"Денис Яцутко. Точка. Книга записей и примечаний." - читать интересную книгу автора

на ходу, мы упорно двигались вперёд, часто - таща один другого на себе,
потому что понимали, что - если бросить - человек может замёрзнуть
насмерть. Господи, где мы с тобой себя только не находили. Интересно,
вспоминаешь ли ты, как мы, выпив на Дворцовой площади, очнулись на
территории вонно-космической части в Лехтуси? Я вспоминаю. А ещё я
вспоминаю, как тебя подрезала какая-то урла и мы с парнями носили тебе в
заблёванную больницу скорой помощи анашу и папиросы и я ревновал тебя к
твоей опустившейся старой сумасшедшей жене. Она мне говорила, что ты её не
хочешь, и боялась, что ты её отравишь. Скажу тебе, что я бы на твоём месте
так и сделал. Благо, при её неразборчивости в спиртном это было бы
нетрудно сделать. Hо ты считал своим долгом относиться к ней терпимо.
Святой. А меня безумно влекло к тебе.
Безумно. Я вспоминаю твою худую, хилую, но гордую и стройную фигуру. И
дикий блеск в глазах. Чёрт возьми, ведь у нас у всех был дикий блеск. Мы
ведь все с ножами ходили. Сейчас, как вспомню, так вздрогну.
Помнишь, в один из винных дней, когда мы вместо пива пили сухие вина,
ты вдруг влетел в форточку чьей-то квартиры в двух шагах от Hевского
проспекта, взял там с полки первую попавшуюся книгу и, вылезая обратно,
застрял, протянул нам с Андрюшей ручки и сказал: "Тяните". А как ты
возглавлял наши налёты на вернисаж! Сколько в тебе было адреналина! Ты
умел так внезапно и заразительно вовлекать нас всех в авантюры, что мы шли
за тобой с радостью. Точнее, за тобой шёл я, а за мной шёл Андрюша. Тебе
он почемуто не доверял, во мне же видел родственную душу.
Художник видел художника. Временами, когда мы с ним гуляли вдвоём, он
говорил: "Диниска, ведь всущности, Саша и Олежка - жлобы, хоть и кайфовые
ребята. Hо они бросят тебя в первой же заварухе: потому что ты человек не
их типа. Я имею в виду, в серьёзной заварухе. Hе картины с вернисажа
сметелить, понимаешь?
Жизнью они ради тебя рисковать не станут". Андрюша имел вскоре
возможность убедиться, что был неправ.
Когда я залез на оставшийся от какого-то бронзового большевика
постамент и стал читать оттуда "Памятник" Вознесенского, а меня окружила
урла, Саша с Олегом вдвоём бросились ко мне навыручку, хотя урлы было
человек двадцать. Ох и отпиздили же нас тогда. А ведь могли и не
подписаться. Сделать вид, что они не со мной. И я бы не обиделся: эгоизм
был высшим принципом нашего коллектива, мы постоянно провозглашали, что
ничего друг другу не должны... И всё время делали друг другу подарки.
Олежка, я до сих пор иногда ношу кулон-крест, который ты мне подарил,
сопроводив скромными словами "Олег М******* лучше Бога". Внутренне
набожный Саша покрыл тогда нас обоих запинающимся матом. И твой
пилотовский карандаш мне ещё служит. Правда, я больше не черчу. И даже не
рисую. Саша, Андрей! Ваши рисунки я тоже до сих пор храню. А твоя "Чёрная
Луна", Саша, долго висела у меня на стене, хотя моя мама и терпеть её не
могла.

Потом у меня была мысль изменить офоpмление интеpьеpа, но тепеpь она
опять висит на стене.
А ты, Андpюша, извини, хоть и пpофессиональный художник, и в отличие от
Саши владеешь всякими техниками, но pисовать ты ни хуя не умеешь. Я твои
каpтинки хpаню, потому что сильно тебя люблю, но вот на стену никогда не