"Алексей Яковлев. Прощание славянки" - читать интересную книгу автора

колотит или дрожит в такт двигателя катер?... И вдруг я вспомнил то
единственное место, где меня никто не найдет! Вспомнил и засмеялся.
Открылась дверь, в каюту заглянул встревоженный Котяра.
- Славик, выползай, интуристы требуют.
Я сел на диванчике. Котяра засипел мне в ухо свистящим шепотом:
- Давай, Славик. Еще двадцать минут. Наплети им что-нибудь. "Люблю тебя
петротворенье", "Ленинград-Ленинград, зоопарк и Летний сад". Что угодно
плети. Двадцать минут всего, и болото наше! ск макарек!
Я вышел на палубу. Перед восходом стало свежо. Девушка-мальчик сидела,
закутавшись в одеяло. Оба француза прижались к ней плечами. Грели ее. Катер
стоял напротив Медного всадника, словно остановленный державной рукой
Императора. Я оценил побледневшие от холода лица французов и приказал
Котяре:
- Леня, по стопке всей команде. Живо!
Котяра, не мигая, уставился на меня.
- Я угощаю, капитан. Тащи коньяк.
Леня пожал мощными плечами и скрылся в каюте. Профессор, обхватив
подбородок тонкими пальцами, грустно смотрел вдаль мимо Императора.
- Ну как? - спросил я его. - Поняли вы душу нашего города?
Профессор засмеялся и положил ногу на ногу.
- Вы оригинальный гид, Слава. Очень оригинальный... Я помню то место у
Толстого. Когда Наполеон смотрит на Москву с Поклонной горы. Гениальное
место! - И он процитировал наизусть: - "Наполеон испытывал то несколько
завистливое чувство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них,
чуждой жизни..." Так? Гениально! Хотя ужасно по стилю. "Испытывал, которое
испытывают..." До Флобера ему далеко.
Девушка-мальчик и белокурый красавец победно посмотрели на меня,
гордясь эрудиций учителя. Тот продолжал свою лекцию:
- А дальше у Толстого еще лучше. "Всякий русский человек, глядя на
Москву, чувствует, что она мать; всякий иностранец, глядя на нее и не зная
ее материнского значения, должен чувствовать женственный характер этого
города; и Наполеон почувствовал его..." Хорошо! - Профессор улыбнулся и
закончил: - Наполеон почувствовал и взял эту женщину... Вы сами отдали ее
ему!
Девушка-мальчик и белокурый переглянулись. Честное слово, я не ожидал,
что события тех далеких времен могут так меня взволновать, оскорбить.
- Осторожно, профессор! То, что Наполеон взял Москву, стало для него
самоубийством!
- Но он настоящий мужчина! - не унимался месье Леон. - Он ее взял
все-таки! Несмотря ни на что!
Слава Богу, вовремя появился с подносом Котяра. На подносе стояли три
полные рюмки, под рюмками лежали три шоколадные конфетки. У хитрого Котяры
была и закуска, спрятана где-то про запас.
Белокурый, разряжая обстановку, поднял свою рюмку.
- Мы не так гениальны, как Наполеон. Мы еще не поняли душу вашего
города, Слава. Но с удовольствием выпьем за него. Виват, Петербург!
Французы выпили, зашуршали конфетной оберткой.
- О! - сказал белокурый. - Какой отличный коньяк.
- Это наш коньяк, Жорж, - смеялся профессор. - Правда, Слава?
- "Камю", - подтвердил я.