"Джин Вулф. Тень палача." - читать интересную книгу автора

Мы, по молодости лет, вовсе не задумывались об этих цветах. Плескались
среди них, плавали, раздвигая их в стороны и не обращая на них ни
малейшего внимания. А аромат их хоть как-то перебивал мерзкие, гнилостные
испарения реки...
В тот день, перед тем, как спасти Водалуса, я нырнул в самую гущу цветов,
как делал до того тысячи раз.
И - не смог вынырнуть. Меня угораздило попасть в такое место, где гуща
корней была гроаздо плотнее, чем где-либо еще. Я словно бы оказался пойман
сразу в сотню сетей! Я открыл глаза, но ничего не увидел перед собою,
кроме густой, черной паутины корней. Я хотел было всплыть - но тело
оставалось на месте, хотя руки и ноги бешено загребали воду среди
миллионов тонких черных нитей. Сжав пучок корней в горсти, я рванул их - и
разорвал, но и это не помогло обрести подвижность. Легкие, казалось,
распухли так, что закупорили горло и вот-вот задушат меня, а после -
разорвутся на части. Мной овладело непреодолимое желание вдохнуть, втянуть
в себя темную, холодную воду.
Я перестал понимать, где поверхность воды, и сама вода не воспринималась
больше как вода. Силы оставили меня, и страх исчез, хотя я сознавал, что
умираю или даже уже мертв. В ушах стоял громкий, неприятный звон - и перед
глазами возник мастер Мальрубиус, умерший несколько лет назад. Он будил
нас, колотя ложкой по металлической перекладине - вот откуда взялся этот
звон! Я лежал в койке, не в силах подняться, хотя все прочие - Дротт, Рош
и ученики помладше были уже на ногах, зевали спросонья и одевались,
путаясь в рукавах и штанинах. Мантия мастера Мальрубиуса была распахнута,
открывая обвисшую кожу на груди и животе, мускулы и жир которых были
съедены временем. Я хотел было сказать ему, что уже проснулся, но не смог
издать ни звука. Он пошел вдоль ряда коек, колотя ложкой по перекладине, и
через какое-то время, показавшееся мне вечностью, достиг амбразуры,
остановился и выглянул наружу. Я понял, что он высматривает меня на Старом
Подворье.
Но взгляд его не мог достичь меня - я был в одной из камер под пытошной
комнатой, лежал на спине и смотрел в серый потолок. Где-то плакала
женщина, но я не видел ее, а рыдания ее вытеснял из сознания звон - звон
ложки о металлическую перекладину. Тьма сомкнулась надо мной, во тьме
появилось лицо женщины - огромное, точно зеленый лик луны в ночном небе.
Но плакала не она - я все еще слышал рыдания, а лицо этой женщины было
безмятежно и исполнено той красоты, что не приемлет вовсе никаких
выражений. Руки ее потянулись ко мне, и я тут же превратился в едва
оперившегося птенца, которого год назад вытащил из гнезда в надежде
приручить - ладони женщины превосходили размерами гробы из моего потайного
мавзолея, в которых я иногда отдыхал. Руки схватили меня, подняли - и тут
же швырнули вниз, прочь от ее лица и звуков рыданий, в непроглядную
темноту. Достигши чего-то, показавшегося мне донным илом, я вырвался
наружу, в мир света, окаймленного черным.
Но дышать я все так же не мог - да и не хотел, и грудь не желала, как
обычно, двигаться сама по себе. Я заскользил по воде, хотя не знал, что
меня тащит (позже выяснилось, что это Дротт тащил меня за волосы), и
оказался на холодных, скользких камнях, а Дротт с Рошем по очереди
принялись вдувать воздух мне в рот. Глаза их мелькали передо мной, точно
узоры в окошке калейдоскопа. Глаза Эаты - их было очень уж много -я