"Шломо Вульф. Водолазия" - читать интересную книгу автора

кто еще помнит, что это за пуд такой. Я лично уже нет. С этого-то лунного
пейзажа!
С чечней впридачу!
Мы еще не все из грузовиков спрыгнули, а ихние сопляки уже носятся
вокруг на местных низкорослых конях, орут что-то и нагло лыбятся из-под
мохнатых шапок. Сами нарываются на неприятности, проезжая по нашим рюкзакам
и чемоданам. Я, в принципе, человек славянский, спокойный, но, как любой
русский, до поры до времени. Когда один абрек, я сам видел, своим стременем
Маринку нарочно с ног сбил, я его догнал, взял за жопу и зашвырнул на
соседнего всадника. Мой удер-жался в седле сменщика, зато тот еба... ладно,
ладно, договорились! долбанулся об эту... ладно, в общем, каменную землю
своей коричневой рожей так, что его с воплями унесли к чеченскому селу.
"Ты!! Ты - покойник! - заорал мне взрослый бандюга, наезжая крупом своей
лошади. - Тебе до утра не дожить!" Я посто-ронился, пропустил его мимо себя,
а кобылу схватил за хвост, намотал мошну на кулак и так рванул, что она
прямо на... ладно, я привыкну, чуть не на меня, короче, села. А когда я
отпустил, взбрыкнула в воздухе всеми четырьмя подковами и унеслась в степь.
Через несколько секунд - на дальнем холме. Уже без джигита.
После этого эпического подвига стоило мне только обернуться на их
эскадрон, как вся черножопая конница в облаке пыли умчалась к своим домам,
там спешилась и бросилась врасыпную. И все это с таким визгом, что наши
девчонки невольно в ответ заверещали.
И - пошло, поехало. На каждый косой взгляд, не говоря о пере, - в рожу.
Причем не только у наших палаток, а и в их сельмаге. Не я один попал на
целину с опытом и с кастетом. Все знали свое уличное дело. Шпана
послевоенная - комсомольцы пятидесятых. Так и сложилась у нас единственно
возможная с подобной публи-кой дружба народов. От греха подальше, старейшины
поспешили простить мне обоих пострадавших,. Даже на шашлык пригласили. Но,
когда я сказал, что без водки не закусываю, а водку один не пью, приглашение
с повестки дня сняли.
Дружба, однако, дружбой, а работали мы в поле одни, без чечни. Дома, от
пущей сознательности, начали возводить только когда засеяли озимые. Это о
нас писал поэт, как косички у девушек к раскладушке примерзали. Зато уже к
весне поселок стоял! А через пять лет, когда комсомол начал очередную
кампанию "учиться, учиться и учиться", я жил в построенной собственными
руками именной одноко-мнатной квартире. И не один, а с одной симпатягой из
прикарпатских красоток с полной пазухой чего надо. Работала она в нашем
магазине и была первая певунья в поселке. Как заведет вечером "Выйди,
коханая" - все останавливались.
И вот как-то нет ее с работы и нет. Я тоже припозднился тогда со своего
трактора, а на дворе уже ночь, такая черная, какая только на целине бывает.
Сердце упало. Взял я что под руку попалось, лом двухметровый, и бегом к
фонарю над крыль-цом сельмага. А там грохот, в окнах тени мечутся, по
которым я сразу определил - абреки! Я за дверь. Заперта на крючок. Сам
мастерил - надежный. Я ломом ше-вельнул - дверь вместе с фрамугой упала
внутрь - первая жертва. А ты не воруй, говорю, а сам смотрю, жива ли еще моя
Галка. Нигде не видно. Только касса на полу валяется, и двое ползают по полу
- выручку собирают. Для лома - самая подходящая поза, ежели по хребту.
Загнулись благополучно - в гробу не ра-зогнешь. Еще трое с ножами к дверям
прорываются. Мимо меня-то! Чурки дур-ные... Сами себе руки-ноги ломают - у