"Госпожа президент" - читать интересную книгу автора (Хольт Анне)

3

Ингер Юханна Вик не представляла себе, как переживет этот день, и так с нею бывало каждое 17 Мая. В руках она держала блузку от Кристианина национального костюма. В этом году она предусмотрительно купила дочке лишнюю смену. Первая была перепачкана уже в половине восьмого. Да и здесь на рукаве красуется пятно от варенья, а к воротнику прилип раскисший кусок шоколада. Десятилетняя девочка голышом танцевала по комнате, тоненькая, щуплая, взгляд, как обычно, бегает вокруг, ни на ком и ни на чем не останавливаясь.

Без малого половина одиннадцатого, времени в обрез.

— Рождество, — напевала девочка, — на дворе. Ангелочки в серебре. Здравствуй, елочка нарядная, зеленая, пусть Господь на тебя поглядит и мир тебе подарит.

— Ты малость спутала даты, — засмеялся Ингвар Стубе и потрепал падчерицу по волосам. — Семнадцатого мая, знаешь ли, песни другие. Ты не видела мои запонки, Ингер Юханна?

Она не ответила. Надо было сразу выстирать первую блузку и пропустить через сушилку, тогда бы ребенок отправился на праздник в чистой одежде.

— Нет, ты только посмотри! — пожаловалась она, показывая Ингвару блузку.

— Чего ты расстраиваешься, — отозвался он, продолжая искать запонки. — У Кристианы в шкафу полно белых блузок.

— Полно? — Она закатила глаза. — Ты представляешь себе, сколько мои родители выложили за этот чертов костюм? И вообще, ты отдаешь себе отчет, как обидится мама, если мы наденем на Кристиану самую обыкновенную блузку?

— Младенец в Вифлееме родился, — нараспев тянула Кристиана, — гип-гип ура, гип-гип ура!

Ингвар взял блузку. Осмотрел пятна.

— Это я мигом ликвидну, — сказал он. — Пять минут — и дело в шляпе. Чуточку порошка и фён. К тому же ты недооцениваешь собственную мать. Уж она-то прекрасно знает Кристиану. Одевай Рагнхильд, через пятнадцать минут выходим.

Рагнхильд, которой было год и четыре месяца, сосредоточенно играла в углу комнаты разноцветными кубиками. И совершенно не обращала внимания на пение и танцы сестры. На удивление осторожно ставила кубики один на другой и просияла, когда башня достала ей до подбородка.

У Ингер Юханны духу не хватало помешать ей. В такие минуты особенно бросалась в глаза пропасть, разделяющая двух девочек. Старшая — худенькая, хрупкая; младшая — настоящий крепыш. Кристиану так трудно понять, Рагнхильд — необычайно рассудительная и простодушная; сейчас она взяла в руку верхний кубик, посмотрела на маму и сверкнула восемью беленькими зубками:

— Кубик, мама. У Агни кубик. Видис?

— Земля прекрасна, — звонко распевала Кристиана, — дивны небеса Господни.

Ингер Юханна подхватила старшую дочку. Та с готовностью, точно младенец, прильнула к ней, голышом лежала в маминых объятиях.

— Сейчас не Рождество, — тихо сказала Ингер Юханна, уткнувшись губами в теплую детскую щечку. — Сейчас Семнадцатое мая, верно?

— Я знаю, — ответила Кристиана, на миг глянув матери прямо в глаза, и монотонно отбарабанила: — День Конституции. Мы празднуем свою независимость и свободу. В этом году одновременно отмечается столетие отделения от Швеции. Тысяча восемьсот четырнадцатый и тысяча девятьсот пятый. Мы отмечаем эти даты.

— Красоточка моя, — прошептала Ингер Юханна и поцеловала ее. — Умница. Давай-ка оденемся, а?

— Пусть Ингвар.

Она ужом вывернулась из рук матери и, как была босая, стрелой помчалась в ванную. Задержалась у телевизора, включила его. «Да, мы любим край родимый…»[10] — грянуло из динамиков, Кристиана еще накануне вечером врубила максимальную громкость. Ингер Юханна схватила пульт, утихомирила гром и уже хотела отвернуться от экрана, чтобы пойти за нарядом для младшей дочери, как вдруг кое-что привлекло ее внимание.

Сцена была вполне классическая. Море нарядных людей перед Королевским дворцом. Флажки и флаги, чинный ряд пенсионеров на немногих стульях прямо под королевским балконом. Крупным планом — пакистанская девушка в национальном норвежском костюме; она смеялась в объектив и весело махала рукой. Камера скользнула по колонне знаменосцев, остановилась на расфуфыренной репортерше, и как раз в этот миг явно что-то произошло. Репортерша поднесла ладонь к уху. Растерянно улыбнулась, опустила глаза, видимо, посмотрела в сценарий, открыла рот. Но не произнесла ни слова. Только отвернулась в сторону, словно не желая, чтобы ее снимали. Дальше последовали две внезапные, немотивированные и слишком резкие смены планов — сперва на экране мелькнули верхушки деревьев к востоку от дворца, потом зареванный малыш на отцовских плечах. Кадры не в фокусе.

Ингер Юханна снова прибавила громкость.

Наконец камера опять остановилась на репортерше, которая, прижав ладонь к левому уху, что-то внимательно слушала. Из-за ее плеча высунулась физиономия какого-то юнца, гаркнула «ура».

— А теперь… — наконец растерянно сказала репортерша, — теперь мы ненадолго переключимся на Карл-Юханс… и вскоре вернемся сюда, но сначала…

Юнец сделал ей рожки над головой и зашелся от смеха.

— …сначала мы переключимся на Мариенлюст для экстренного выпуска новостей, — торопливо сказала репортерша, после чего ее резко отключили.

Ингер Юханна взглянула на часы: тридцать семь одиннадцатого.

— Ингвар, — тихонько позвала она.

Рагнхильд разрушила свою башню. На экране виднелась новостная заставка.

— Ингвар! — крикнула Ингер Юханна. — Ингвар, иди скорей сюда!

Студийный ведущий был в черном костюме. В густых волнистых волосах словно бы прибавилось седины, и Ингер Юханне показалось, будто он дважды сглотнул и только затем открыл рот.

— Не иначе как кто-то умер, — сказала Ингер Юханна.

— Что? — Ингвар вошел в комнату с одетой Кристианой на руках. — Кто-то умер?

— Тсс! — Она махнула в сторону телевизора и приложила палец к губам.

— Повторяем, информация пока не подтверждена, однако…

Линии связи в НТР[11] наверняка раскалились добела. Многоопытный ведущий тоже приставил палец к наушнику, несколько секунд внимательно слушал, а затем, глядя в камеру, продолжил:

— Переключаем на… — Он нахмурился, помедлил, потом вынул наушник, положил одну руку поверх другой и сказал, явно на свой страх и риск: — По этому делу у нас работает несколько репортеров, и, как вы понимаете, тут возникают известные технические проблемы. Через несколько секунд мы вернемся на улицы столицы. А пока повторю: в нарушение утвержденной программы визита американский президент Хелен Лардал Бентли не прибыла во дворец на праздничный завтрак. Официальных объяснений по этому поводу не последовало. Не появилась президент и в Стортинге, где вместе с председателем Стортинга Ёргеном Косму должна была приветствовать детскую процессию и… минутку…

— Она… она мертва?

— Мертва… трын-трава, — выпалила Кристиана.

Ингвар осторожно поставил ее на пол.

— Видимо, они не знают, — быстро сказала Ингер Юханна. — Но похоже, будто она…

Телевизор резко взвизгнул, потом на экране возник репортер, который так и не успел снять с лацкана пиджака праздничный бант.

— Я нахожусь у здания Ословского полицейского управления, — тяжело дыша, сказал он, рука с микрофоном тряслась. — Так или иначе, ясно одно: что-то произошло. Начальник полиции Бастесен, который Семнадцатого мая обычно возглавляет демонстрацию, только что быстро прошел у меня за спиной, вместе с… — он полуобернулся и кивнул на пологий подъем к подъезду управления, — вместе с… еще несколькими лицами. Одновременно от заднего фасада отъехало несколько автомобилей, которые с включенной сиреной…

— Харалд, — послышался голос студийного ведущего. — Харалд Хансен, слышишь меня?

— Да, Кристиан, слышу.

— Кто-нибудь объяснил, что происходит?

— Нет, даже к подъезду пройти совершенно невозможно. Но слухи распространяются быстро, нас, журналистов, здесь уже человек двенадцать-тринадцать, и, по крайней мере, абсолютно не вызывает сомнений, что с президентом Бентли что-то случилось. За все утро она не появилась ни в одном из тех мест, где ее ожидали, а ко времени заранее объявленной встречи с прессой в холле Стортинга, прямо перед началом детского шествия, не появился вообще… никто! Правительственная пресс-служба, видимо, в полной растерянности, и пока что…

— Черт побери, что происходит? — прошептал Ингвар, садясь на диванный подлокотник.

— Тсс.

— Наши люди дежурят и у Государственной больницы, и у Уллеволской, — взахлеб продолжал репортер, — куда бы, разумеется, доставили Бентли, если бы ее отсутствие… было связано с состоянием здоровья. Между тем не наблюдается никаких — повторяю: никаких — признаков особенной суеты вокруг этих больниц. Ни чрезвычайных мер безопасности, ни чрезвычайного движения транспорта — ничего. И…

— Харалд! Харалд Хансен!

— Слушаю тебя, Кристиан!

— Придется отключить тебя, поскольку мы только что получили…

На экране вновь возникла студия. Ингер Юханна ни разу еще не видела, чтобы новостному ведущему в прямом эфире совали в руки текст. Когда включили студию, рука курьера попала в кадр, а ведущий судорожно искал очки, в которых до сих пор не было нужды.

— Мы получили пресс-релиз из офиса премьер-министра, — откашлявшись, сказал он, — и он гласит…

Рагнхильд разревелась.

Ингер Юханна, не сводя глаз с телевизора, попятилась в угол, где девчушка орала благим матом и махала руками.

— Она пропала, — оторопело проговорил Ингвар. — Исчезла, черт подери.

— Кто исчез? — спросила Кристиана, схватив его за руку.

— Никто, — чуть слышно сказал он.

— Нет, ты сказал, она пропала, — не отставала девочка.

— Мы ее не знаем, не волнуйся.

— По крайней мере, это не мама. Мама здесь, и мы все поедем к бабушке с дедушкой. Мама никогда не пропадает.

На руках у матери Рагнхильд быстро угомонилась. Сунула в рот большой палец и уткнулась головой в шею Ингер Юханны. Кристиана по-прежнему держала Ингвара за руку и тихонько покачивалась вперед-назад, шепотом напевая:

— Дум-ди-ру-дум…

— Все хорошо, — рассеянно сказал Ингвар. — Все спокойно, сокровище мое.

— Дум-ди-ру-дум…

Сейчас она замкнется в себе, с отчаянием подумала Ингер Юханна. Наверняка замкнется, она всегда так делала, если чувствовала хоть малейшую угрозу или случалось что-то неожиданное.

— Все в полном порядке, дружок. — Она погладила дочку по голове. — Сейчас соберемся и все вместе поедем к дедушке и бабушке, как решили.

Но она не могла оторвать взгляд от телеэкрана.

Теперь показывали кадры, снятые с птичьего полета, с геликоптера, медленно кружившего над центром Осло. Камера двигалась вдоль Карл-Юханс-гате, от Стортинга к дворцу, бесконечно медленно.

— Больше ста тысяч человек, — прошептал Ингвар. Он стоял как громом пораженный и даже не заметил, что Кристиана выпустила его руку. — А может, и двести. Как же, черт побери, они сумели…

Кристиана стояла в углу, билась головой об стену. Она снова разделась догола и бормотала:

— Она исчезла. Дум-ди-ру-дум. Исчезла. — А потом заплакала, тихо и безутешно.