"Уильям Вордсворт. Избранная лирика " - читать интересную книгу автора

дружеском и соседском кругу, - названия, связанные не с общезначимыми
историческими событиями, но с происшествиями и чувствами узкого, частного
круга лиц. И в этом Вордсворт был верен своему романтическому кредо: для
него история сердца, история чувств частного человека была не менее значима
и, возможно, более интересна, чем внешняя, политическая история. Зрелая
лирика Вордсворта вдохновлялась природой Озерного края и сама наложила свой
неизгладимый отпечаток на восприятие этого края поколениями английских
читателей и путешественников.
Любопытные воспоминания об образе жизни Вордсворта и его друзей в
Озерном крае оставил Томас де Квинси, известный эссеист, прославившийся
позже своими "Признаниями англичанина-опиомана" (1821). Учась в колледже, он
прочитал "Лирические баллады" и проникся благоговейной любовью к их авторам,
чуть позже вступил в переписку с Вордсвортом. В конце 1807 г. он встретил в
Лондоне Кольриджа, который читал лекции в Королевском Институте, и вызвался
сопровождать его жену и троих детей в Озерный край. Молодой человек ужасно
волновался перед встречей со своим кумиром, но, когда они прибыли в дом
Вордсвортов незадолго до вечернего чаепития, его нервозность быстро прошла.
"Вордсвортов, - вспоминал он, - отличало сердечное гостеприимство, а
вечернее чаепитие было самой восхитительной трапезой, временем отдыха и
беседы". Де Квинси был очарован разговором, то величественным, то как будто
пляшущим и искрящимся. На следующий день - на дождь здесь никто не обращал
внимания - гостя повели на прогулку показывать озера (они прошли около шести
миль), а еще через три дня вся компания собралась к Саути в Кесвик, до
которого было добрых двадцать шесть миль, и никого, кроме Де Квинси,
перспектива проделать этот путь пешком не смущала. Но чуткая Дороти поняла,
что гость в панике, и наняла простую фермерскую телегу, которой правила
соседская девушка (что она делала обычно, когда затевалось дальнее
путешествие). Де Квинси решил, что если такой способ передвижения достаточно
хорош для Вордсвортов, то и для него тоже, но более всего он удивился тому,
что вид их компании ничуть не шокировал встреченных по дороге соседей.
В обращении Вордсворта и Саути Де Квинси не заметил особой сердечности,
скорее ему показалось, что они достаточно умны, чтобы поддерживать
добрососедские отношения, хотя и не любят сочинений друг друга. Саути
гордился своей богатой библиотекой и, по слухам, сказал о Вордсворте, что
пустить его в библиотеку - все равно что пустить медведя в сад, полный
тюльпанов. Вордсворт не испытывал благоговения перед книгами. Де Квинси сам
наблюдал, как, получив новинку из Лондона, он за завтраком разрезал ее
страницы столовым ножом {De Quincey, Thomas. Literary Reminiscences. In 2
vols. Boston, 1851.}.
Гораздо сложнее и драматичнее складывались отношения Вордсворта с
Кольриджем. Два поэта относились к совершенно разным типам поэтической и
человеческой личности, но этой разностью темпераментов и дарований прекрасно
дополняли друг друга, что и делало их общение таким плодотворным. Для
Вордсворта жизнь и творчество составляли одно целое, его стихи вырастали из
его жизненного опыта и самонаблюдений, были во многом автобиографичны,
однако при этом удивительным образом лишены эгоцентризма, романтического
самолюбования. Человек твердых убеждений, высокой нравственности, он был
центром, опорой и для своей семьи, и для своего круга друзей, счастливым
семьянином и уважаемым соседом. Кольридж же принадлежал к тому типу, о
котором Пушкин написал: "Пока не требует поэта к священной жертве