"Йоханнес Вильгельм Йенсен. Христофор Колумб " - читать интересную книгу автора

около них в кружок, чтобы лучше слышать их веские речи, речи опытных моряков
и местных жителей. Мартин Алонсо говорит первым, как старший; за ним Висенте
Яньес, который держится тех же мыслей, но умеет выразить их еще сильнее.
Все, что яснее ясного, сказано и повторено еще раз. Об одном лишь не говорят
братья, но оба плотно сжимают губы, когда разговор заходит о возможном
исходе плавания. Мартин Алонсо молчит, и Висенте безмолвствует, но грудь у
обоих выпячивается, переполняясь тем важным, что остается невысказанным.
Мартин Алонсо, стоящий в благородной позе, крепко опираясь на одну ногу, а
другую выставив вперед, пожимает плечами, низко наклоняет голову, словно
смиряясь перед стихиями, и как бы отпихивается от вопросов обеими ладонями:
кто знает?.. А Висенте горбит спину и тоже выставляет вперед щитом обе
ладони: кто знает? Братья в непромокаемых морских сапогах, с голенищами чуть
не до пояса,-надо быть готовыми ко всему!- туловище заковано в железную
кирасу, голова защищена шлемом; забрало, впрочем, еще поднято. Но вскоре
опускается, и тогда оба превращаются в неуязвимых воинов, готовых встретить
неведомые чудовища, людоедов и целые полчища врагов.
Таверна большая; по углам темно; головы у всех в тумане; никто не знает
хорошенько, что происходит там, в углах и в глубине помещения; слышны
женские вскрики, звон стаканов, звуки гитары и флейты, пение и ритмичные
рукоплескания, словно буйное биение сердца... А над головами толпы что-то
волнистое, сверкающее, чарующее: девушка вскочила на стол и пляшет. Смелая
пляска на самом краю стола! Как видно, пляска не ушла из страны вместе с
изгнанными недавно маврами. Плясунья с гибким как древко лука станом
извивается, как угорь, под звуки гитары и флейты, бедной клапанами, богатой
повторениями; в пляске есть что-то африканское; угорь упруго извивается на
столе, плясунья вскрикивает и быстро-быстро перебирает ногами на одном
месте. Мужчины вопят: браво!-и на стене под потолком волнуется тень с
поднятыми руками, виляющая бедрами, перегибающаяся пополам. Плясунья
взвизгивает, как молодая кобылка, гитарист бешено щиплет струны, гнусавые
трели флейты переливаются все быстрее и быстрее, рукоплескания подкрепляются
топаньем ног, кастаньеты трещат, подгоняют; пляска становится вихрем,
отдельные взвизги сливаются в сплошной вой... Пусть завтра грозит смерть,
сегодня владычествует жизнь со всем, что ее красит!..
Да, это были безумные сутки в Палосе; и некоторые из присутствующих
мужчин ступают твердо лишь одной ногой, другую волочат; некоторые глядят
лишь одним глазом, а вместо другого у них окровавленная повязка. Безумный
вечер безумных суток начался тем, что выпустили быка! Разумеется, в таком
маленьком городе нет цирка, но бык-то есть, и горожане умеют развлекаться.
Быка выпустили прямо на площадь! У! Санта-Мария, глядите, бык стоит на
площади в гордом одиночестве, чувствуя себя хозяином положения, крутит
хвостом, а люди врассыпную спасаются кто куда - на крыльца, в двери, кто
бегом, кто ползком, кто кувырком. Глядите! Бык бежит по середине улицы,
подняв рога, один-одинешенек, а над заборами мелькают последние пятки, всю
улицу точно вымело волшебной метлой; людские головы торчат из всех окон и
подвальных и чердачных люков... Ага! Представление начинается!.. Из домов
выскакивают молодые проворные парни и дразнят быка, махая перед ним плащами,
гонят его назад на площадь; и с разных концов мчатся туда галопом всадники с
длинными копьями и описывают круги вокруг быка; столкновение, бой, в воздухе
мелькают конские копыта, всадники барахтаются в общей куче, льется кровь,
бык подымает на рога первую лошадь, вся площадь воет, общая свалка, шум,