"Шломо Вульф. Право выбора" - читать интересную книгу автора

склонив голову набок и покусывая нижнюю губу, его новый адрес. В письме не
могло быть привычных "дорогой" или "целую", даже нелепой закорючки,
которой она обычно подписывала оценки в бесчисленных школьных тетрадках. В
отличие от родителей Юрия, насильно разлучённых по злой воле властей без
права переписки в 1948 году, они с Аллой добровольно согласились на его
ссылку на край света без надежды на письма. Они сами себе назначили
разлуку. В письме, скорее всего, какой-то забытый документ, подумал Юрий,
тайно надеясь, что это не так...
Это была выписка из военкомата: Юрий Эфраимович Хадас снят с учёта в
Ленинграде в связи с отбытием на постоянное место жительства в
Комсомольск-на-Амуре." В этом была вся Алла...
"Всё правильно, - вспомнил он прощальный ужин с братом в аэропорту, - Всё
логично и неизбежно, кроме одного: ты не на тот восток едешь, Юрик. Нашему
брату место на на Дальнем Востоке... Эх, не будь я так засекречен, только
бы меня и видели на этой, так называемой, родине..." "И что бы ты
сказал... там в оправдание твоего энтузиазма в деле создания арабам танков
против родного народа и их испытаний на полях сражений против с евреев?"
"Что я мог бы сказать? Всё равно они всю нашу продукцию сожгли в прошлом
году на Голанах и на Синае." "Но и сами горели! Не стога жгли." "Да уж,
египтяне тоже неплохие вояки. И очень приятные ребята. К нам относились с
такой теплотой, какой я сроду не знал. Прямо собачья какая-то преданность.
Правда, меня они принимали по моей фамилии за прибалта, хотя отчество моё,
даже и Ефремович, их иногда смущало..." "Линчевали бы небось, если бы
узнали, как бы старательно ты им танки твоего Кировского завода ни
настраивал?" "Не линчевали бы, конечно, но за скобки бы точно вынесли...
Ненависть прямо всеобщая. И не только против израильских солдат, что на
войне естественно, а именно против евреев, как таковых. Полковник Беленко
как-то стал расспрашивать одного танкиста союзной армии, откуда, мол,
такой антисемитизм, вы же не гитлеровцы всё-таки, хоть ваш кумир и воевал
против наших бывших союзников за Гитлера и Роммеля. Не за Гитлера,
говорит, а за Египет. И вовсе мы не антисемиты, а, напротив, и сами
семитской расы. И евреев у нас в Каире было до провозглашения Израиля
больше, чем в Тель-Авиве. И никто их тут веками не обижал, в отличие от
вашей России. Просто они выступили против наших братьев в Палестине, а
потом и против нас. Ни один народ не потерпел бы рядом с собой вооруженных
евреев! Тем более агрессивных. А теперь уж мы не успокоимся, пока не
сбросим в море всех агрессоров от мала до велика. Если это и не удастся
нам, то наши дети или внуки рано или поздно покончат с Израилем!" "А ты
при этом монологе присутствовал?.." "Вот-вот, и ты о том же. Когда я
промолчал и продолжал любезничать с этим арабским офицером, тот же Беленко
мне по пьянке сказал: говнистая вы нация, Эфраимович." "А ты?" "Что я?
Когда мы с ним пешком и без сапог в египетской форме припёрлись к Каналу,
а с нами и выковырянные евреями из моих танков "арабцы" с салом в
рюкзаках, я ему напомнил, как, мол, такая говнистая нация нас и наших
друзей не только раздолбала и обезоружила, но и отпустила, побрезговав
даже и в плен взять?" "А он небось, что есть евреи и есть жиды? Или, что
израильтяне это уже не евреи, а нечто гораздо лучше?" "Отнюдь. Он мне
говорит, что мы оба одной крови - советской, а бендеровцы и разные там
сионисты - ублюдки, в равной мере достойны беспощадного уничтожения.
Знаешь, я тогда дал себе слово, что умру в Израиле, но что там моё слово