"Ирина Павловна Якубовская. Генерал Дима: Карьера, Тюрьма, Любовь " - читать интересную книгу автора

Горбачев. Есть в этом, наверное, какая-то несправедливость...
Тогда задают вопрос Язову: "Дмитрий Тимофеевич, Горбачев говорит, что
про собственность он ничего не знает, ни про Якубовского, а вы?" Ну а Язов
не мог сослаться на неведение, на каждой странице была его подпись.
"Как-то сижу у себя в кабинете, - припоминает Язов, - а туда заходит
Якубовский".
Такое впечатление, будто кабинет министра обороны - общественный
сортир, куда может войти каждый, заплатив 20 копеек.
"Я не растерялся и направил его с этим письмом к начальнику
Генерального штаба Моисееву", - говорит Язов. Подтекст такой: Моисеев должен
был похоронить все предложения Якубовского в юридическом отделе Министерства
обороны, а он, такой-сякой, все перепутал и расписал генералам, которые,
естественно, восприняли это как руководство к действию.
Историю с поездкой Димы в Германию Язов рисует в тех же тонах: "А потом
я узнал, что Якубовский летал на моем самолете. Я летаю редко, а самолет
должен налетывать какое-то количество часов, вот и повезли Якубовского".
Ну что сказать? Все - сплошная случайность, результат игры каких-то
потусторонних сил. Знакомясь с этими "откровениями", Дима невольно вспоминал
слова Мюллера из романа Юлиана Семенова "Семнадцать мгновений весны": "Я
верю в случайность, но я верю в доказательную случайность. Почему, Штирлиц,
на одном из десяти миллионов чемоданов в Берлине, и именно на том, где
русская "пианистка" хранила свой передатчик, оказались отпечатки именно
ваших пальцев?"
Лукьянов проявил интерес к предложениям Якубовского. Он даже отправил
документы в парламентский комитет, который, в свою очередь, счел инициативы
достойными внимания. Но дело застыло на мертвой точке. И тогда Лукьянов
все-таки пошел к Горбачеву. "Этого человека надо отправить подальше", -
хитроумный генсек ещё тогда распознал, что Якубовский - бомба замедленного
действия, которую лучше убрать с глаз долой.
Все говорили: "Уезжай", передали слова Лукьянова, что Якубовский "попал
на периферию политической игры", и если он хочет уцелеть, то должен
исчезнуть годика на два-три. Что испытал при этом Дима? Пожалуй, ничего,
кроме чувства легкой брезгливости, безотчетно возникающей у каждого
нормального человека при виде банки с тараканами.
Опять, как это бывало не раз, он почувствовал себя в одиночестве. Да,
была мама, которой Дима безмерно доверял, братья, друзья, но в сложившейся
ситуации не у кого было просить совета. Приходилось самому принимать
решение.
У Димы был знакомый - министр Агрохима - Николай Михайлович Ольшанский,
бывший второй секретарь Сумского обкома партии, бывший заместитель
заведующего отделом ЦК КПСС и бывший советник в Афганистане, награжденный
там за личное мужество. В свое время, работая в Союзе адвокатов, Дима оказал
Ольшанскому небольшую помощь. Был обычный хозяйственный конфликт, которому
МВД пыталось придать характер уголовного дела. В отличие от других
адвокатов, готовых любую ситуацию рисовать в самых мрачных красках, лишь бы
выбить гонорар, Дима довольно быстро разобрался в сути проблемы.
Когда Николай Михайлович узнал, что Якубовскому нужна помощь в
трудоустройстве за границей, он даже не стал особо вникать в детали. У
Агрохима было совместное предприятие в Швейцарии, куда Дима и получил
назначение.