"Лео Яковлев. Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества" - читать интересную книгу автора

г. Барабинск Новосибирской области, ул. Некрасова, 15.
Ожидаю от Вас письма.
11 мая 1947 г."
Письмо Кунгурова генералиссимус прочел и поручил ИМЭЛ (Институт
Маркса-Энгельса-Ленина, в 1953 г. на некоторое время стал ИМЭЛСом -
Институтом Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина) ответить бывшему партизану, что
он его не помнит, а заодно узнать у него подробности его, товарища Сталина,
собственного побега (!). Такая забывчивость Сталина у нормального человека
могла бы вызвать удивление, если не учитывать того, что сам вождь в 1947
году после нескольких микроинсультов не всегда бывал нормален и адекватен
происходящему вокруг него да и во всем мире. Сам партизан тоже не все
помнил: из села Новая Уда он уехал через три с лишним года после бегства
Джугашвили, а "села Жарково по направлению станции Тырет" вообще не
существовало. Переписки с вождем у Кунгурова не получилось: вскоре в ИМЭЛ,
выполнявший поручение генералиссимуса, поступила из Новосибирска информация
о внезапной кончине несостоявшегося персонального пенсионера. Была ли эта
смерть формой "помощи", оказанной советскими спецслужбами незваному
мемуаристу, или она имела естественные причины, увы, нам неизвестно.
Помимо этой информации, исходящей от вождя или связанной лично с ним,
известны еще два эпизода, касающиеся его перемещений по Балаганскому уезду,
зафиксированные в неопубликованных воспоминаниях ссыльных пламенных
революционеров.
Первой по географическим признакам дадим слово Марии Айзиковне
Берковой, которая по просьбе встреченного на улице села Малышевки "товарища
М" приютила у себя Сталина на одни сутки, переспав с ним по этому случаю. По
ее рассказу, это произошло в одну из первых суббот 1904 г. (воистину:
суббота для человека, а не человек для субботы), и более всего ее поразило в
вожде, что в разгар сибирской зимы он странствовал "не в валенках, а в
ботинках с галошами". Далее она вспоминает, что на следующий день ее
дорогого гостя перевезли на другой берег Ангары в Балаганск.
А о том, что происходило в Балаганске, вспоминает другой пламенный
революционер - Абрам Аншелевич Гусинский, коротавший там свою ссылку вместе
с супругой Малией Лейбовной, можно сказать, в кругу семьи:
"Ночью зимой 1903 года в трескучий мороз, больше 30 градусов по Реомюру
(около 40 градусов по Цельсию. - Л.Я.) ... стук в дверь. "Кто?" ... к моему
удивлению я услышал в ответ хорошо знакомый голос: "Отопри, Абрам, это я,
Сосо".
Вошел озябший, обледенелый Сосо. Для сибирской зимы он был одет весьма
легкомысленно: бурка, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык.
Особенно бросалось в глаза несоответствие с суровым холодом его легкой
кавказской шапки на сафьяновой подкладке и белого башлыка (этот самый
башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочурке, т. Сталин по
кавказскому обычаю подарил им). Несколько дней отдыхал и отогревался т.
Сталин, пока был подготовлен надежный ямщик для дальнейшего пути к станции
железной дороги не то Черемхово, не то Тыреть - километров 80 от Балаганска.
Документы у него были уже. Эти дни ... т. Сталин провел безвыходно со мной и
моей семьей".
Логика событий, описанных в этих воспоминаниях, свидетельствует о том,
что Малышевка на пути Сталина предшествовала Балаганску, но даты почему-то
расходятся: Беркова пишет об "одной из первых суббот 1904 г., а Абрам