"Роберт Янг. И тень твоя тебя проводит..." - читать интересную книгу автора

Произведенная лишь только для тебя!

Обычно собственная поэзия оказывала на него успокаивающее действие. Тем
не менее, сегодня вечером эти строчки раздражали его, оставляя смутное
неудовлетворение. Эти симптомы были ему знакомы: рынок табачных изделий
оказался не готов к новому шедевру, и ему самому следовало разобраться с
этим.
День на фабрике прошел очень напряженно, и теперь он уселся в свой
специально предназначенный для отдыха бизнесменов шезлонг (который на лето
переносился во двор), отдавая себя во власть автоматов-массажистов. Затем
крикнул Бетти, чтобы она принесла ему сильно охлажденного пива. Она как раз
склонилась над микроволновой печью, разговаривая с Бобом, и он был вынужден
крикнуть дважды, прежде чем она прореагировала на его приказание. Настроение
мистера Вейда, и без того уже мрачное, стало еще мрачнее. Даже ледяное пиво,
когда Бетти наконец принесла его, не смогло оказать на него обычного
расслабляющего действия.
Он оглядел поместье, пытаясь поднять дух созерцанием принадлежащей ему
собственности. Она включала и трех его маленьких сыновей, сидевших
пригнувшись на корточках перед портативными телевизорами, будто прикованные
к ним; и золотистый поблескивающий кадиллак, готовый в любой момент отвезти
его куда ему заблагорассудится; и его жену, классическую женщину размеров
39-21-39, томно полулежавшую рядом в одном из расставленных на лужайке
кресел, впитывая лучи заходящего солнца; и пару его реконструированных слуг,
занятых сейчас приготовлением ужина на микроволновой печи, читая вслух друг
другу что-то из анахронической поэзии.
Лицо мистера Вейда помрачнело, принимая оттенок под стать его
настроению. Если они и этим вечером опять сожгли вырезку...
Неожиданно он поднялся и не спеша направился к печке. Когда он уже
подходил, до него донесся стихотворный фрагмент: "Никогда, в оставшиеся
годы, я не буду рисовать картин и резать статуй, сохраняющих твое
изображенье..." Затем Боб, который произносил это, замолчал. Так бывало
всегда. В присутствии мистера Вейда было что-то такое, что прекращало их
диалоги. Но он поспешно уверил себя, что все правильно: ведь, действительно,
он не мог выносить их поэзии. Однако он был задет и сделал нечто такое, до
чего никогда не позволял себе снизойти раньше: он выступил с собственным
творением - с жемчужиной поэзии, которая относилась к его ранним годам,
когда он еще находился в творческом поиске своей Музы, - буквально швырнул
его им в лицо, продекламировав следующее:

Душа моя - дороги,
Моя рука - твой руль,
Сверкающий, прекрасный,
Мой автомобиль.

Они безучастно и тупо смотрели на него. Разумеется, мистер Вейд знал,
что эта безучастность не является реакцией на его стихи, и что это всего
лишь результат упоминания им предмета, находящегося за пределами сферы их
реагирования. Миссис Велхарст, их первая хозяйка, считала нецелесообразным
включать автомобили в банки их памяти, и когда мистеру Вейду пришлось
перенастроить их, то он не побеспокоился об исправлении этого недостатка, не