подготовки к его приезду ляжет на маму, но и ей придется участвовать. Такамори, как и следовало ожидать, занял совершенно безответственную позицию, заявив, что гость вместе со всей семьей может есть маринованную редиску и суп мисо. От него никакого толку. Так что все придется делать мне, думала она.

Поведение брата ее расстраивало, а еще она злилась и на себя — из-за того, что дала себя уговорить и пригласить в дом иностранца, которого они даже никогда не видели.

— Осако-сан. — Томоэ обратилась к молодому человеку, который работал вместе с нею. — Я хотела бы вас кое о чем спросить.

— Слушаю вас?

Такухико Осако подошел к ее столу, прикрывая рот носовым платком. Он поступил в эту фирму двумя годами раньше Томоэ и был известен как внук барона Осако, принадлежавшего к довоенной аристократии. Он был тонок, как угорь, носил очки без оправы и настолько следил за своей внешностью, что Томоэ хотелось, чтобы ее брат взял у него несколько уроков по этой части. Всякий раз, когда она передавала ему отпечатанные документы, он принимал их с женственной вежливостью, которая распространялась и на выбор слов. В душе Томоэ презирала его, но это не мешало ей иногда ходить с ним на танцы — он был признанным мастером.

— Осако-сан, вы, как внук бывшего аристократа, должны это знать...

— Аристократа? Нет, вовсе нет. — Он говорил почти женским голосом. — А в чем дело?

— Жив ли сегодня кто-нибудь из потомков Наполеона?

— Думаю, кто-нибудь должен быть.

— Интересно, чем они занимаются, чтобы зарабатывать себе на жизнь?

— Не имею ни малейшего понятия. Томоэ-сан, но почему этот неожиданный интерес к Наполеону?

— Да так, ничего особенного.

Она закрыла глаза и попробовала вспомнить портрет Наполеона в своем учебнике по истории. Белый жилет, одна рука засунута в вырез. Так же ли выглядит их будущий гость? — размышляла она. Говорят, Наполеон был коротышкой и уродом...

В поддень просторные лужайки перед императорским дворцом быстро заполнялись служащими банков и фирм, расположенных в районе Маруноути. Обеденный перерыв каждый использовал по-своему. Некоторые просто лежали на уже зазеленевшей траве и перекидывались отдельными фразами. Другие играли в волейбол, и каждый удар по мячу сопровождался их веселыми голосами, а другие наблюдали за их игрой. На краю рва, окружающего императорский дворец, под большой ивой с набухшими почками юноша и девушка смотрели на воду и следили за грациозными движениями плавающих лебедей.

— Это было потрясающе! «Лайонз» действительно имели полное преимущество. Сначала прорвался Киносита. Питчер запаниковал, и не успел он успокоиться, а Вада и Аоки сделали свое дело... Эй, ты меня слушаешь?

С большим возбуждением сослуживец Такамори Иидзима рассказывал ему о бейсбольном матче между «Джайантс» и «Лайонз», который в воскресенье видел на стадионе Коракуэн. Но Такамори, который лежал рядом с ним, уставившись взглядом в чистое голубое небо, слушал вполуха.

— Что случилось? Ты не заболел?

— Нет, все в порядке.

— Ты, надеюсь, не собираешься покинуть наш клуб холостяков и жениться?

— Нет, ничего подобного.

Обхватив руками колени, Иидзима, прищурившись от яркого солнца, смотрел на девушек, игравших в волейбол. Каждый год, когда наступала весна, для Такамори и его друзей девушки выглядели все привлекательнее. Погода становилась теплее, и они приходили на работу без пальто, а затем и без костюмов, в платьях с короткими рукавами. Они походили на только что распустившиеся цветы. Обычно Такамори и Иидзима, его друг с университетских времен, проводили обеденный перерыв, уставившись на тот или другой такой цветок. Однако сегодня все было иначе.

В кармане Такамори лежал листок с генеалогическим древом Наполеона, которое он потихоньку скопировал в рабочее время из биографического словаря в библиотеке банка. Мать и отец Наполеона имели кучу детей. У Наполеона был старший брат Жозеф, три младших брата и три младших сестры: всего восемь детей. Помимо Жозефа и Наполеона, имелись Люсьен, Луи, Жером, а также Эльза, Полина и Каролина. От кого же произошел Гастон Бонапарт, который приезжает через три недели? Прямой ли он потомок Наполеона или отпрыск одного из братьев? Узнать об этом невозможно.

— Иностранец? Не может быть!

Сесукэ, продавец рыбы, стоял у дверей кухни, постукивая по занемевшей шее ладонью. Рядом расположился кусок картона с названиями всех рыб, которые у него сегодня продавались.

— Что же ты будешь делать? Если он иностранец, ты не сможешь разговаривать с ним по-японски. Думаю, тебе придется выучить несколько английских слов.

— О чем ты говоришь? Я достаточно знаю английский, чтобы понимать его.

И чтобы продемонстрировать свое неудовольствие, Матян загремела посудой.

— Во всяком случае, что сегодня будешь заказывать?

— А что у тебя есть?

— Как насчет свежей савара?

— А сколько?

— Сорок иен один кусок.

— Дорого.

Матян подошла к кухонной двери, уперев руки в бедра, и сурово посмотрела на Сесукэ.

— У нас будет гость-иностранец, и, я полагаю, мы будем заказывать больше мяса. Поэтому будь-ка к нам повнимательней и обслуживай нас хорошо.

— Это что, угроза? — Сесукэ развязал полотенце на голове и вытер потное лицо. — Ты трудный покупатель.

— Это же естественно, разве нет? Неужели ты не знаешь, что иностранцы не едят ничего, кроме мяса?

— Хорошо, твоя взяла. Я продам ее тебе за тридцать пять иен. — Он послюнил карандаш и записал заказ в книгу. — Как это получилось, что иностранец будет жить у вас?

— Разве я тебе не говорила? Он старый друг Такамори.

— Ах вот что? Тогда, наверное, правильно, что он остановится у вас. Между прочим, один иностранец снимает комнату в доме господина Мори — знаешь, около полицейской будки? Преподает английский или что-то в этом роде.

— У нас совсем другого рода гость, — громко заявила Матян. — Наш — потомок Наполеона, так что не сравнивай его с каким-то простым иностранцем, который живет у Мори.

— Наполеона?

— Что, ты даже не знаешь, кто такой Наполеон? Какой невежда!

— Ты не хотела бы пойти со мной в кино в воскресенье?

— Нет. Я ни с кем никуда не пойду, пока не буду готова выйти замуж. Если ты закончил свои дела, можешь отсюда убираться.

Наконец пришел тот апрельский день, когда Гастон должен был прибыть в Иокогаму.

— Наконец-то! — Даже Сидзу громко произнесла это накануне его приезда. Прозвучало так, будто домой из далекой поездки возвращается ее родной ребенок. А все потому, что последнюю неделю она только и готовилась к приему гостя — чинила стеганое одеяло, покупала новые простыни, придумывала подходящее меню.

— Томоэ, ты купила новые наволочки на подушки?

— Да, но мама, я не думаю, что мы должны заходить так далеко. Во-первых, у нас нет ни малейшего представления, зачем он приезжает в Японию. Даже если он когда-то и переписывался с Такамори, от нас не требуется поселить его у себя на все время, пока он в Японии. Я думаю, это плохая привычка японцев — доходить до таких крайностей в приеме иностранцев.

— Возможно, ты и права, но он проделал такой длинный путь...

— Хотела бы я знать, какой он, этот Гастон.

Выключив радио, по которому играла американская музыка, Томоэ пыталась — как это она часто делала последние три недели — представить себе, как он выглядит. И никак не могла создать удовлетворительный образ. Втайне от матери и брата она побывала в книжном магазине Марудзэн в Нихонбаси — хотела найти фотографии Наполеона, но в тех нескольких книгах о нем, что там продавались, он изображался высокомерным маленьким человеком, похожим скорее на хищную птицу из зоопарка в Уэно. «Совсем несимпатичный», — решила она и ушла из магазина, так ничего и не купив.

Просматривая журналы о кино, Томоэ наткнулась на фотографии Шарля Боне и Даниэля Гелина, игравших Наполеона, однако не посмела и надеяться, что Гастон будет таким же красивым, как Гелин. Девушка попробовала склеить в уме коллаж из французского романтического актера и хищной птицы, но так и не добилась никакого цельного образа.

— Как ты думаешь, что могло случиться с Такамори? — с беспокойством спросила Сидзу, глядя на стенные часы. Уже одиннадцать, а Такамори до сих пор не было дома. Вероятно, как обычно, засиделся в баре со своими друзьями по работе.

— Абсолютно никакого чувства ответственности... Гость его приезжает завтра, а его самого еще дома нет!

— Он должен об этом помнить.

— Конечно, помнит. Сегодня он собирался сходить в пароходную компанию за разрешением войти на судна. Встречающим в порту обычно не разрешают подниматься на борт, но если им хочется, надо получать разрешение.

— Я надеюсь, завтра будет хорошая погода.

— По радио передавали, что завтра будет славный день.

Такамори вернулся далеко за полночь.

— Пароход прибывает в шесть утра. Что мы будем делать, если ты не в силах будешь встать? — съязвила Томоэ. Но Такамори, как всегда, беспечно стоял возле умывальника и полоскал рот так, что бульканье разносилось по всему дому.

Наконец он ответил:

— Не волнуйся. Им предстоит пройти таможенную и карантинную инспекцию, и они сойдут на берег не раньше десяти часов. Спешить некуда.

«Типичная безответственность», — подумала Томоэ.

И вот — день прибытия, воскресенье. Сидзу и Томоэ проснулись, едва забрезжил серый рассвет и начали щебетать воробьи на крыше.

Пароход «Вьетнам» по расписанию должен был войти в порт в шесть часов, но, как сказал Такамори, до десяти он еще будет проходить таможню и карантинные власти. Но он в подобных делах был всегда настолько легкомысленным, что домашние не знали, насколько вообще можно полагаться на его суждения. По крайней мере, сейчас он еще крепко спал.

Семь часов. Томоэ не могла больше сдерживаться — поднялась на второй этаж и с большим трудом растолкала брата. Протирая глаза, он потянулся за сигаретой, но Томоэ успела схватить его, как кошку, за воротник и успешно стащила вниз.

— Во сколько, ты думаешь, Гастон будет у нас дома?

Матери Такамори не ответил. Он быстро глотал завтрак и старался не зевать при этом.

— Послушай, Томоэ, — выпалил он внезапно, — ты ведь оплатишь дорогу до Иокогамы?

Восемь часов. Томоэ переоделась в голубой костюм из джерси в узкую белую полоску и белую шляпку.

— Ты выглядишь очень мило. — Лесть Такамори была прозрачно направлена на то, чтобы заставить сестру заплатить за проезд до Иокогамы.

Томоэ приготовила ему рубашку, вручила галстук, засунула его в костюм и практически вытолкала из дома. Было уже половина девятого.

Из своего района они на автобусе доехали до железнодорожной станции Сибуя, откуда на поезде за сорок минут — до станции Иокогама.

Томоэ с беспокойством поглядывала на часы.

— Успеем ли? Когда прибудем на место, будет уже половина одиннадцатого.

Когда поезд приближался к Иокогаме, вдалеке завиднелись гавань и корабли. Под чистым небом море переливалось голубизной.

— Какой из этих кораблей, ты думаешь, наш?

— Отсюда его не видно. Иностранные суда причаливают к Американскому пирсу.

— А сколько уйдет, чтобы доехать от станции до пирса?

— Дай подумать. Около получаса на автобусе, наверное. Они ходят ужасно медленно. Денег у меня нет, поэтому я не возражаю, если мы пойдем пешком.

Как раз сегодня Томоэ меньше всего хотелось ссориться с братом. Хоть и без особого желания, она остановила такси около станции. Усаживаясь, Такамори заметил:

— Все же такси — самый удобный транспорт, не правда ли?

Чем ближе к порту, тем сильнее ощущался соленый ветер с моря. Такси повернуло у недавно выстроенного торгового центра и направилось к Американскому пирсу, где причаливают иностранные суда.

— Ужас! Пассажиры уже сошли на берег, — воскликнула Томоэ, выпрыгнув из такси. Но оказалось, зеленый корабль, который Томоэ приняла за «Вьетнам», был голландским танкером «Джепсен-Маркс», а за ним под погрузкой стоял восьми- или девятитонный японский сухогруз «Сантосу-мару» с флагом Страны Восходящего Солнца, лениво болтающимся на флагштоке. Других судов здесь не было.

— Ты уверен, что это тот пирс?

— Определенно. Именно это мне вчера сказали в компании.

Томоэ была в Иокогаме два или три раза, когда провожала университетских друзей в Америку на учебу, и пароходы всегда отходили от этого пирса, поэтому здесь ошибки быть не должно. Тем не менее Томоэ волновалась.

— Но здесь нет «Вьетнама».

— Посмотри туда! — Такамори показал на самый дальний конец причала. Сорок-пятьдесят мужчин и женщин стояли там и смотрели в сторону моря. Ветер доносил звуки оркестра. Для уверенности Томоэ спросила носильщика:

— «Вьетнам» должен причалить там?

— Да, мисс.

— Но он, кажется, опаздывает?

— Похоже, карантинная инспекция затянулась.

Чем ближе они подходили к толпе встречающих, тем громче становились звуки духового оркестра, и вскоре они уже могли рассмотреть, что музыканты — полицейские в синей форме, украшенной белыми галунами. Они стояли в две колоны и играли марш «Полковник Боги».

— Ну и толпа! — Похоже, даже Такамори удивился.

Затем в группе встречающих что-то привлекло его внимание. — Томоэ, погляди... вон там!

Молодая девушка с букетом цветов, судя по всему — актриса, очень модно одетая, позировала группе фотографов. Ее окружали четверо или пятеро молодых людей, которые, похоже, были газетными репортерами.

— Ты не думаешь, что они пришли встречать Гастона?

— Не будь идиотом.

Тем не менее даже сердце Томоэ забилось чаще.

— А почему бы нет? Во всяком случае, он ведь потомок Наполеона. И ничего бы странного не было, если б газетные репортеры и духовой оркестр пришли встречать его.

Маловероятно, подумала Томоэ, хотя что-то в этом есть. Уже в миллионный раз она спрашивала себя, как выглядит их гость.

Неожиданно из-за дальнего волнореза раздался корабельный гудок, который напоминал зевок гиганта.

— Он приближается!

Свежевыкрашенное белое французское пассажирское судно «Вьетнам» водоизмещением 15 000 тонн, ведомое двумя лоцманскими катерами, медленно входило в порт. Чайки грациозно парили в воздухе над трубами корабля, почти не махая своими белыми крыльями. После перерыва оркестр заиграл «Полковника Боги» еще громче.

Уже можно было разобрать лица пассажиров, толпившихся у лееров палубного ограждения, — они напоминали крохотных птиц. В углу сбились в кучку несколько монахинь — они тоже смотрели на пристань, а из одного иллюминатора прямо над ватерлинией высунул голову рыжий матрос. На всех лицах читалась радость.

Корабль причалил, и все встречающие пришли в движение, замахали руками. Только чайки грустно кричали, продолжая свой танец над лоцманскими катерами, которые уже не были нужны.

— Хэко-тян! Посмотри сюда! — пронзительно закричала вдруг стайка молодых девушек рядом с Такамори.

Газетные репортеры со своими фотоаппаратами бросились на борт судна. Только тогда до Такамори дошло: на этом корабле в Японию вместе с мужем возвращалась кинозвезда Хиэко Такаминэ, которую ее многочисленные поклонники фамильярно называли Хэко-тян. Сама Хиэко Такаминэ стояла у поручней в средней части судна, очаровательно улыбаясь и помахивая изредка рукой.

— Это же Хиэко. Хэко-тян на палубе! — воскликнул Такамори, слегка толкнув сестру.

Томоэ отвернулась и ничего не ответила. Значит, все эти люди, включая газетных репортеров и актрису с букетом цветов, пришли встречать не Гастона, а кинозвезду. Она, конечно, понимала, что зря надеется, но удержаться от некоторого разочарования все же не могла.

— Хотела бы я знать, где Гастон.

— Мы даже не знаем, как он выглядит, — ответил Такамори, не сводя глаз с актрисы.

Как только большой грузовик с краном установил трап, все встречающие бросились к нему. Пассажиры со своим багажом в руках готовились сойти на берег. Пробравшись сквозь толпу, Такамори и Томоэ сумели занять место у нижнего конца трапа.

Первым появился больной пассажир, которого осторожно несли на носилках в сопровождении двух медицинских сестер. За ним спустился высокий пожилой иностранец с румянцем на лице, который кому-то махал руками. Учитывая его возраст, брат и сестра решили, что это не может быть Гастон. Следующим был японский студент в новеньком костюме, сразу попавший в объятия родственников, которые увели его наслаждаться семейным воссоединением. Затем спустились католические монашки, пожилой японец, иностранная семейная пара... и так продолжалось около двадцати минут. Такамори и Томоэ все больше падали духом. Газетные репортеры и актриса с букетом цветов поднялись на борт встречать Хиэко и ее мужа. Остальные пассажиры, похоже, уже сошли на берег, и нигде не было видно молодого иностранца, которого можно было бы принять за Гастона.

Полицейский оркестр зачехлил инструменты и уехал. Встречающие и встречаемые тоже исчезли с их рукопожатиями и объятиями. Пристань опустела. Только одинокая чайка, грустно крича, летала над волнами.

— Давай поднимемся на борт и поищем его, — предложила Томоэ.

— Ну что ж, давай. — Даже Такамори приуныл. — Мы же не могли его пропустить?

Они поднялись по трапу, показали вахтенному полученное в компании разрешение и ступили на борг судна. Внутри корабль походил на гостиницу — сверкающие люстры на потолке, цветная мозаика на стенах. Иностранные пассажиры и члены экипажа в темно-синей форме свободно беседовали на французском. Ковер на полу был таким толстым, что Томоэ чувствовала, как в нем утопают ее высокие каблуки.

— Томоэ, — сказал Такамори, смахивая выступивший на лбу пот, — я должен сходить в туалет. Боюсь, меня хватит ненадолго.

— Перестань... Самое подходящее место выбрал.

Мало того что они не могут найти Гастона, Такамори еще и ведет себя как ребенок. Томоэ смело подошла к информационной стойке салона и обратилась к пожилому клерку с лицом актера Луи Жуве из последнего французского фильма.

— Parla lei Italiano? — спросила она.

— Si, si, signorina.

Клерк озарил ее теплой улыбкой и слегка поклонился, чем еще больше напомнил Луи Жуве.

— Не были бы вы настолько любезны проверить для меня список пассажиров. Я разыскиваю Гастона Бонапарта.

— Aspetta, signorina.

— Tante grazie.

Обернувшись, она увидела: Такамори, несомненно приведенный в замешательство смелостью сестры, рассматривает фрески на стене. Клерку потребовалось довольно много времени для изучения всего списка. Наконец он закрыл папку и с несколько саркастической улыбкой поднял четыре пальца:

— Quarta classe.

Четвертый класс. Томоэ и Такамори никогда не плавали на иностранных судах и даже не знали, что такой класс существует.

— А это где?

Клерк подозвал стоявшего в углу голубоглазого матроса и что-то прошептал ему, не сводя взгляда с Томоэ и ее брата, — на что матрос тоже иронически пожал плечами, и повел их по длинному коридору, от которого отходили каюты первого класса, на широкую палубу, где под ослепительным солнцем кран вынимал ящики с грузом из сетки и укладывал их друг на друга.

— Вот сюда! — Матрос указал на отверстие около их ног — люк в трюм корабля. Отвесная металлическая лестница вела вниз и исчезала в темноте.

Томоэ открыла от удивления рот. Так вот что такое четвертый класс!

— Гастон Бонапарт! — сев на корточки, крикнул матрос в трюм. Неожиданно снизу, будто она ожидала вызова, высунулась голова, но принадлежала она не Гастону Бонапарту, а корабельному коку. Это был очень толстый человек с белым передником на талии и большим ножом для резки мяса; живот у него выпирал наружу, он постоянно чесал свой приплюснутый нос — красный, вероятно, от большого количества выпитого вина. Он посмотрел на Томоэ и Такамори и, покачав головой, спросил:

— Vous cherchez Gaston, n'est-ce pas?

— Да, да.

Такамори не понимал ни слова по-французски, но, услышав имя Гастона, ответил «да». Похоже, кок предлагал им спуститься по металлической лестнице в трюм.

— Ты пойдешь вниз? — спросила Томоэ. Несмотря на все свое мужество, она вдруг струхнула. Даже через это отверстие Томоэ чувствовала исходивший из жаркого душного трюма запах масла и краски, смешанный со зловонием, напоминающим свинарники и коровники. Видя их колебания, кок опять что-то быстро сказал по-французски.

— Да, да, — сказал Такамори и, схватившись за поручни, начал спускаться.

Французские пассажирские суда, в отличие от японских, не имеют третьего класса, но зато существует много уровней первого класса: каюты там выглядят, как роскошные номера в гостиницах. Во втором классе, который также называют туристским, два или три пассажира размешаются в одной каюте, и стоимость проезда от Иокогамы до Марселя составляет чуть больше 150000 иен. Но большинство не знает, что во Францию можно попасть и за 50000 иен, если стать пассажиром четвертого класса в трюме корабля. Здесь, естественно, отсутствует какое бы то ни было обслуживание и пассажиры питаются самостоятельно. Ряды брезентовых коек устанавливают в трюме там, где место не заставлено грузами. Обычно здесь можно встретить полуголых китайских чернорабочих — они садятся в Сингапуре или Гонконге и отправляются в другие части света. Пассажиры здесь меняются постоянно — почти в каждом порту одни сходят на берег, а их места заполняются другими.

Такамори и Томоэ, конечно, не знали всего этого, когда очутились в вонючем чреве корабля.

— Такамори, что это за зловоние!

— Хотел бы я знать, откуда оно.

Хотя была еще середина дня, трюм был темный, и в нем стояла мертвая тишина. Висевшие здесь и там голые маленькие электрические лампочки мало что освещали во тьме. В углу под единственным иллюминатором стояло несколько парусиновых коек. На одной печально сидел очень высокий мужчина с вещевым мешком на коленях.

— Гастон Бонапарт? — крикнул Такамори издали.

Мужчина подскочил. Во весь рост он был огромен, как борец сумо.

— Oui... да, да, да, — ответил он.

У Томоэ перехватило дыхание.

— Конь!.. — Это слово невольно застряло у нее в горле.

Его силуэт четко вырисовывался в луче света из иллюминатора, и казалось, что мужчина дрожит от радости.

Он протянул руку Такамори. Его лицо было настолько загорелым, что человека вполне можно было принять за жителя Востока. И оно было очень длинным — действительно лошадиное! Да и не только лицо. И нос тоже был длинным, а когда, засмеявшись от радости, он открыл огромный рот, обнажив десны, сходство с конем только усилилось.

Несмотря на весь свой цинизм, Томоэ была молодая, романтично настроенная особа; втайне она создала для себя идеальный образ молодого француза, которому придется некоторое время прожить у них в доме. Какая малость, казалось бы: пусть этот потомок Наполеона если и не копия Шарля Бойе, то будет, по крайней мере, элегантным молодым человеком с довольно приятной внешностью, пусть он будет излучать мужской шарм. Но по всем пунктам Гастону можно было поставить только ноль.

Он имел лицо идиота, на котором не было даже следов интеллекта. Если и сравнивать его с кем-либо из иностранных кинозвезд, в голову могло прийти только лицо комика Фернанделя. Томоэ никак не могла найти в нем хоть что-нибудь, от чего ее сердце забилось бы учащенно.

— Это моя сестра, — представил ее Такамори, который, судя по всему, тоже пребывал в некотором шоке.

— Вы понимаете мой японский язык? — с видимым беспокойством спросил Гастон.

— Да, конечно, понимаем.

Гастон неуклюже схватил руку Томоэ своей похожей на копыто ладонью и стал с силой трясти ее. Это неловкое рукопожатие еще больше напомнило ей о лошади. Она с трудом сдержалась, чтобы горько не рассмеяться, когда у нее внезапно мелькнула мысль: «Нас обманули. Нас роскошно провели!»

Конец иллюзиям, разочарование, огорчение и множество подобных чувств овладели ею. Розовые мечты, которым она втайне предавалась последние три недели, потерпели крах. Ее лицо подергивалось от обиды и гнева. Во всем виноват Такамори, абсолютно во всем...

Что за дураки мы, японцы! Специально приехать в Иокогаму, чтобы встретить бродягу, похожего на лошадь. Более того, мы даже согласились пригласить его в свой дом. Посмотрите, как он одет. Его брюки — не только с дырками на коленях, что еще можно объяснить долгим плаваньем, но они к тому же еще и непомерно коротки.

— Что же нам делать? — спросила Томоэ брата шепотом так, чтобы Гастон не расслышал. Будь ее воля, она бы как можно скорее вообще от него избавилась.

— Разве ты не знаешь? Сначала нужно пройти таможню, затем найти такси. Надеюсь, ты заплатишь, — с улыбкой ответил Такамори. Томоэ очень хотелось поддать брату под зад.

— Гастон.

— Да?

— А ты понимаешь мой японский?

— Да. Да.

— Тогда пошли отсюда. Где твой багаж?

Гастон показал на вещевой мешок, лежавший на кровати.

— И это все?

Гастон кивнул.

В трюме пахло не только краской и маслом — его воздух был пропитан каким-то еще более отвратительным запахом, и Томоэ была вынуждена приложить к носу платок. Обернувшись, она увидела гальюн с широко распахнутыми дверями — оттуда и исходило это зловоние. Несколько лет назад в фильме под названием «Корабль рабов» она видела, как двести или триста африканских рабов приковали друг к другу цепями и бросили в такой же трюм.

— Гастон-сан, вам понравилось путешествие?

Гастон с первого раза не понял Такамори, но когда тот повторил вопрос медленнее, уловил его смысл.

— Да, все было великолепно.

Они начали подниматься по лестнице — осторожно, чтобы не оступиться. Привыкший к трапам Гастон показывал проворство сродни обезьяньему и ловко перемешал длинные ноги по ступенькам. Достигнув первым палубы, он, вытянув свое длинное лицо, смотрел на поднимавшихся брата и сестру.

— Красиво! — воскликнул он, видимо имея в виду, что Томоэ — красавица, и фамильярно протянул ей руку. У Томоэ этот жест вызвал только раздражение, но она не могла полностью игнорировать его и передала свою сумочку.

Гастон радостно улыбнулся, широко открыв большой рот, похожий на пасть крокодила.

На палубе яркое солнце ослепило их, привыкших к темноте трюма. Толстый кок и матрос, показавший им дорогу вниз, стояли тут же, скрестив на груди руки. Увидев Гастона рядом с Томоэ, они присвистнули и по-французски отпустили какую-то шуточку. Гастон в ответ только засмеялся во всю пасть.

Даже не зная языка, Томоэ хорошо могла себе представить, что они сказали, и это еще раз убедило ее, что их гость не имеет никакого понятия о хороших манерах. С презрительным видом она устремила взгляд на голубое море, показав, что для нее не существует ни Гастона, ни этих остряков.

Пристань уже опустела под лучами солнца. Пассажиры и встречающие давно покинули ее. Когда компания сошла с трапа, Гастон вытащил из кармана карту Токио и сказал:

— Пожалуйста, покажите мне хорошую гостиницу.

— Гостиницу?

— Да, гостиницу... отель.

— Гастон, вы остановитесь у нас, — объявил Такамори.

Гастон сначала не понял, и до него смысл сказанного дошел только после того, как Такамори повторил еще раз. Его длинное лицо сморщилось, как будто он собрался заплакать, и, протянув руку, он сказал:

— Спасибо... Вы очень любезны.