"Елена Яковлева. Милое чудовище" - читать интересную книгу автора

Старуха, сидящая к ней ближе, отодвинулась и зло огрызнулась:
- Чего разоралась? Пришла сюда и орет! Мура стушевалась:
- Так вы же не отвечаете... Я вас спрашиваю, спрашиваю...
Та же старуха ощупала ее водянистым взглядом и безапелляционно
заметила:
- А кто ты такая, чтобы я тебе отвечала? Ходют тут всякие, а ты им
отвечай!
Вторая полностью солидаризировалась с первой:
- И правда, чего пристала, спрашивается? Сидим тут, отдыхаем, а она
заявилась и орет на ухо. И без тебя голова болит! Мы тебя звали, что ли?
Иди отсюда!
Такая бесцеремонность задела Муру за живое.
- А вы что, эту скамейку оккупировали?
- Чиво-чиво? - Злые старухи переглянулись.
- А чего вы меня прогоняете? Где хочу, там и сижу, - вполне резонно
заявила Мура. - Может, я специально из Владивостока приехала, чтобы на
вашей скамейке посидеть!
Старухи в едином порыве сорвались с нагретого места и скрылись в
доме. От Муры не ускользнуло то обстоятельство, что они немедленно заняли
наблюдательный пост в одном из окон на первом этаже. Что тут скажешь,
дружеской беседы не получилось. Мура посидела на скамейке еще пару минут,
чтобы, так сказать, закрепить свое законное право сидеть где ей
вздумается, после чего со вздохом поднялась. Она все еще не знала, что ей
предпринять дальше. Похоже, расследование, на которое она возлагала
большие надежды, окончательно и бесповоротно зашло в тупик.
- Ваши документы! - неожиданно раздалось за ее спиной.
- Что-о? - Мура медленно обернулась. Позади скамейки стоял крепкий
тип в камуфляже и, насупившись, смотрел на нее.
- Ваши документы! - повторил он и крепко вцепился в ее локоть.


Глава 26


БОЙНЯ В КВАРТИРЕ № 4

- Ну вот, еще одна, - констатировал юркий товарищ из ЖЭКа, ломавший
дверь, - на прошлой неделе старуха в соседнем доме преставилась. Между
прочим, до девяноста трех годков дожила - мы при нашей нервенной жизни до
таких лет не дотянем, это точно.
Жэковский Спиноза шмыгнул носом, а Рогов подумал, что загнется тот
скорее всего не от "нервенной жизни", а от долгой и всеобъемлющей любви к
известному народному напитку. По крайней мере, о ней свидетельствовали
некоторая лиловость в районе его носа и не очень уверенное обращение с
инструментом по причине характерной дрожи в мозолистых пролетарских
конечностях.
Между тем бытовой алкаш вытянул по-гусиному шею и присвистнул:
- Маманя, кто же это ее так?
Поскольку "мамани", которая могла бы обстоятельно рассказать, кто
именно искромсал лежащую на полу женщину в линялом домашнем халате,