"Шломо Вульф. Обратимый рок" - читать интересную книгу автора

та я, что его восхитила три года назад. Не прощают нам влюбленные чужие
мужчины и доли того, что только умиляет постылых наших мужей... Он тоже
понял, что сказал лишнее, молча коснулся ее рки своими пальцами и
отвернулся. "Вы на какой остров? - спросила Рита. - Мы с папой и Фрези на
Рейнеке? А вы?" "Мы с мужем тоже. Виктор, познакомься. Это... Саша, да?"
Кондор встает и делает академическую стойку с коротким кивком: "Доцент
Комар. Такой-то политехнический институт. Кафедра информатики." "Доктор
такой-то, - произносит свою украинскую фамилию в нос Виктор, старательно
копируя стойку. - Клиника мозговых болезней." "Так вы не в Ленинграде уже?"
"Увы. Научная травма при несчастном случае. Легче попасть под поезд..." -
уже смеется он, как прежний Кондор, одаривая Люду прежним обволакивающим
взглядом. Но, увы, уже без адекватного ответа. Надо же! Ее не узнать... Но
начинаются оживленные воспоминания, в основном о Шульцах. Как им в Германии?
Бог весть, уехали и как сгинули со свету. Никому ни слова - не подвести, не
сделать друзей не выездными. Только шуточки, а обаяние остались в Союзе от
той семьи, только буратинский голос Тамарки и застенчивое покашливание
Фреда. Распрямился ли он на "земле предков"? И где у него такая земля? И где
она у Комаров? Там тоже сгинуло столько биографий...

***
Скалистый мыс разделял два несхожих пляжа. На одном из них черные
валуны среди ослепительно белой гальки у самого обрыва, на другом - ласковый
серый песок, переходящий в усыпанный цветами луг. И - ни-ко-го,
представляете! То есть вообще никого, ни одного человека. Только коровы
островитян пасутся у склона горы. Фрези входит по брюхо в море и жадно
глотает вроде бы воду, удивленно фыркая и не веря, что такая прозрачная и
жидкая вода может быть такой противной. Она фыркает от удивления и,
презрительно оглядываясь, отходит от берега. Кондор, которого мы будем ниже
называть человеческим именем Саша, с трудом уговаривает оскорбленную догиню
напиться из чашки родниковой воды. Люди ставят палатки, роют вокруг канавки
на случай дождя, украшают территорию галькой. Жара становится сильнее, все в
купальниках. Саша только теперь понимает, что та Люда, которую он так часто
вспоминал после встречи в Ленинграде - жалкая тень той, что сейчас небрежно
помогает мужу ставить палатку, невольно ежась от горящего взгляда на ее
прелести. Этот взгляд лишает ее ориентации в пространстве. Саша с худенькой
Ритой управляются быстрее двух взрослых. Все ее существо дрожит от радости,
что ее нагота все так же всесильна, что болезнь не тронула ее формы, что
тот, кого она когда-то жаждала встретить хоть на улице в Ленинграде, когда
ходила по его улице в командировках, ею искренне восхищен. Виктор привык,
что все балдеют от вида его жены в купальнике. Ему и самому не верится, что
он столько лет владеет таким богатством. Пусть любуются, жалко что ли, у нас
не убудет, на всех не наревнуешься с такой женщиной... Он давно понял, что
красивых женщин очень немного на этой земле, а уж таких, с врожденной
грацией, которую невозможно культивировать - вообще единицы. Даже сейчас,
донельзя скованная и смущенная этими восхищенными взглядами, она невольно
движется так естественно и соблазнительно, как мечтает самая опытная
кокетка. Конечно, и Саша хорош, невольно отвечает она, тоже куда лучше даже,
чем в своей научной униформе там, в Ленинграде. Конечно, и у нее в душе все
горит от радости такой встречи. И снова между ними возникают испепеляющие
искры, и снова все портит третий лишний... Там Жанна, такая беззащитная и