"Роберт Янг. Эмили и поэтическое совершенство" - читать интересную книгу автора

себе Бена Джонсона в тонах двадцать первого века. К собственному удивлению,
он счел, что это будет весьма неплохо. Его глаза вернулись на место, и начал
восстанавливаться дар речи.
- Может быть, в этом что-то и есть, мисс Мередит, - сказал он. - И мне
кажется, совет будет доволен. Знаете, ведь на самом деле мы не собирались
выбрасывать поэтов на свалку; все дело было в том, что мы не могли найти для
них практического применения. Но теперь...
Сердце Эмили ликовало. В конце концов, в вопросе жизни и смерти это
была минимальная цена, которую следовало заплатить...
После ухода мистера Брендона, она обошла своих подопечных. Роберт
Браунинг выдал свое обычное: "Утром в семь; склоны холма как поле жемчужной
росы" в ответ на ее приветствие, хотя его голос звучал чуть приглушенно
изнутри Паккарда 1958 года, а Вильям Купер произнес очень резко со своего
нового роскошного возвышения: "Почти двенадцать лет прошло, как наше небо
тучи скрыли!". Эдвард Фицджеральд создавал впечатление, что он сломя голову
мчится мимо в своем Крайслере выпуска 1960 года, и Эмили сурово нахмурилась
на его излишнюю привязанность к кабачку Хайяма. Альфреда, лорда Теннисона,
она приберегла на конец. Он выглядел вполне естественно за рулем своего
Форда образца 1965 года, и случайный наблюдатель наверняка бы предположил,
что он был так занят ездой, что не видел ничего, кроме обремененной хромом
задней части ближайшего к нему впереди идущего автомобиля. Но Эмили знала
его гораздо лучше. Она знала, что на самом деле он видел Камелот, и остров
Шелот, и Ланселота, скачущего с Гиневрой по цветущим долинам Англии.
Ей очень не хотелось прерывать его мечтания, но она была уверена, что
ни о чем другом он не думал.
- Доброе утро, лорд Альфред, - сказала она.
Величественная голова повернулась в ее сторону, и глаза андроида
встретились с ее глазами. Казалось, по каким-то причинам они стали ярче, а
его голос, когда он заговорил, был звонким и громким:

Старый порядок уходит, и новый на смену идет,
Так Бог, в многообразье, пред нами предстает...