"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Падение короля" - читать интересную книгу автора

всадника, - этот Аксель вдруг задумался об одиноком человеке, помиравшем в
санях со сломанной ногой над замерзшей пучиной Меларена{44}. Он умирал, он
должен был умереть.
В черном воздухе падал и падал снег, или то само небо, нависнув над
землей, грозилось пасть на нее; застонал и задышал лед под санями, словно уж
вся земля изнемогла и не хочет больше нести эту ношу. И тут разорвалось
человеческое сердце, не вынеся королевской заботы. Вся земля шведская ушла у
него из-под ног, словно подломившийся лед, и текучие зыбкие волны, и все
королевские замыслы, и болезнь, и страдания кончились для Стена Стуре,
сидящего в узких санях, подобно тому как смолкает плач младенца, когда
остановится укачивающая его колыбель. Когда к нему подошли, он уже был
мертв. Снег больше не таял на его лице. Куда ни глянь - всюду раскинулись
льды и снега, и ты, Стен Стуре, сидел смирнехонько. Откуда-то издалека, из
морозной пустыни донесся еле слышный призыв: "Помоги!" И отзвук певучего
призыва ответил: "О, Стен Стуре!"

* * *

Поздним вечером пришел Миккель Тегерсен. Он застал Акселя и Люсию над
покойником, оба сидели по сторонам мертвого тела с горящими огарками свечи в
руках. Миккель ничего не сказал, лицо у него было усталое и осунувшееся.
Поглядев на убитого юношу, лежавшего на полу, он вызвался спустить его во
двор, чтобы избавиться от трупа. Аксель и Люсия ушли к себе и легли; лежа в
постели, они слышали, как Миккель вполголоса разговаривает сам с собой.
Когда Миккель, убрав покойника из дома, вошел к Акселю, тот спал. Люсия
лежала с открытыми глазами, но она и бровью не повела при появлении Миккеля;
уходя, он видел, что она все так же лежит - уставясь немигающими, печальными
глазами на свечу.
Наутро Люсия проснулась первой. Свечки на столе догорели, но за окном
уже рассвело. Она приподнялась и села в кровати, повела глазами, как будто
прислушиваясь к позвавшему ее голосу. Затем легким движением открыла роговую
ладанку на шее у Акселя, вынула пергамент и спрятала его в свой кошелек.
Аксель успел поведать Люсии о своем сокровище, да и во сне о нем бредил.
Люсия из предосторожности полежала еще немного, Аксель крепко спал. Она
крадучись встала, оделась и тихонько ушла своей дорогой.


MISERERE![11]

Серое ноябрьское утро занялось над Стокгольмом нехотя, без рассвета;
первым признаком жизни и движения была судорожно извивающаяся фигура,
вздернутая на виселицу.
В середине дня жители начали понемногу выползать из домов, чтобы
поглазеть, что произошло. Обезглавленные тела все еще валялись на площади
среди крови и грязи после прошедшего ночью дождя. Их сторожили мерзнущие на
холодном ветру ландскнехты, которые подкреплялись для сугрева от промозглой
сырости вином и пивом. Пополудни палачи опять принялись за работу,
потребовалось казнить еще довольно много изобличенных судом еретиков и
изменников.
Тише тихого выдался день, скаредный и короткий, как никогда; едва