"Мир вашему дому!" - читать интересную книгу автора (Верещагин Олег)ГЛАВА 11 КРАСНЫЕ ТРАВЫНа побережье материка пришла весна — окончательно и прочно. В нисколько дней все будто взорвалось зеленью и ожило. Струнник на Иппу был пущен окончательно — Игорь как раз любовался им и огромным информационным экраном, с которого вещал Дзюба. Дул теплый южный ветер, шевеля флаги на портовых зданиях, и буксирный катер, покрикивая сиреной, выводил на рейд огромный лесовоз. Сидя на открытой кафе-веранде молодежного центра, Игорь ел селедку — с подсолнечным маслом, уксусом, луком и петрушкой — запивая ее квасом. И слушал песню, доносившуюся откуда-то — тот же альбом, что слушал тогда, у Борьки, когда ожил Степка… Песня была в общем-то грустная, как и все песни этого альбома, неразрывно связанные с Третьей мировой и Безвременьем, но популярные до сих пор. Однако, Игорь сейчас не очень воспринимал смысл — он просто ел, смотрел вокруг и ждал. Борька появился неожиданно — откуда-то сверху, еще издалека подходил и улыбался. Крепко пожал руку вставшему навстречу другу и сел со словами: — Ну, привет? Как отдохнул? — Неплохо, — Игорь пододвинул ему тарелку. — Лопай. — А где Светлана? — Борька в самом деле навалился на селедку. — А она прямиком в станицу поехала, вы с ней разминулись, наверное, — Игорь налил, себе еще квасу. — А ты-то почему меня сюда вызвал? — добивался Борька. — Черт, вкусно… Сегодня суббота, мы с Катюхой договорились в лес поехать, а тут целый день потерян. — И еще экзамены скоро, — понимающе покивал Игорь. Борька почувствовал подвох и, продолжая жевать, подозрительно уставился на друга. Подтвердил: — И экзамены. А что? Ты-то все сдал! — Погоди, — услышав вызов, Игорь положил на стол руку с комбрасом. На экране возник мужчина в гражданском, поздоровался кивком и сразу заговорил: — Ваш заказ выслан. Сегодня вечером будет на месте. Приятно иметь в вами дело, сударь. — Благодарю, взаимно, — улыбнулся Игорь и, отключившись, снова поднял глаза на Борьку, который продолжал жевать. — Ну вот как хорошо. — Что хорошо?! — воинственно поинтересовался Борька. — Объяснишь наконец?! — Объясняю, — Игорь облокотился на стол. — Я сторонник старой, но популярной теории, что слово надо держать. Помнишь, я тебе рассказывал про «Землепроходцев»? Через недельку, в конце апреля, мы с ними уходим за Дальнюю. Я им достал кое-какие специфические боеприпасы. А там посмотрим, крепко ли у иррузайцев головы в шеи ввинчены. И генерал-губернатор ни при чем — и нам развлечение. А теперь я тебя хочу спросить, — Игорь наклонился ближе, — ты со мной пойдешь? — Партизанить? — тоже понизил голос Борька. — Ты про это меня тогда спрашивал? — Игорь кивнул, и Борька положил ладонь — правую — на стол. Игорь припечатал ее, а Борька с удивлением оказал: — А я думал — теперь все, ты ведь со Светланой… — Тебе Катюха мешает? — осведомился Игорь. — Кстати — никаких девчонок. — Вопросов нет, — одобрительно кивнул Борька. — Отношение для школы напишешь? Твое слово кое-что значит… — И на тебя, и на Женьку, — согласился Игорь. — Женька пойдет? — Побежит, только свистни… — Борька азартно завозился. — Степку бы еще, а? — Не пойдет он с нами, — покачал головой Игорь. — С германцами — может быть. Он и так там все время пропадает, глаз не кажет. — Да-а, подобрали, называется, — оценил Борьке. — Очистили от очистков, а он нам фиквамы рисует. — Стой, ты откуда это знаешь? — удивился Игорь. Борька махнул рукой: — Мультик старый, а что? — Ничего… — Игорь вспомнил диск, подарок отца, со старинными мультфильмами, но вопрос заострять не стал и шутливо сказал: — Твоя планета сделала счастливыми двух человек, что тебе еще? Он ведь не просто с германцами, он с Клотти. Борька откинулся на спинку легкого стула и прищурился: — А, теперь — понял?! — Теперь — понял, — кивнул Игорь. — Мне знаешь, даже страшно как-то от нее уходить. Даже сейчас страшно, просто отойти ненадолго. Вдруг вернусь, а ее нет? Или вдруг просто проснусь? Смешно, да? — Это нормально, а не смешно, — поучительно ответил Борька. — Ладно, хватит, — Игорь подобрался. — Давай решим вот что… Мы сейчас в станицу вместе вернемся, ты подхватишь груз и отправишься в Высокий Берег. Мы с Женькой уходим дня через два, привезем карты. Будут бить — не поддавайся. — Может, кого еще из ребят? — деловито предложил Борька, пропустив подколку мимо ушей. — Желающие найдутся… — Не сомневаюсь, поэтому — нет! — строго приказал Игорь. — Шум, выяснение отношений с вашим директором, не дай бог — с родительским советом, почему я вас куда-то срываю за три месяца до выпускных… Нет, спасибо. Так, ну, пошли? Скоро ДЭК, а торопиться нам особо некуда, а? — Значит, ты уходишь воевать? — Да… Светлана, сидя в ногах постели, вздохнула и поставила подбородок на колени. Игорь лежал головой к открытому окну. — Я вкусно готовлю? — вдруг спросила девушка. — Нас много учили, но я, если честно, получала не очень хорошие отметки… — Вкусно, — Игорь заложил руки под голову. — И даже очень. — А если я попрошу тебя взять меня с собой? Я умею не только готовить. Я фельдшер. Я хорошо стреляю. Отлично умею грести. Знаю все приемы самозащиты… — Нет, Свет, — Игорь улыбнулся. — Не возьму ни за что, Я боюсь за тебя. — А я?! — вдруг жалобно вскрикнула девушка. — А я как же?! Я за тебя?! — Я мужчина, — Игорь прикрыл глаза. — И я дал клятву. — Тем… тем мальчикам? — тихо спросила Светлана и сжалась в комок. — Которых убили? — Да, — ответил Игорь. — И себе. Я не хочу мучиться мыслью о тебе, если возьму в бой. Лиза и Катя тоже остаются. — И мы образуем клуб "Ожидание", — жалобно улыбнулась Светлана. — Будем собираться в этой комнате и вязать. — Вы образуете клуб "Молчаливое Ожидание", — строго добавил Игорь. — Потому что для всех мы улетаем на Луну 233. Личная просьба — Борька с Женькой летят со мной… Ты потерпи, Свет. Летом мы улетим на Землю, и все войдет в нормальное русло. — В привычное, — задумчиво поправила Светлана. — В привычное… Игорь поднялся в шесть, проспав всего два часа. Светка спала беззастенчиво, как сурок, уткнувшись носом в подушку и тихо посапывая. Игорь прикрыл ее одеялом повыше, чтобы не отвлекаться — и бесшумно затворил окно — до отказа, пока не щелкнул магнитный фиксатор. Снаружи было пасмурно, словно решила некстати вернуться зима. Фонари горели тусклыми пятнами, в домах огней почти нигде не было, только в отдалении гудели комбайны. Игорь взглядом нашел дом Вислоусовых — в комнате Женьки свет как раз горел, наверняка он ест. Игорь сделал себе кофе и бутерброды, не спешно поел и начал одеваться — именно в этот момент послышался свист недавно подключенного визитера. Игорь вышел в кабинет и, сев в кресло, сказал: — Разрешаю. На приемной пластине возник собственной персоной генерал-губернатор. — Доброе утро, — кивнул Игорь. — Добрый вечер, — кивнул в ответ Довженко-Змай. — Я думал, ты еще спишь. — И поэтому решил меня разбудить, извини, что не доставил тебе удовольствия, — усмехнулся Игорь. — Светка как? — поинтересовался генерал-губернатор. — Вот она как раз спит. А я по делам уезжаю. — По личным? — продолжал задавать никчемные вопросы генерал-губернатор. — Угу. Я сейчас принадлежу только себе — и ей, какие еще могут быть дела? — На Земле собирают комиссию для проверки обстоятельств ареста Карева, — сказал генерал-губернатор. — Что там расследовать? — удивился Игорь. — Ты же знаешь, так положено, — поморщился собеседник. Игорь кивнул, но его, если честно, это сообщение мало взволновало. Не продолжая тему, он оказал: — Мы со Светкой летом поедем ко мне в Верный, там все как следует оформим и проведем. Я твою семью всех приглашу, или как? — По этикету положено всех… — Довженко-Змай слегка поморщился. — Ладно, приглашай всех. — Сергей, — вдруг вспомнил Игорь, — а где рассыльный Дергачева? Тимка, кажется? — А что он тебе? — удивился генерал-губернатор. — Дергачев его послал куда-то на Луны, на 233-ю, кажется… — Да мы познакомились, когда чемпионат по футболу был, — объяснил Игорь. И подумал: "Интересно, на этой Луне вообще кто-нибудь есть?" — Так ты зачем появился, меня разбудить? — Вообще-то спросить про Светку, — признался генерал-губернатор. — Я же брат всё-таки, не забывай… Хорошо, ладно. Счастливо съездить… — Всего хорошего. Игорь продолжал одеваться. Снаряжение было собрано с вечера, поверх рюкзака лежали «сбруя» и оружие. "Только бы она не проснулась," — подумал юноша, захлестывая ремни.. Конечно, когда он поднял голову и начал затягивать головную повязку, то увидел Светлану. Она стояла на пороге спальни, закутанная в одеяло. — Мне приснилось, что ты никуда не уходишь, — сказала она и вздохнула. — Хочешь, — вдруг предложил Игорь, — поедешь на это время к брату? — Нет-нет, — почти испуганно вскинулась девушка, — я останусь тут. Я буду ждать… — она сделала несколько шагов и подняла — одной рукой за накладку, и рука не дрожала! — ИПП Игоря. — Ижевский-Семенов пятьдесят второго года, сороказарядная шестимиллиметровая модель… — Верно, и я хорошо умею ей пользоваться… — Игорь хотел сказать еще что-то, но потом просто обнял девушку, а закрыл глаза, положив голову на ее подрагивающее под одеялом плечо. К поселку Высокий Берег вела узкая грунтовка, щедро размоченная весенним дождем. Но неподалеку посвистывали дорожные машины, и в теплом сы ром воздухе хорошо ощущался характерный запах — что-то заливали дорожный раствором. Слева и справа лежали собранные в плотные чокеры[60] древесные стволы, помеченные клеймами кооператива — вензелем «В» и «Б», "Высокий Берег". Борька, встречавший друзей на конечном участке уже выстроенной дороги, куда их доставил вертолет лесничих — было но пути — сам вел джип. Он — в отличие от Игоря и Женьки — выспался. А они дрыхли нос к носу на грузовой площадке, задернувшись тентом и устроив головы на рюкзаках. Дорога вывела на речной берег. Дальняя тяжело катила темную воду между широких берегов. Противоположный берег порос лесом. Понтонный мост все еще пересекал реку, но подальше над нею уже выгибались с обоих берегов арки настоящего мощного моста, спроектированного лично генерал-губернатором и носившего далеко не всем понятное имя «ЕЛЕНА». Там шли работы. А навстречу пёр мощный лесовоз с эмблемами "Русского Леса". — Черт, — Борька свернул на обочину — джип взвыл, засвистел, задергался и осел на борт. — Еще раз черт. — Приехали? — из-под тента высунулся Игорь. Лицо у него было красное. — Жень, подъем, приехали. — Не сов… — начал Борька. И соскочил в грязь: — О!!! Очевидно, разбитый край дороги не выдержал. На глазах мальчишек целый кусок берега плавно и неспешно, как во сне, соскользнул вниз. Мотор лесовоза взревел, а весь его передок задрался, словно у модельки, на корму которой наступили ногой. Центральный блок колес — только он сохранил опору — выметывал фонтаны жидкой земли, все глубже зарываясь в кашу и сползая к берегу. Мальчишки видели белое лицо водителя за стеклом — закусив губу, он рвал рычаги. Игорь обнаружил, что бежит к машине. Женька мчался следом и орал: — Сбрасывай чокер! Сбрасывай чокер! — Не могу, перевернет! — закричал водитель из кабины. — Уйдите, ребята, утянет! — Прыгай! — крикнул Игорь. — Прыгай, ну!.. — Машину не брошу! — кричал водитель. — Игорь, держи! — услышал Игорь крик Борьки и, не поворачиваясь, поймал буксировку. Женька присел, сцепил руки — и подбросил Игоря к нависшей почти в трех метрах над землей буксировочной раме. Повиснув на ней, Игорь защелкнул карабин — и удар наткнувшегося троса отшвырнул его, перевернув в воздухе, на дорогу. Джип взвыл, пытаясь удержать полным задним ходом двухсотеннотонную машину, сползавшую под откос. Это удалось всего на две секунды — но за эти секунды Женька подхватил свесившийся к нему конец лебедки-самотаска и успел дотащить его почти до деревьев. Борька, включив полный задний ход, поспешил ему на помощь и вместе они замкнули самотаск на барабан лебедки, окрутив трос вокруг здоровенного дуба. — Врубай! — крикнул Борька, отскакивая. Женька поднял с земли грязного Игоря — тот держал на весу левую руку, затекшую кровью и смеялся. С каким-то натужным хрипом лесовоз вытянул себя на дорогу, на половину обрушив ее. В образовавшийся съезд, бурля, хлынула вода. Со стороны поселка — там, где на холмах виднелись здания ветроэнергетического комплекса — мчались три джипа с людьми. Не столь давно Игорь навидался много таких «поселков», где вместо домов стояли еще не снятые с колес фургоны, а таблички с названиями улиц были прибиты к деревьям. Но Высокий Берег на них уже не походил. Здесь тоже везде строили, однако было ясно, что это не лагерь переселенцев, а настоящий поселок. Хотя — как и почти везде — сперва строились здания общественные, помещения для скота, хозяйственные службы, а уж потом — жилые дома. Школа, естественно, уже была построена. Сразу за ней начинался хорошо устроенный рубеж обороны — действующий, а не декоративный, каким он стал в станице. Левее — прямо в склоне холма — строился "Постоялый Двор" — он прямо так и назывался. Очевидно, хозяин заведения относился к поклонникам старинного английского писателя Толкиена, потому что "Постоялый Двор" стилизовался под жилища сказочных хоббитов. — Симпатично, — заметил Борька, любовавшийся всем этим из окна штаба отряда, где им поставили раскладушки — чтобы избежать расспросов при ночевке по домам. — Но наша станица лучше. Женька аккуратно собирал свой ИПП, к которому вообще относился с трепетной нежностью. Игорь читал паташовский каталог по Сумерле. Разговор они не поддержали, и Борька уселся на окно верхом. Где-то вне пределов видимости, но близко под рожок и гитару пели — Борька раньше не слышал такой песни: Борька несколько раз сморгнул и украдкой покосился в комнату — не видят ли ребята?! У него от этих быстрых ритмичных строк защипало глаза. И Борька поспешно-беспечно поинтересовался: — Когда они придут-то? — Это у тебя надо спросить, — Игорь продолжал читать. Женька осматривал тромблоны к подствольнику. — Сказали, к вечеру. — Чего тогда спрашивать? — Игорь захлопнул книжку, отложил ее и осмотрелся. Штаб был вполне обычным пионерским штабом, еще не вполне обустроенным. «Землепроходцы» только-только перебрались сюда из Прибоя, где Игорь свел с ними знакомство. — Пойду пройдусь, — он сел и начал натягивать ботинки. — Кто со мной? Женька покачал головой. Борька серьезно ответил: — А я лучше еще в окно погуляю, — Ну гуляй, гуляй, — подбодрил Игорь и вышел. Сперва он прошелся по школе, прислушиваясь к голосам, доносившимся из помещений, где работали станции по интересам. Потом вышел наружу, задержался на крыльца, втягивая сырой теплый воздух — южный циклон разбушевался вовсю, нагнав сюда дождевые тучи с океана, ждавшие момента прорваться а вылить дождь. Игорь пошел к реке — тянуло его туда. Прогулочным шагом миновал стройку моста, прошел мимо автоматического ревуна на мысу — и остановился, удивленный. Тут Дальняя разливалась и, очевидно, мелела, потому что через броды двигались переселенцы — колонной. Само по себе это было не удивительно, но Игорь заметил, что вокруг фургонов гарцуют одинаково одетые всадники. Кони были покрыты бронзового цвета вальтрапами, на широкополых шляпах и рукавах камуфляжей виднелись бронзовые овалы. Через Дальнюю перебиралась чья-то охрана с арендаторами. На глаз Игорь оценил общую численность людей в полтысячи. Потом он заметил уже на этом берегу нескольких плотно стоящих всадников. Над ними лениво хлопал штандарт — бронзового же цвета с черным Новгородским Крестом[61]. — То ли Ставровы? — вспомнил геральдику Игорь и широким шагом двинулся к броду. Его заметили. От группы всадников отделился один — с непокрытой головой, длинные русые волосы падали на плечи. Не доехав десятка метров, он соскочил наземь, ловко бросив повод на луку — конь послушно двинулся следом. Северянину — плечистому, с глазами цвета воды в лесном омуте, светлокожему — было если и больше лет, чем Игорю, то не слишком. В лицо Игорь его не знал. Остановившись, приезжий слегка поклонился и представился, положив ладонь на рукоять полевки на поясе: — Ставров, Ярослав Ярославович, дворянин Империи. — Муромцев, Игорь Вячеславович, дворянин Империи, — ответил Игорь и, пожав протянутую руку, спросил: — Учился в Великом Новгороде? — А ты в Селенжинском? — уточнил Ярослав. Игорь кивнул: — Учился. Потом год отучился в Петрограде и бросил. Экономиста из меня не получилось. — Ярослав улыбнулся, — вот и решил посмотреть, каков буду в роли хозяине латифундии. — Почему Сумерла? — осведомился Игорь с интересом. — Да нипочему, — беззаботно ответил Ярослав. — Посмотрел в Центральном Информатории карты. Колебался между этой планетой и Тайгой, но тут как раз ранил на дуэли одного норвежца — а их же на Тайге полно, вот я и решил, что мне там будет неуютно. Мстительный народ! — философски-осуждающе заключил Ярослав, сокрушенно вздохнув. — Где собираешься обосноваться? — деловито спросил Игорь. Северянин ему понравился. — У северных отрогов Зубастых Гор. — Поищи малахит и яшму, там есть, — дружески посоветовал Игорь. — Ты ссуду брал? — А как же, — вздохнул Ярослав. — У тамошних вабиска есть драгоценные металлы и камешки. Не для промышленной разработки, но сойдет. Сельским хозяйством собираешься заниматься? — Конечно, — кивнул Ярослав. — Не связывайся с пшеницей. Даже «777» дает плохой урожай, климат не тот… Лучше сей рожь — "Золотой ус" или «Спектрум» — и овсы. Овес даже вывозить не надо, его прямо тут скупают. — У тебя тут что — латифундия? — уважительно спросил Ярослав. — Нет, — вздохнул Игорь. — Я временами на государственной службе, а временами просто валяю дурака. — Как сейчас? — прищурился Ярослав, окинув взглядом обмундирование Игоря. — Примерно, — согласился тот, сделав вид, что не заметил взгляда. — И на всякий случай — учти, что тут очень опасно. — У меня двести активных бойцов, — гордо ответил Ярослав. — И есть боевые машины… Послушай, — северянин положил руку на плечо Игорю, — судят по всему, твое дуракаваляние перешло в активную фазу. Так вот, ты мне нравишься. Если я буду тебе нужен — только позови. Я приду и приведу своих людей. Слово. — Спасибо, — ответным жестом Игорь положил свою ладонь на плечо Ярослава. — Спасибо. — Давайте сразу решим вопрос подчинения, — Игорь закинул ногу на ногу и налил себе какао. — Может быть, ты примешь командование? — предложил Женька Рубан. — Ты дворянин, проходил подготовку… — Но примут ли мое командование? — возразил Игорь. — Нет, лучше не разрушать сложившуюся у вас иерархию… Вон, Борька — начальник штаба своего отряда, Женька — командир патруля… Чтоб не создавать неразберихи — воспринимайте нас как проводников и советников, напрямую подчиняющихся лишь тебе, Жень. Пусть не берут с собой продуктов, вообще ничего — только боеприпасы, да и то придется экономить. Всем с собой иметь холодное оружие. — Совсем без продуктов? — проворчал Пааво. — Только боеприпасы и медикаменты, — не допускающим возражений тоном определил Игорь. — Шестнадцать человек, ротор, пять ГАПов и три подствольника, — перечислил Артем. — Нет, — поправился он, — девятнадцать человек и шесть подствольников. По-моему, это немалая сила. — Давайте еще кое-что выясним, — деловито вклинился Борька. — У вас два патруля, ведь так? — все закивали. — Давайте там, сколько кого и чего в каждом патруле. — Ну, наверное, по старшинству, — немного неуверенно начал Борька Колобов, глядя на своего тезку. — У меня патруль «Лыжники». Семь человек, ротор, четыре ТК-60, два «коновалова», "дроботов" и четыре охотничьих дробовика. Ну и разная мелочь. Пятерым пятнадцать лет, двоим — четырнадцать, — он пожал плечами. — Все, — и убрал со лба свесившуюся прядь волос. Игорь машинально отметил, что Борька, наверное, нравится девчонкам. — У меня патруль "Латники", — сказал Артем. — Тоже семеро. Три «семенова» с «пищалями». "Коновалов", шесть дробовиков. Пятерым четырнадцать, двоим тринадцать лет. — Нет, ну это никуда не годится, — потряс головой Борька. — Да, это неправильно, — согласился Игорь. На лицах местных появилось обиженное выражение, смешанное с непониманием. — Неправильно, конечно, — подтвердил Игорь. — Вернее, с точки зрения пионерской организации все правильно. Но получается, что все ГАПы в одной боевой группе, все подствольники в другой… Поэтому предлагаю вот что, — Игорь посмотрел на Рубана. — Ты, Жень, вместе с расчетом ротора и Пааво, а так же нами тремя образовываешь группу управления в поддержки. Два ГАПа от тебя, Борь, — он кивнул Колобову, — передаем Артему, Артем отдает тебе подствольник и два дробовика. У вас по шесть человек и примерно одинаковая огневая мощь. Там разберетесь, кого куда перебросить. — Вообще-то это разумно, — неожиданно признал Пааво, играя финкой. — А, Жень? — Так и сделаем, — согласился начальник штаба. Разговор сошел с острой темы. Борька опять было поднял вопрос о конном походе — мол, зря он, что ли, привез сюда Раскидая?! — но Игорь решительно пресек эту тему, поинтересовался: — У вас правда все знакомы с охотой и со следопытством? — Конечно, — подтвердил Женька Рубан, — мы даже на курсах были, за Леной. Три месяца. — Знаю я эти курсы, — вздохнул Игорь. — "Дети, обратите внимание, это олень. Да не это, а это, а это наш служащий и перестаньте в него целиться… Мальчик, оставь жучка, он ядовитый… как уже четвертого ешь?! Доктор, промывание желудка… Если у вас не получилась землянка — сделайте вид, что копали колодец… Мальчик, искусственное дыхание рот-в-рот так не делается… как не мальчик?!. как целуетесь?!." Игорь изобразил все это весьма правдоподобно, всех здорово рассмешив, и ребята начали расходиться, договорившись, что встретятся завтра утром — как только рассветет, на берегу Дальней. Уход в партизаны происходил до смешного буднично, да еще и при плохой погоде. Первый день мая оказался дождливым, теплым и тихим. Облака придавили лес на холмах за рекой. Над ветроэнергетическим комплексом перемигивались алые сигналы — знак того, что батареи не получают достаточно света для обеспечения поселка и включены аккумуляторы. Собирались около новенького лодочного сарая на берегу заводи. «Землепроходцы» были экипированы тщательно и одинаково: из-под форменных пионерских беретов спадали до поясов кольчужные шарфы; куртки с непонятным, но прижившимся названием «энцефалитки» перетянуты поясным и плечевым ремнями, на которых крепилось снаряжение и подсумки; поясные рюкзаки; бриджи с накладными карманами; гетры; туристские ботинки. У всех, конечно оставались комбрасы, повязанные черные галстуки; кроме того, все носили перчатки без пальцев. Короче, выглядели ребятки серьезно — увидевшему их со стороны было бы трудно поверить, что эти мальчишки собрались "в поход". Настроение у всех, впрочем, было под стать погоде — довольно серенькое. Большинство мальчишек, судя по всему, переволновались и просто не выспались. Как бы грозно они не выглядели, но, конечно, было ясно, что никто из них до конца в себе не уверен. Наша тройка появилась последней. Конечно, отлично выспавшаяся. — Они не в себе, — заметил Борька. Свой «иж» он нес на локте. — Мы так прибито не выглядели. Никогда. — Мы родились на Сумерле, — напомнил Женька. — Пооботрутся — и все будет нормально… Да и вообще — вспомни, какими мы были во время переселения — не намного лучше. Игорь молча поздоровался с Женькой, Пааво, Борькой и Артемом. Рубан махнул остальным и, когда все поднялись на ноги и стянулись кучнее, сообщил: — Ребята, вот кто нам помог с боеприпасами… — он переждал одобрительный гул и продолжал: — Еще. Я предлагал этому человеку командовать нашим отрядом, но он отказался и попросился с нами, да еще привел двух наших братьев, хороших следопытов из здешних казаков. Это, все согласятся, я думаю, большая помощь. — Можно даже написать им оправдательное письмо для школы, — неспешно, но не без ехидства, заметил мальчишка, очень похожий на Пааво, но меньше и тоньше, с таким же, как у Женьки «ижом». Ясно было, что мальчишка большой нахал — впрочем, чего еще ждать от пацана с таким взглядом? Вообще оказалось, что Ориккайненов аж четверо — близнец-одногодок Пааво Тойво, их погодок Рютти и его погодок Пейви. У Борьки Колобова тоже оказался тут младший брат — тезка Игоря, но совершенно не похожий на Борьку; точнее — специально НЕпохожий, коротко подстриженный и необщительный. Кажется, были еще братья — двое похожих, хотя и не абсолютно, мальчишек, стояли возле ротора. И еще двое — тоже вроде бы братья, смуглые и кареглазые в отличие от остальных, светлокожих и русых (или рыжих, как Ориккайнены). — Ну что, — Женька Рубан оглядел свой отряд, устроил на плече ГАП с толстым блином магазина и скомандовал: — Пошли к броду! Краеведческий поход начался. Зал Крылатого Совета в Сааске был гулок и мрачен. Свет, обретая разные оттенки, падал на выложенный чугунными плитками с изображением Пещерного Змея и его слуг пол. Разноцветные витражи только подчеркивали мрачную внутренность зала. Уигши-Уого поднял голову. Он казался расслабленным, хотя держался в своем кресле прямо. Руки лежали на широких подлокотниках вялыми плетьми. Темные глаза вабиска обошли скамьи вдоль стен зала. От первоначальной — еще не очень давней! — численности Совета осталась едва половина. — Где Скингу? — спросил Уигши-Уого и сам испугался того, какой у него странный, мертвый голос. В зале прошло неуловимое движение, кто-то быстро ответил: — Отец Скингу убит со своим конвоем на границе. Кто убийца — неясно, всех перебили на глазах офицеров пограничного отряда за несколько секунд… — А Геуни-Госсу? — взгляд Уигши-Уого наткнулся на еще одно пустое место — Отец Геуни-Госсу пропал из своего дома… Члены Совета увидели, как Уигши-Уого вдруг странно задергался — сначала затряслась голова, потом запрыгали на подлокотниках руки, наконец он забился весь, дико, истошно крича и капая на одежду пеной с губ и оскаленных зубов: — Слушать меня!!! Расчехляйте барабаны на Башнях! Пусть бьют сбор! Пусть созывают Великую Армию Священного Похода!!! — среди членов Совета прошло вновь легкое движение, но Уигши-Уого вскинулся, ревя: — Собирайте все наши войска! Снимите гарнизоны с границ! Созывайте лесовиков и орангов! Сходиться к границе в полной готовности! Шлите гонцов в Аллогун — пусть и они поднимаются! Птица покидает нас, потому что мы терпим белолицую мразь и своих отступников на нашей земле!!! Мы покончим с ними!!! Присутствующие повскакали на ноги. Стало шумно. Уигши-Уого нависал над залом, подняв обе руки. Последний раз Священный Поход объявляли больше десяти лет назад, когда вабиска Аллогуна, воспользовавшись высадкой десанта фоморов, оттеснили белолицых пришельцев к самому Второму Меридиану и едва не потопили в океанских заливах. Но Великую Армию не собирали и тогда. Уныния как не бывало — каждый уже представил себе, как могучий вал войск прокатится по захваченной врагами земле, словно огненный смерч очищения, не оставив и следа от белолицых демонов. Каждый видел пожары, гибель злобных пришельцев, всего, чем они осквернили привычный мир, всего их семени — навечно. Тимка проверил, как прилегает к пояснице плавно изогнутый рюкзак, к спине — чехол с оружием, потопал плотно обутыми в сапоги-мокасины ногами. Сощурившись, окинул взглядом верхушки кедров. На этот раз он был в своём собственном, не калькированном под вабиска виде. Провел рукой по мощной голове Файта — сидевший рядом параволк ответил холодновато-спокойным взглядом. — Ну что? — спросил Тимка. — Пробежка на тысячу триста километров? — Да, — буркнул волк. — Бежать по восемьдесят километров в день. — Это шестнадцать дней, — возразил Тимка, — а нам нужно за две недели. — Пробежим за две. Ты выдержишь? — А ты выдержишь? — Тимка дернул параволка за хвост и при всей своей сумасшедшей реакции не успел отдернуть руку — она оказалась в челюстях Файта, одинаково способных отсечь конскую ногу и перенести, не раздавив, куриное яйцо. — Ладно, ладно, — засмеялся мальчишка, — бежим! И они побежали — бесшумно и быстро, параволк и уберменш, бок о бок. Вверх по склонам-вниз по склонам-через ручьи-между деревьев-по каменным осыпям-по песчаным проплешинам-ровным точным бегом-не сбивая дыхание-вперед, вперед, вперед, от алеющего за спинами заката в надвинувшуюся темноту… Небо все-таки пролилось дождем — как прорвалось, полило вниз. Правда, этот водопад почти сразу прекратился, и его сменил ровный теплый дождик, шептавший в листве задумчивую песенку. Здесь, за Дальней, формально территория все еще была русской, освоенной "явочным порядком". Вполне могли встретиться патрули Алых Драгун, а такой встречи никто не желал. У Драгун мог возникнуть законный вопрос о необходимости краеведческого похода именно в эту сторону. — Вот это и есть партизанская жизнь, — сказал Женька Он, как и "землепроходцы", — в отличие от Игоря и Борьки, надевших головные повязки, был в пионерском берете. — Это ее основное содержание. Он обращался к идущим рядом младшим мальчишкам, внимательно и почтительно его слушавшим. Сейчас это, пожалуй, на самом деле казалось им увлекательным краеведческим походом. Борька подтолкнул Игоря локтем и глазами указал на Женьку. Игорь улыбнулся и завел глаза. — Сейчас мы его осадим на задние копыта, — шепнул Борька и быстрым шагом нагнал друга. Значительно кашлянул и вклинился в разговор: — Да, о содержании партизанской жизни он много знает, вы его, молодежь, слушайте внимательно… Кстати, он вам не рассказывал, как варил кашу? — О-о-о!.. — застонал Женька, и Борька с наслаждением начал "осадку": — Нам тогда было лет по двенадцать, не больше, мы вообще только-только сюда переселились. Тяжеловато было. Вот мы — Женька, еще двое ребят, ну и я — ловили рыбу. И были у нас с собой сырая картошка, лук, морковь и пшенная… пшенная, Жень? — Пшенная, — буркнул, тот. — Да, и пшенная крупа, — Борька явно испытывал удовольствие от рассказа. — А рыба ни фига не ловилась, к тому же дождь полил. Мы два дня сидели в палатке. Съели морковку. Потом лук с хлебом и солью. На третий день сварили — картошку на сухом горючем и тоже съели, после чего собрались домой. Но тут что выясняется: тропку к озеру смыло начисто, а берег крутой. Надо делать плот, чтобы плыть на другой берег, а оттуда пешком вокруг озера. Ну — надо, значит надо… Решили мы перед этим сварить кашу из пшенки и заодно набить желудки. Я уж не говорю, что крупу эту взялся варить Женька. Я молчу, что он ее сварил, как англосаксы свою овсянку — на воде и без соли… — Соли не было, — заметил Женька обиженно. — Уже. — Ладно, это в какой-то степени тебя извиняет, — согласился Борька. — Но она же еще и горячая, эта каша! Вообще-то для каши это естественно. Но нам жрать-то хотелось до кругов в глазах! Что делать?.. И тут опять-таки Женя наш предлагает следующее: затащить котелок с кашей в озеро, поставить, где помельче, и есть по мере остывания… — Борька невозмутимо переждал смех и продолжал: — Нет, вы погодите, это еще ерунда. Самое интересное началось через десять минут, когда появился патруль, который разыскивал нас, И с него увидели, как на мелководье на четвереньках стоят головами друг к другу четверо мальчишек в трусах и ложками что-то черпают прямо из озера — котелка-то не видно! На этот раз махнул рукой и засмеялся сам Женька — уж очень яркая представилась картинка. А Игорь обратил внимание, что идущий чуть в стороне мальчишка не смеется, а задумчиво улыбается. Этого паренька Игорь заметил уже давно — он был тихий, задумчивый, как его улыбка и вроде бы даже робкий. Как его зовут-то?.. Ян. Ян Реутов, четырнадцать лет… Ян заметил взгляд Игоря и смутился, опустил глаза. Но тут же снова посмотрел — украдкой как-то — из-под русой челки и снова улыбнулся, но теперь уже не в пространство. "Ну, подойди," — подумал Игорь, и Ян подошел, придерживая на бедре "коновалов". — Не смешно? — спросил Игорь. — Почему, смешно, — Ян пожал плечами и чуть сощурился. — Я просто не умею громко смеяться. "Не умеешь что?" — хотел переспросить Игорь, но решил не допускать бестактностей. Тем временем Ян застенчиво поинтересовался: — А скажите, это вы?.. — Это я, — прервал его Игорь. — Портрет, статья, монумент в полный рост — что ты там видел? — это я и есть. И хватит об этом. — Хорошо, — кивнул Ян. — Я просто часто думаю, каково это — быть известным. — Да никаково, — признался Игорь. — Если ты добиваешься известности ради известности, то это во-первых глупо, а во-вторых — ничего не получится. А если известность просто побочный эффект какого-то дела, то тебе на нее наплевать. Уяснил мою философию? — Уяснил, — улыбнулся Ян. — Вот и хорошо… Ну а что тебе нравится, если ты не любишь смеяться? — Я не не люблю, я не умею, — уточнил Ян и, на миг задумавшись, сделал вывод: — Что мне нравится? Вот. — он взглянул лукаво и добавил: — Вот что. — Угу, — Игорь кивнул и прочел: — А еще, — подхватил Ян: — Белянин, — сказал Игорь с удовольствием. — Его сейчас и не помнят почти… а тебе нравится? — Очень, — признался Ян. — Я диск с его книгами достал и все у него прочитал. И прозу. — Он писал прозу? — удивился Игорь. — Я не знал… Интересно? — Смешно, — улыбнулся Ян, — правда, много непонятного… А вам нравятся стихи? — Называй меня на "ты", — вздохнул Игорь. — Да, нравятся, как раз старые и малоизвестные… А ты сам не пишешь стихов? — Ян смутился, и Игорь определил: — Пишешь. — Он не просто пишет, — вмешался нагнавший их Артем. Ян поморщился: — Не надо, а? — Почему "не надо"? — удивился Артем. — Так он не просто пишет, он лауреат прошлогодней Ломоносовской премии по литературе. Серебро, поэма "Все наше здесь!". И место в Петроградском. — Ну хватит же, — попросил Ян. — Это правда? — искренне удивился Игорь. — Почитай что-нибудь, а? — Да нет, нет, — Ян не ломался, а искренне был смущен. — Я и сам ничего не ожидал. Насчет премии, я… — вдруг заговорил Артем. Вот так он написал! Это предисловие… — Красиво, — честно сказал Игорь. — И сильно… Я бы не серебро дал. Впереди кто-то запел наперекор дождю старую добрую: — Взвейтесь, костры, под небесною синью! Мы пионеры, дети России! Близится эра светлых годов— Клич пионера: "Всегда будь готов!" — Ладно, хватит! — повысил голос Женька Рубан, покосившись на Игоря. — Молчание! К вечеру по расчетам Игоря они все-таки выбрались на уже не контролируемую даже номинально территорию. Во всяком случае — тишком миновали отлично укрепленный поселок, окаймленный минными полами, от которого дальше на северо-запад даже еще толковых тропинок не протоптали. Прошагали километров тридцать пять, не меньше, дождь кончился под вечер, сменившись уже совершенно летней погодой — теплой, сухой и тихой. На Сумерле говорили: "Весна себя выплакала." Тут в самом деле не календарная, а фактическая весна чаще всего заканчивалась именно таким ливнем, коротким, переходившим в долгий теплый дождик, сразу за которым наступало типичное лето. Небо окрасилось алым, солнце-Полызмей садилось не в тучи, чистое, обещая и дальше хорошую погоду. Легкие гамаки раскидывали прямо в чаще — звездами, голова к голове. Их делали уже тут, на Сумерле, из нити той самой многоножки, что когда-то напала на Игоря и Борьку на юге — легкие, не вероятно прочные и компактные… Несколько человек тесаками копали яму под очаг; Борька с двумя ребятами канул в чащу на охоту, Женька взял еще двоих и двинулся на близлежащий шум ручья, прихватив с собой фляжки. Игорь между делом размышлял, как различать в разговоре Борек и Женек. Ему вообще-то успели рассказать, что у ребят бытуют прозвища (среди казачат такого не было, а вот ему по лицейским временам это казалось привычным) и Рубана называют Рубакой, а Колобова… ну, тут ясней ясного, хоть и ничего общего. Так что, они, наверное, не будут против… Игорь растянул свой гамак привычным движением, проверил его и, набросив маскировочную сеть, удовлетворенно кивнул. Потом проверил незаметно, как ставят сканеры и, прислонившись к дереву на краю лагеря, замер — скрестив руки на груди. Нашел взглядом крупную алую звезду на все еще светлом небосклоне. "— Смотри на нее каждый вечер. — Так ведь время не совпадает, Свет. — Ну и что? Я тоже посмотрю, а ты будешь знать, что этой звезды уже касался мой взгляд, Игорек… — Хорошо, Свет…" Как-то глупо и поспешно они тогда поговорили. Впрочем, это всегда так получается, наверное. Уходишь — и какие-то бессмысленные, избитые, затертые слова сами собой соскакивают с ящика. Но все-таки Игорь не сводил глаз со звезды. С Земли она не видна, а тут ее называют просто — Рубин… За беспомощными словами ведь тоже могут скрываться искренние чувства. И, если любишь на самом деле — услышишь не сказанное, а то, что тебе хотели сказать. Игорь встряхнулся, зевнул и прислушался. Лагеря слышно не было — кажется, они и впрямь кое-что умеют. Придерживая кобуру РАПа, он вернулся к остальным — одновременно с Женькой и теми, кто ходил за водой. Они принесли не только фляжки, но и целую связку еще живых форелей — самая маленькая оказалась длиной в полруки. — В ручье, в заводи, они кишмя кишат! — чуть ли не прыгал от восхищения Мариан Торковски, один из тех темноглазых братьев. — Вот, смотрите — пять минут, а тут на всех! Мы… — в этот момент Женька с серьезным видом не глядя закрыл ему рот. Через несколько минут появился и Борька со своей партией. Они притащили оленя, убитого стрелой — складных луков взяли несколько именно для этой цели, а пользоваться ими умели многие, если не все. Тут же закипела умелая и бесшумная работа, и на угли прогоревшего к тому времени костра начали укладывать форель в глине и мясо, обернутое в широкие листья. Сверху все это завалили землей. — Чая нету, — вздохнул кто-то, — и даже сухарей нет. — Чая нет, но есть брусничные листья, — сообщил Борька, щедрой рукой высыпая названное в котелок. — Мы это пили… — …и вот результат, — буркнул Пейви. Борька ловко выбросил руку и щелкнул его по носу раньше, чем финн успел отдернуть голову. — Теперь все будет готовиться автоматически, как в микроволновке, — сообщил Женька, вытягивая ноги. Практически совсем стемнело, но где-то за лесами горела заря — на этой широте уже с мая никогда не бывает совсем темно. — Слышите, что это? — Игорь Колобов, насторожившись, приподнялся. Плачущий то ли вой, то ли плач, то ли всхлип раздался в отдалении. Потом — ближе повторился… — Гиена, — ответил Борька. — Далеко, и напасть не посмеет. — Здешняя гиена? — уточнил Игорь. — Это такое?.. — и он обрисовал в воздухе контуры чего-то квадратно-громадного. Борька кивнул: — Вот бы поохотиться? — Я убил одну, — небрежно сказал Борька. И уточнил: — Рогатиной. Разговоры на этом почти иссякли. Борька вдруг негромко хмыкнул и засмеялся — услышал только Игорь. — Рассказывай, — предложил он лениво. — Мы тогда на севере жили, — услышал он обычную затравку. — Мне было одиннадцать, а сестричке… которая… в общем, ей было четыре. Вот однажды вечером отец ушел на дежурство — он тогда в тюрьме дежурил… — В тюрьме?! — удивился Игорь. — А там как раз была — ну и есть — единственная на Сумерле настоящая тюрьма… А мама, как выразилась, "пошла вешаться" с отчетом. Ну, тут нам отцов знакомый звонит. А сестричка моя подлетела к аппарату и вопит: "А мы остались одни! Папа в тюрьме, а мама пошла вешаться!!!" Игорь не засмеялся, хотя это было смешно. Вместо этого он сказал: — Мы за нее отомстим, Борь. Обязательно отомстим. А сейчас давай есть и спать. — Все. Сидевший за захламленным столом бородач в камуфляже и зеленой головной повязке повернулся к стоящему у окна офицеру армии Штатов. Тот смотрел наружу, покачиваясь с пятки на носок высоких ботинок. — Что все? — без акцента спросил по-английски бородач, ударом штык-ножа вскрывая банку консервов, с которой весело смотрела в будущее Евросоюза напрочь антиисламская, но вкусная и оптимистичная свиная рожа. — Снег пошел, — ответил американец. — Ну и что? — бородач дотянулся до галет. — Э, правда рано, сентябрь еще не кончился… Мне дед рассказывал — два раза при нем в сентябре падал. — Ничего ты не понимаешь, — штатовец отвернулся от окна. У него было холеное, но усталое лицо профессионального военного. — Это другой снег, Джохар. Боюсь, что он на годы. — На годы? — бородач моргнул. — А, да… что-то в школе учили. Ядерная зима, да?.. — он задумался и медленно сказал: — Но слушай… это… тут же взрывов не было. Ближняя бомба взорвалась в Ставрополе, давно, скоро три месяца… да? Может, это просто рано зима? — Проверяй, чтобы твои принимали таблетки, — отрезал штатовец, снова отворачиваясь к окну, за которым падал на зелень редкий снег. Посреди двора, возле двух «хаммеров», несколько молодых парней в повязках на головах, разинув рты, смотрели в небо. Неподалеку штатовский солдат поспешно натягивал капюшон. Снег падал на штабель голых трупов у стены… — Что ты сказал? — Я говорю, — повторил Джохар, — выкидывают таблетки. Особенно какие молодые. Боятся, что их отравить хотят. — Кретины, — равнодушно ответил штатовец. — Ты командир или нет? 3аставь. Иначе через пару месяцев все подохнут… Хотя все равно, — вдруг добавил он. — Все кончено. — Зачем так говоришь? — ваххабит встал и подошел к окну. — Мы победили. Мы выиграли. Вы нам хорошо помогли, да? — Мы проиграли, — тихо сказал офицер. — Я не знаю, почему не пишет Моди… Последнее письмо было месяц назад. Она тоже писала… солнце пропало. Вроде все ничего, но у нас всегда было солнце. Русские ударили по Хьюстону. От него до моего дома дальше, чем отсюда до Ставрополья. Но солнце пропало… Сейчас там, наверное, тоже идет снег, Джохар… Мы что-то не то сделали. Что-то страшное… У меня два сына. Джеф и Джок, им по шесть лет… Как там Моди с ними? Почему она уже месяц не пишет? Как они без солнца? Как мы все без солнца, Джохар? Что мы наделали? — Аллах не допустит, чтобы солнце не вышло, — успокаивающе сказал Джохар. — А снег перестанет. Если не сейчас, то в марте. Тут ранняя весна. — Ты не понимаешь… — покачал головой штатовец, но их разговор прервало появление здоровенного сержанта-негра. Глаза его были испуганными, он стряхивал рукой в перчатке снег с капюшона и следил, как падают на пол его хлопья, но отрапортовал четко: — Сэр, схвачен мальчишка. Лейтенант Купер уверен, что это тот, кого мы ищем Мне было приказано доставить его сюда. — Что?! — офицер ожил. — Ведите, сержант, немедленно! Козырнув, сержант вышел. Джохар радостно спросил: — Э, неужели который Звереныш попался? — Может быть, — штатовец поспешно достал из стола фотографию, положил под руку. — А может и нет. Двое солдат с винтовками поперек груди ввели худого мальчишку, одетого — или, точнее, закутанного — во что-то, бывшее еще недавно кожаной курткой на меху. Голова мальчишки была непокрыта, рыжие от грязи джинсы спускались на разбитые кроссовки. На вид мальчишке было лет четырнадцать, лицо покрывали разводы грязи, глаза смотрели тускло и устало. Волосы слиплись сосульками, губы рассекали кровавые трещины. Кожа на руках потрескалась тоже вместе со слоем покрывавшей их земли, копоти и еще черт-те-чего. Мальчишка хлюпнул носом и равнодушно смотрел, как офицер копается в вещах, вываленных из старого школьного рюкзака с почти неразличимой футбольной эмблемой, который внес и положил на стол сержант. Под руку штатовцу попал школьный дневник без обложки (предусмотрительно!) Он пролистал растрепанные страницы. Мальчишка неплохо учился. Выпала фотография хохочущей девчонки на фоне фонтана. Странно… Еще три месяца назад этот парень ходил в школу, играл в компьютер, наверное… дружил вот с этой девчонкой, а теперь… А что если у моих сыновей ЭТОГО не будет ВООБЩЕ?! — Что ты делал около топливного хранилища? — спросил офицер, бросая на стол дневник. Он уже видел, что перед ним именно ТОТ мальчишка — ни грязь ни лохмы, ни выражение лица не могли обмануть… — Еду хотел украсть, — равнодушно отозвался парень. — Я пять суток ничего не ел. — Как тебя зовут? — Лешка, — мальчишка слабо двинул плечом: мол, какая разница? Офицер усмехнулся — ТОГО звали именно Лешка; наглая хитрость. — Лешка кто? — Лешка Зимин. — Родители где? — От лучевки умерли. Из Ставрика приехать успели и умерли… Я просто еду украсть хотел. — Как, ты сказал, твоя фамилия? — Зимин. — А кто такой Бахмачев, ты знаешь? — Атаман казачий. Его все знают. — А кто такой "Ермак"? Мальчишка посмотрел удивленно: — Из книжки, из истории, что ли? Офицер кивнул, и один из конвойных — молодой парень с испуганным и ожесточенным лицом — тяжело ударил мальчишку прикладом между лопаток, швырнув его на пол. Внутри у мальчишки что-то коротко, обрывисто булькнуло. Он закашлялся, сплюнул, пытаясь подняться. Штатовец следил за ним без интереса. Все было ясно, разговор не имел смысла… просто ему хотелось заставить мальчишку говорить правду. Мальчишка встал. Сказал тоскливо: — Я просто еду украсть хотел… ну, убейте меня… я все равно от лучевки умру, вон, снег пошел… — И этот про снег! — по-русски вырвалось у Джохара. — Как твоя фамилия? — снова спросил штатовец. — Зимин… — А не Черняев? — и офицер положил на ближний к мальчишке край стола фотография. — Леша Черняев, 14 лет. По прозвищу в нашей разведке "Звереныш", личный порученец «Ермака», который командует бандами в этих местах и подчиняется самому Бахмачеву? За три месяца — восемь взрывов, в том числе — топливный склад, склад боеприпасов, пожар на аэродроме, пять адресных убийств. И еще много чего по мелочи. Так как, Леша? Все это время мальчишка смотрел на фотографию. И, когда он поднял лицо, от равнодушия в глазах не осталось и следа. — Шесть адресных убийств, — сказал он, кривя губы. — Вахиту я гранату в толчке устроил. — Аааа! — Джохар рванулся с места, с губ полетела пена — солдаты едва успели схватить его. — Брата! Ты… брата, щенок?! Я тебя… я тебя на куски… пустите!!! — Алаа акбар, — мальчишка спародировал жест молящегося ваххабита. — Чего ты лаешь, абрэк? Твой брат, сука, в рай попал, к вашим гуриям. Ему там в самый кайф. Уж точно получше, чем скоро всем тут будет… А тебе, — он посмотрел на штатовца, — тебе как, из дома не пишут? У вас же это дело поставлено? Снежок на пальмы не выпадает? Все еще впереди… На этот раз его ударил сам штатовец — так, что затылок Лешки стукнулся о косяк двери с треском. Мальчишку подняли. Он икнул, выпустив кровавый пузырь, потом улыбнулся: — Давай, бей еще… — Ну уж нет, — офицер перевел дух. — Сержант! — негр подскочил на месте, принял строевую стойку. — Вывести щенка во двор. И… распять его. Прямо на заборе. Выполнять! — взревел он, видя, что глаза негра расширились, он заколебался. — Ну?! Что не ясно! Мальчишка на миг замер. Потом рванулся из рук схвативших его солдат и закричал отчаянно, неистово и уже ничего не боясь: — Пропадете, суки! Все пропадете! Сгниете заживо! Все! А мы будем! Будем! Мы будем! — его поволокли прочь, награждая ударами прикладов и ботинок, но из коридора продолжало слышаться: — Будем! Выживем! Мы будем! Слышите, мы будем! Мы выживем!.. Джохар тяжело дышал. Потом вдруг сказал обвиняюще: — Зачем ты так, э? Надо было его просто убить. Отдать мне, я бы его застрелил. Он мне кровник. Зачем ты его, как собаку? Он воин, а не шакал. — Уйди, — сквозь зубы процедил штатовец. Так, что горячий и гордый чеченце молча вышел из комнаты. Тут же. Штатовца преследовало видение. Снег опускался на пальмы — и конца ему не было… …На исходе вторых суток снег продолжал падать. Самое омерзительное было в том, что он пока не ложился. Он таял на все еще теплой земле, превращая ее в грязь, не оставляя иных следов… но он падал. Падал бесконечно и неостановимо из одинакового во все края желтого неба, похожего на гнойную рану. Снег фонил. Не очень сильно. Но он фонил. Звуки техники в снежном воздухе казались потусторонними. Почта, которую ждали этим вечером, не пришла. Офицер вышел во двор и, скользя по раскисшей земле, подошел к увеличившейся куче трупов, подтекшей черной, нехотя сворачивающейся кровью. Трупы были не страшные, похожие на муляжи. Лешка Черняев висел на заборе, распятый тремя строительными скобами — две загнали в руки, одну — в обе ступни. На нем тоже застыла черная кровь. Голый и неподвижный, он казался таким же муляжом, как и трупы возле него, но офицер видел, что грудь мальчишки едва заметно движется. Он не кричал, только, как говорили, несколько раз начинал стонать, очевидно теряя сознание. Потом снова замолкал. Снег все еще таял и на его теле, похожем цветом на… на лепесток фиалки, почему-то подумал офицер. Моди так любила фиалки. Снег завалит все. Фиалок больше не будет… — Ты живой? — спросил он зачем-то. Лешка поднял голову. Губы у него опухли и сочились кровью, но уже не из трещин — они были искусаны в лохмотья. Этими лохмотьями мальчишка улыбнулся штатовцу. Глаза у него были неожиданно чистые и ясные, без тени боли или усталости. — Ты уже умер, — тихо сказал офицер. — Ты все равно уже умер. Скажи мне, каково это — чувствовать себя мертвым? — мальчишка улыбался. — Ведь ты уже мертв, слышишь?! — Слышу, — совершенно спокойно и внятно отозвался русский. — Слышу. Наши идут. Офицер выхватил из кобуры «беретту» и стрелял в распятого, пока затвор не остался, щелкнув в очередной раз, в заднем положении. Но и после этого штатовец продолжал снова и снова дергать курок, что-то шепча… пока не понял, что его рвет за плечо Джохар. — Слушай, ты что?! — прокричал ваххабит. — Слушай, брось! — во дворе суетились, бежали люди; «хаммер» столкнулся в воротах с "брэдли"… — Патруль доложил: казаки! В километре на север, много, большая сотня, две, не знаю, много больше нашего, сюда идут! Да очнись ты! Ну?! Авиацию вашу вызывай! Ну что там?! — Снег, — тихо сказал штатовец, мотаясь в руках Джохара. — Авиация не летает… Погоди, дай мне свой тэтэ. — Зачем, он мертвый уже, — возразил ваххабит. — Дай, очень надо… — Ну на… — Джохар протянул штатовцу старый, но надежный пистолет. — Зачем тебе?.. Офицер посмотрел в небо. И, в эту секунду ясно осознав, что писем уже не будет, выстрелил себе в висок. Рубан проснулся первым — по крайней мере, ему так казалось, пока он не увидел Игоря. Молодой дворянин, голый по пояс, стоял в развилке дуба — метрах в трех над землей, упершись ногами в ветки. Он что-то говорил — Женька смог разобрать, что это мертвый язык ариев, который обязательно преподавали в лицеях, но, сам зная на нем только полсотни слов, не понял, о чем говорит Игорь. А тот вдруг вскинул руки к начавшему подниматься Полызмею, что-то выкрикнул, смеясь и сделал быстрый кувырок назад — прямо с высоты, устояв на ногах. — Доброе утро, — кивнул он Женьке и, легким движением усевшись со скрещенными ногами возле окончательно остывшей костровой ямы, достал припорошенный пеплом кусок вырезки. Рванул мясо зубами и, довольно урча, мотнул головой: — Садись, поедим, пока остальные не проснулись… Здоровая пища — то, что ты успел съесть до истечения срока годности… Женька кивнул, умылся из фляжки и, присев рядом, взял протянутый Игорем ломоть мяса — розоватый в середине и поджаристый по краю. Игорь замети л, что, хотя снаряжение и оружие Рубана остались у гамака, но он положил у колена укороченную охотничью «пушку», наверняка заряженную картечью. Мысленно одобрив его, Игорь сказал: — Отличное утро. — Красивое, — согласился Женька, на миг перестав жевать. — Тут немного похоже на Сибирь. Ты был? — Я там учился, — объяснил Игорь. — Слушай, а почему вы переехали? — Охота к перемене мест, — задумчиво ответил Женька. — Мой отец не фермер, он офицер гражданских связистов. А мама — агроном, ей тут самое дело. — У тебя братья, сестры есть? — поинтересовался Игорь. — Младшие, — засмеялся Женька. — Два брата, и две сестры-близняшки. — У Борьки была младшая сестра, — Игорь достал нож и начал разделывать мясо на почти порционные куски. — В конце зимы погибла в столице во время взрыва. — Я слышал, — Женька нахмурился, — ужасно… — Да, — кивнул Игорь. — Но вообще-то тут смерть — дело обычное. — Ты в нас не очень уверен, да? Игорь закончил резать мясо и, любуясь своей полевкой, сказал: — А ты умный. — Тебе известен хоть один начштаба-дурак? — Вообще-то нет, — признался Игорь. — А что до моей не уверенности, то посмотрим, когда дойдет до дела. Лагерь во всяком случае вы разбили очень и очень неплохо. Если так же разобьете вабиска — будет совсем хорошо… Буди остальных. Пора — светает. Земли за Дальней опустели уже довольно давно. В ужасе перед нашествием большинство вабиска, некогда довольно густо населявших эти места, бежали на северо-запад, под защиту рубежей границы. Оставшиеся тут оранги находились в ступоре, не понимая, что же, собственно, происходит — для их темного мозга перемены означали крушение устоявшегося и привычного мира. В общем, все происходило согласно рекламной туристской надпись: "Пройдите еще километр. Там никогда не бывает многолюдно." Около десяти часов прошли брошенную деревню вабиска. Дома, в которых уже поселились мелкие зверьки, пустыми окнами смотрели на двумя колоннами идущих по улице вооруженных мальчишек в синих беретах, чьи высокие ботинки поднимали пыль на дороге, еще не успевшей зарасти травой. Даже «старожилы» Борька и Женька, даже Игорь — впервые видели вот так селение аборигенов Сумерлы. В обысканных выборочно домах не было ничего, кроме следов поспешного бегства. Возле небольшого храма высился столб с распростершей крылья Птицей. Несколько мальчишек, достав тесаки, начали подрубать его, но Борька их остановил: — Это дуб. Тесаки потупите, пока свалите. — Они что? От нас бегут? — Толька Жильцов, держа на плече плазмомет, подошел к Игорю. — Ну, не преувеличивай, — усмехнулся тот, пиная камешек. Но потом добавил: — И от нас тоже. И от германцев, и от других, и даже от своих правителей. Может быть, и правильно делают, что бегут. — Во, тут и нет никого, — разочарованно заметил Артем. — Я себе это немного не так представлял. С кем воевать-то?! — А ты что, с местными поселянами воевать собрался? — уточнил Игорь, но из-под берега речной протоки поднялся прыжками Борька Колобов: — Эй, мы лодки нашли! Игорь спустился на берег первым. Там, на прибрежном песке, лежали около дюжины лодок из березовой коры, похожих на земные каноэ. Лежали и вёсла. Очевидно, все это было брошено за какой-то странной ненадобностью. — Пробиты? — поинтересовался Игорь. «Колобок» пожал плечами и сунул руки в карманы: — Да нет… — Жень! — Игорь свистнул. — Женек. Рубан! Обрушив пласт песка, вниз съехал начштаба, тормозя ГАПом. — Вот, — Игорь кивнул на каноэ. — Можно идти по рекам на северо-запад. Получится быстрее и даже легче. Грести у вас все умеют? Следующая неделя была похожа своими днями. Поднявшись в пять утра, в шесть уже гребли, пробираясь то широкими речными рукавами, то какими-то глухими протоками, над которыми смыкались зеленые своды — потом шли цепочки небольших озер, кончавшихся болотами; их приходилось обходить. В час останавливались перекусить и отдохнуть два часа — и снова гребли, чтобы остановиться в восемь. Две партии отправлялись охотиться и ловить рыбу, остальные разбивали лагерь, и в одиннадцать уже все спали. День оставлял позади до ста километров, а на память о себе — усталость. Ребята осунулись, но никто не жаловался, а особенно поддерживало то, что местность все больше приобретала жилой вид. Правда — по-прежнему брошенный, но уже по-настоящему жилой. Во время дневного отдыха Игорь в обязательном порядке устраивал соревнования по рукопашному бою, метанию ножей и еще куче всего — впрочем, русских мальчишек, даже изрядно уставших, особо уговаривать не приходилось. По вечерам Борька или Женька понемногу рассказывали о Сумерле — все, что приходило в голову… …Это был восьмой вечер. Игорь весь день ощущал напряжение единого ментального поля, висящее над землей — он был почти уверен, что отряд вошел на территорию Иррузая. Перед тем, как лечь спать, юноша спустился к реке и уселся на песок, жуя кусочек ольховой коры. Именно тогда он и увидел на другом берегу россыпь бледных огоньков. — Проклятье… — пробормотал Игорь. На берег вышел Борька, тут же поинтересовался: — Чего ты? — Как ты это определишь? — вместо ответа кивнул Игорь на огни. Борька секунду помолчал, потом медленно заговорил: — Открытый огонь… Но не колеблется. Это очаги или светильники в домах. — Селение, — Игорь протянул руку не глядя, и Борька хлопнул по ней. — Берем каноэ — и вперед. На разведку. — М? — предложение понравилось Игорю. — Пошли доложимся. И оружие возьмем… …Лодка казалась погруженной в странный звездный океан. Темнота с двойной полоской зари, прошитая звездными искрами, окутывала ее со всех сторон, и ребята невольно старались грести как можно тише. — Смотри, — чуть слышно шепнул Борька, чья спина смутно двигалась впереди, — огонь движется. В самом деле — навстречу плыло двойное пламя. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять — это отражающийся в воде костер, горящий на носу лодки. — Ловят рыбу, — прошептал Игорь. — Посмотрим, кто. Мне не хочется, чтобы они наткнулись на лагерь. По воде доносился плеск весла и негромкий разговор — вабиска не от кого было скрываться. Ребята положили весла. Огонь на лодке уже хорошо высвечивал троих вабиска — один, на корме, сидел неподвижно, другой греб посередине, третий, на носу, наклонился над водой с острогой или чем-то вроде. Борька слегка подгребал ладонями, прикусив губу. Игорь достал кластерник… Сидевший на корме вабиска что-то сказал повелительным голосом и пихнул ногой в спину того, который греб. Тот съежился молча и заработал веслом тише. В ту же секунду в ночном воздухе еле слышно свистнул диск, и тот, что на корме, судорожно дернувшись, свалился в воду. Через миг Борька уже перехватывался рукой по борту чужой лодки, держа обмерших вабиска на прицеле. — Привет, — улыбнулся Игорь, но вспомнил, что вабиска улыбаются не так, как люди — не изобразишь, и просто сделал приветственный жест. Его догадка, появившаяся за какой-то миг и помешавшая убить всех троих, оказалась правильной: на шеях у обоих вабиска были широкие кожаные ошейники с замками — знак того положения, которое на родине Игоря когда-то называлось «закуп». Человек, отрабатывающий долг. Вабиска смотрели непонятно, но не спешили кричать, а тот, у кого была острога — пускать ее в ход. — Поплыли к нам, поговорим? Борь, отпусти их. Помедлив секунду-другую, вабиска двинули свое каноэ за суденышком мальчишек… …В лагере, конечно же, никто не спал. Кроме того, они разожгли на берегу костер, Игорь хотел уже всех отлаять, но потом плюнул — все равно вабиска на том берегу и в голову не вскочит, кто его тут жжет. Вокруг привезенных рыбаков немедленно столпились все, и те начали проявлять признаки нервозности. Земляне, особенно русские, не страдали классической ксенофобией уже давно, но к инопланетным расам относились с большей или меньшей долей насмешливого высокомерия, которое вабиска приняли, конечно же, за подготовку к расправе. — Чаю им налейте, — приказал Игорь. — Может, их кипятком облить? — спросил кто-то. Игорь, не оборачиваясь, угадал: — Этот добрый мальчик — Пейви? — Так точно. — Вот ты им чай и подашь… Не бойтесь, — Игорь перешел на язык вабиска, стараясь выговаривать слова как можно более правильно. — Пейте, ночь прохладная. Вас не тронут, если вы не будете пытаться нас обмануть. Я хочу, чтобы вы ответили на вопросы… …Вабиска только недавно переселились с юга в страхе перед белолицыми. Но тут их, на прежних землях считавшихся свободными, заставили оплачивать, отрабатывать стоимость земли, крепости и содержания гарнизона, который в ней стоял — фактически это могло продолжаться вечно. Тех, кто возмутился, яшгайаны увезли на север. Гарнизон бесчинствует, ведет себя с жителями и без того нищенствующей деревни, как с завоеванными врагами, обирает, не даёт прохода девушкам. Поэтому они не попытались защищаться, когда белолицые убили солдата, застававшего их ночью отправляться на рыбалку. В деревне живут около полутораста человек, гарнизон — полсотни солдат, пятеро офицеров; многие ночуют в деревенских домах. Да, они могут показать — где, если белолицые не тронут людей. Никто из деревни никогда раньше не видел белолицего, не воевал с ними и вообще почти ничего о них не знает, кроме страшных рассказов… — Что вы будете делать потом? — Игорь сцепил пальцы под подбородком. — Мы уйдем, а вас накажут за то, что вы не помогли солдатам и остались живы — Накажут… — грустно согласился вабиска, интонация его голоса была совершенно человеческой. Он долго молчал; молчал его младший товарищ, притихли и отпускавшие шуточки земные мальчишки. — Послушай, белолицый… — вабиска перевел дыхание и, словно разом решившись, продолжал: — Если мы уйдем туда… где жили раньше… я заклинаю тебя именами твоих богов… скажи — нас не убьют там? — Не убьют, — спокойно сказал Игорь. — Нас мало, в мире много земли. Вы вернетесь и будете жить, как жили раньше. Почти. Вы станете платить нашему правителю, но я уверен — гораздо меньше, чем платите сейчас. И никто не посмеет на вас надевать ошейники. Если вы захотите — вы научитесь от нас всему, чему пожелаете. Если не захотите — никто не станет вас неволить. Вабиска долго молчал. Потом сказал: — Мы расскажем, где солдаты… и проведем вас к самой крепости. Огни во всех домах погасли. Только над стенами крепости, составленными из заостренных сверху и плотно пригнанных друг к другу дубовых брёвен в два обхвата толщиной и метра четыре — в высоту — горели факелы. — У них нет сторожевых животных, — Игорь достал нож и посмотрел на часы — Расходимся. — Начнем ровно в полночь, — кивнул "Рубака". — Пошли, — Игорь хлопнул Яна по плечу, — вон тот дом — наш. Неслышными призраками земляне расходились по улицам. Ян, правой рукой тоже доставая нож, левой поглубже нахлобучил берет. Он покусывал уголок губы. В пристройке у добротного дома сопели какие-то животные. Юноша и мальчик замерли у двери. Игорь просунул лезвие полевки в щель у косяка, нашарил и подрезал ременные петли. Потом — чуть отодвинул дверь и поманил Яна. Они прильнули к образовавшейся щели. Внутренность дома освещали угли очага, на котором что-то готовили. Кто-то спал на широком лежаке, еще кто-то — у огня. Стоять на крыльце почему-то было жутковато. Игорь вновь посмотрел на часовой циферблат комбраса — цифры сменялись медленно и нехотя. Скорее. Скорее же… Двенадцать. — Пошли, — шепнул Игорь и подал дверь, расширяя щель. Ян скользнул в нее, держа нож наготове, придержал дверь и поставил ее к стене. У огня спали несколько вабиска — взрослые и дети, на топчане развалились два солдата; в том, что это именно солдаты, не оставляла сомнений аккуратно сложенная в изножье форма и составленное у стены оружие. Игорь указал Яну на левого спящего, сам встал коленом на топчан возле правого. Вабиска открыл глаза, но сделать уже ничего не успел — Игорь перерезал ему горло широким сильным движением. Рядом Ян зажал «своему» рот и колол бьющееся тело — раз, другой, третий! — а солдат хрипел и что-то бормотал. — Всё — Игорь выпрямился, вытер нож. Застыл, словно принюхиваясь. Ян, все еще стоя на колене, снова и снова очищал уже чистое лезвие о шкуры. Проснувшиеся около очага хозяева дома замерли, притиснув к себе детей и не смея даже подать голос. Игорь распластался на полу, заглянул под топчан: — Угу. Здесь мы тоже убираем. — Что? — тихо, но взвинченно спросил Ян. Игорь выпрямился, вытер о шкуру с брезгливой гримасой испачканную в кровь ладонь и объяснил: — Это мне отец рассказывал. Он поселился как-то во время командировки в одной гостинице, в глубинке… Вот. Заглянул однажды под кровать — что-то там у него закатилось. А там стоит табличка: "ДА! ЗДЕСЬ МЫ ТОЖЕ УБИРАЕМ!" Слушайте, — обратился он к вабиска, — вас никто не тронет. Не выходите из дома. Утром ваши вам объяснят, что к чему. Ничего не бойтесь, Мы воюем с властью, а не с вами… Пошли, Ян… … —Одиннадцать штук по домам, — «Рубака» немного нервно оглядел своих. — Все целы? — в ответ закивали. — Теперь крепость. Я предлагаю использовать «кошки» и… — А постойте, — Игорь поднял руку. — Предлагаю не менее эффективный, но более эффектный способ. Обещаю, что значительная часть гарнизона после этого вообще не в силах будет сопротивляться. — Что за способ? — немного подозрительно спросил Пааво. — Чисто дворянский, — улыбнулся Игорь. — Чуточку околонаучного колдовства. Только пусть Торковски, — он кивнул братьям, — и ребята Артемки окружат крепость, чтобы никто не вырвался… а остальные — внутрь, когда скомандую. Сейчас — ждите… …Наверху, по настилу, сухо и размеренно постукивали шаги часового. Лежа у рва, Игорь вдруг подумал — это странно, как странно: часовой охраняет деревню, фактически захваченную врагом, и никто ничего не заметил. Игорь отщепил ножом от ближайшего бревна щепочку сантиметров в пять длиной. Дуб. Хорошо. Кстати, такой палисад не подожжешь — дуб горит едва-едва. И ещё в землю колья загнаны. Наверно, на пару человеческих ростов в землю вкопаны. А вот ЭТО должно получиться. Он нацарапал на щепке три руны — Вуньо. Совило. Дагаз. И вогнал щепку себе в ладонь, а потом аккуратно смазал кровью вырезанное. Всадил щепку в щель между бревнами палисада и начал сползать в ров… … —Ну что, ничего не получилось? — Рубан нетерпеливо кивнул. Игорь что-то нечленораздельно промычал, посасывая ранку, потом проглотил кровь и, небрежно проведя по ране другой рукой — та закрылась — ткнул в сторону крепости: — Внимание — и не пугайтесь. Потом вытянул руки ладонями к земле. Свел их большими пальцами и сложил, будто закрывая книгу. И — резко развел в стороны. Не скрип или треск — крик лопающегося дерева донесся до замерших недалеко от рва ребят. Метнулся огонёк падающего факела, послышались испуганные вопли. — Минимум два бревна вывернуло, — пробормотал Игорь, перебрасывая ИПП в руки. «Рубака» тоже перехватил ГАП удобнее и первым бросился ко рву. Внутри крепости здания тоже вполне годились для обороны — типичные блокгаузы с узкими окошками. Но нападения никто не ожидал и не мог ожидать. — Никакой лишней пальбы! — кричал Борька Колобов. — Беречь заряды! Но внутри казарм уже грохнуло несколько взрывов — рвались брошенные в бойницы связки взрывчатки, в одном месте вырвало угол, вспыхнуло пламя. Навстречу из упавшей двери рванулось не меньше десятка иррузайцев — ничего не понимающих и безоружных. Сашка Ломакин оказался рядом с Игорем, в каждой руке было по укороченной охотничьей «пушке», ухнуло — в ночь полетела картечь, иррузайцев буквально снесло. Игорь швырнул в дверь одну из нескольких взятых с собой ручных гранат и сразу за взрывом бросился внутрь казармы. Споткнулся о труп. В нескольких местах стены горели там, где угол был обвален, мелькнули несколько теней — Игорь услышал предупреждающие голоса ребят, повел стволом. — Никого?! — крикнул Артем. — Только мертвые, остальные через дырки повыскакивали! — ответил Игорь. — Проверьте еще раз! — скомандовал Артем, тени рассыпались по казарме. Игорь, отталкивая ногами горящие обломки, вышел наружу. Во дворе дрались в нескольких местах. Около лестницы наверх, на покосившейся плахе настила, высокий вабиска сражался ятяганом с Пааво, взмахивавшим тесаком. Подкравшийся сзади по лестнице Пейви раскроил своим тесаком голову вабиска и, размахнувшись, хлопнул по подставленной ладони старшего брата, потом помог ему вскарабкаться наверх, и они побежали куда-то по настилу. — "Рубака"! — во все горло заорал Игорь. Женька вынырнул откуда-то сзади. Снаружи стреляли — очевидно, в суматохе кто-то все-таки выскользнул за пределы крепости, и теперь, их там встречали «загонщики» Артема. — Ты чего орешь?! — Женька был взвинчен. — Какого черта Темка тут делает? — заорал в ответ Игорь. — Он со своими должен быть, снаружи! Бардак!!! — Артем! — рявкнул Женька, отворачиваясь: — Микульский! Ко мне! В Игоря врезался Мише Торковски, сперва не узнал, но потом затормошил: — Скорее! Тебя Борька зовет, Утесов! Что-то горело внутри казармы — вверх по какой-то лестнице. Два трупа вабиска — один со страшно изуродованным лицом. Дверь была снесена, внутри сидел на скамье Борька, через плечо Женька светил ему фонариком. Толька Жильцов бинтовал себе ладонь, бинты шипели, но промокали снова и снова, кровь не останавливалась. — Дай сюда, — Игорь положил ладонь Тольке на колено, сдернул бинты. — Пошевели пальцами… Сухожилия целы. Чем тебя? — А вон, — Толька кивнул на еще один труп — тот лежал на опрокинутом столе, в руке — короткий нож. — А ты его? — усмехнулся Игорь, водя ладонью над раной. — А вот. — Толька тоже улыбнулся и хлопнул по своему тесаку. — Ой, прошло! — А то! — Игорь переместился. — Что вы тут откопали? — Архив, — Борька выложил на колено бумаги. — Кстати, обрати внимание: бумага-то довольно качественная. Не "Русский Лес", но… Прогресс. — Не понимаю, — признался Игорь. — Это же не вабискианский алфавит. — Шифр, — Женька посветил теперь Игорю. — Элементарно. — Я бы не сказал, — Игорь с сомнением рассматривал листы. — Ты же информколлектор. — Но не криптограф… Сними, потом разберусь, на досуге… — Ты информ? — оживился Толька. — Программой «Галакто» занимался? — Занимался, — покривился Игорь. — А, не верю я в это. Общий язык, хе! — Между прочим, есть успехи, — возразил Толька. — Да пожалуйста. Даже русский и английский языки очень разные. А мы на одной планете живем! А тут предлагают свалить в кучу английский, в котором нет мужского и женского рода, скиуттский, в котором для обозначения «я» есть пятьдесят два слова и дайрисский, где слова вообще играют вспомогательную роль при изменениях формы конечностей. И остальное заодно, после чего вся Галактика должна заговорить на одном языке… Когда отыщешь лингвистическую общность — скажи мне. — Погоди… — Толька заморгал и вдруг расплылся в улыбке: — Постой… а… а статья год назад в "Русском императорском вестнике лингвистики", "Вода и пламень; слияние неслияемого", И.Муромец — это ты?! А чего не подписался нормально?! — Да так, — немного смутился Игорь, — боялся — не напечатают… Глупо, конечно, вышло. — Да, но статья отличная, хотя я с тобой не согласен, — горячо возразил Толька. — Черт побери, как же трудно с этими землянами, — вмешался Борька. Женька преувеличенно печально закивал. — То ли дело у нас: лесотехники, зоопсихологи, вертолетчики… — он поднялся и спросил: — Мы идем или поговорим еще? Всадники медленно ехали по деревенской улице двумя колоннами. Между колонн двигались знаменосец и молодой офицер без шлема, хмуро смотревший вокруг. — В домах только десяток мертвых солдат, — подошел и зашагал у стремени один из иррузайцев. — Местные выродки ушли на юго-восток, видны следы… Еще под берегом найдены следы лодок… наших лодок, отец. — Наших? — офицер недоуменно нахмурился. — Да… На том берегу жгли костер — не наш костер. Может быть, это те, кого называют "германцы"? — Они никогда не заходили так далеко, — возразил кто-то. — Кроме того, они всегда жгут дома и оставляют свои знаки. — Очень странно разрушена крепость, — задумчиво сказал офицер. — Два бревна словно выдернули из земли… но нет следов взрыва… — Отец! Отец! — галопом подскакавший от крепости всадник поклонился и протянул командиру кусочек дерева. — Это мы нашли у пролома, — солдат понизил голос. В ладонь офицеру легла длинная, измазанная чем-то бурым, щепка с тремя наспех насеченными значками. Офицер задумчиво провел над нею другой ладонью и уронил щепку наземь. — Это не германцы, — медленно сказал он. — Это Муромцев. Нужно срочно связаться с Советом и просить ускорить Поход. Лодки загнали под берег и замаскировали зеленью, нагнув и незаметно сплетя ветви. После этого все выбрались наверх, перебрасываясь фразами о том, что надоело махать веслами и стирать о скамейки мягкие места. — До темноты надо пройти километров десять, — Игорь удобнее устроил поясной рюкзак, наклонился, выпрямился. — Желательно берегом, чтобы не наследить. Он, если честно, был доволен тем, как «Рубака» распоряжается своими. Вот и сейчас — тот с ходу выделил в авангард и арьергард по три человека по главе с командирами патрулей, а ГАПовцев поставил в голову строя. Спросил под общий громкий смех: — Ходить никто не разучился?.. Тогда пошли. Местность оказалась густо населенной, ее пересекали дороги, в числе которых попадались прочно, на века, мощеные камнем. Едва пересекли одну такую — по камню процокали подкованными копалами гуххов несколько десятков ярких всадников в парадных панцырях и полном вооружении. Над ними бился по ветру такой же яркий, как они сами, флаг. — Не нравится мне это, — прошептал Женька, провожая взглядом отряд. — Что? — мельком спросил Игорь. — Флаг, — буркнул казачонок. — Дядька мне рассказывал — когда фоморы высадились, вабиска под таким же наших до самого Второго Меридиана доперли… — Да, — подтвердил Борька, закусывая травинку, — это флаг Священного Похода. Похоже, достали мы Иррузай, они собирают войска для решительного сражения. — Священный поход? — вмешался Рубан. — Что это, ребята? — Да ну, ерунда, — решительно отмахнулся Борька. — Что они сейчас могут? В тот раз за ними фоморианский десант стоял. А сейчас встретят их на той же Дальней, как мы прошлым детом у Нойе Аахена — и дело с концом. — Вообще-то да, — подумав, кивнул Игорь. — Пусть суетятся, а мы гульнем… …На ночь остановились в лиственничной роще на краю полей, за которыми виднелись огни большой деревни и выгибался над рекой мост — деревянный, но широкий и, по виду, надежный. Огонь разводить, конечно, не стали, поужинали сухими пайками. — Романтика, а? — подмигнул остальным Женька и, развалившись на траве, промурлыкал: Игорь, поднявшись, кивком отозвал Женьку Рубана и Пааво. Они встали за кустами, и «Рубака» тут же спросил: — Хочешь предложить рвануть мост? — Дело, — кивнул финн. — Можно прямо сейчас. Рванем, сюда вернемся — ни за что не догадаются нас искать. — Мост деревянный, — продолжал развивать тему Игорь. — Под две центральные опоры — по четыре кило взрывчатки, и он провалится. Но сейчас, — он покосился на Пааво, — этого делать не стоит. Выйдем под утро и попробуем не просто взорвать, а подкараулить на нем кого-нибудь. Хоть обоз, хоть отряд какой. Отступление прикроем ротором во-он с того холма, — вытянул Игорь руку. — Если вообще будет погоня — вряд ли тут ожидают нападения. — Неплохо, — солидно кивнул Женька. — Пааво, тут неподалеку какой город? — Счас, — финн поднес к глазам комбрас. — Риуста. Довольно большой. — У тебя есть на него виды? — поинтересовался Игорь, ладонью прикрыв зевок. — Там можно устроить шум, пока точнее не соображу, — признался командир. — Я пошлю, наверное, прямо сейчас Мило и Мариана на холм? — Дело, — согласился Игорь. — Еще Игоря Колобова с ними пошли, у него подствольник… И пусть Борька идет, мой Борька. Пригодятся для прикрытия. — Пааво, распорядись там, и пусть не ноют, — приказал Женька. Финн наклонил голову и пошел в рощу. Женька с Игорем продолжали молча разглядывать пейзаж перед ними, который быстро скрывала подсвеченная так и не севшим до конца Полызмеем полутьма. — Красиво, — заметил Женька, — хоть стихами говори… Странно, какая вон там четкая граница у света и тени! — Разве это не естественно? — задумчиво поинтересовался Игорь, тоже любуясь окружающим. — Слушай, Жень… тебя ждет девушка? — Нет, — мотнул головой тот, — нету у меня ее, — и вздохнул: — Знаешь, я как-то с детства поставил себя на лидерство. Хочу стать политиком, — он улыбнулся, — не только же дворянам?.. Ну и как-то времени не хватает никогда… По-моему, им со мной неинтересно. — Вернемся, — пообещал Игорь, — я о тебе расскажу одному человеку. Он губернатор Прибойной. Ты ведь школу кончаешь в этом году? — Женька кивнул, заинтересованно глядя на Игоря. — Пойдешь к нему? — С удовольствием! — Женька откровенно просиял. — Слушай, спасибо! — Да погоди ты, мы еще здесь пока… А у меня, — признался Игорь, — даже не девушка, а невеста есть. Она ждет. — Ты ведь пошел сюда с нами не для развлечения? — уточнил Женька. — Я же вижу. — Личные счеты, — сухо ответил Игорь. — Я их ненавижу, Жень. В этом-то все дело. Выпала холодная роса, обсыпавшая все вокруг, как мельчайшие комочки ваты. Пар облачками и струйками вырывался в воздух и повисал в нем на миг. Отряд двигался по тропинке вокруг поля быстро, но осторожно. Рассветало; по небу тянулись несколькими длинными полосками подсвеченные алым легкие облака. Птиц не было, и это радовало. Большинство ребят не выспались и выглядели хмуро. Лишь по временам что-то коротко, негромко и сердито командовал "Рубака". — А на мосту-то — охрана, — сказал кто-то тихонько, но Игорь услышал и, вглядевшись, заметил за перилами мерно расхаживающих солдат. — Ян, — позвал Рубан. Реутов, шагавший рядом с Игорем, ускорил шаг и догнал командира. — Сможешь их снять? — Конечно, — ответил мальчишка. — Ты? — невольно удивился Игорь. Ян смущенно улыбнулся и промолчал в своей обычной манере, а Женька пояснил: — Ян отличный стрелок. Пожалуй, самый лучший у нас. Берег реки зарос густо зеленевшим ивняком. По пояс в воде, под пологом гибких ветвей, как в зеленом тоннеле, отряд двигался к мосту. Тихо, без плеска, подволакивая ноги по дну. Игорь решил, что убирать охрану не стоит. Полосы зелени, окаймлявшие берега, уходили прямо под мост, так что можно было подобраться вплотную к цели, не устраивая побоища раньше времени. Казалось, все было нормально. Но Игорь чувствовал себя странно. Неуверенно?.. Нет… И вроде бы никто не пытается 'нащупать" его ментально… Кисточка. Пушистая кисточка щекочет и щекочет затылок. Как будто неотрывно глядят — именно глазами глядят! — в спину. Но сзади никого нет, кроме своих. — Жень, — не выдержал наконец Игорь, — ты ничего не чувствуешь? Женька Вислоусов обернулся: — Нет, ничего, — удивленно ответил он и насторожился: — А что такое? — Да так… — Игорь передернул плечами. — Наверное, слишком много думаю. — Да, это опасно, — согласился Женька и ткнул Игоря кулаком в плечо: — Брось, все в порядке. Только кисточка все-таки была. Игорь попытался рассмотреть сквозь ветви небо — чистое, да и не увидеть их через зелень никакой птице… …По мосту с лязгом и шумом двинулась колонна воинов — пеших и верховых, вперемежку с повозками. На одной везли огромный барабан — двое вабиска, размеренно вздымая колотушки, били в него, и вроде бы мягкие удары, казалось, сотрясают внутренности, заставляя обрываться сердце и противно сжиматься желудок. "Я что-то сделал не так," — отчетливо подумал Игорь. Это не имело прямого отношения к кисточке… и в то же время — было с нею связано. Тень моста нависла сверху, надвинулись звуки, усиленные и отраженные бревнами и пространством под ними. Рютти и Игорь Колобов, закинув за спины оружие, крадучись вышли из кустов и, погрузившись почти до бровей, поплыли к сваям, загребая одной рукой, а в другой, поднятой вверх, держа связки взрывчатки. За ними по воде к кустам змеилась нитки старого доброго бикфордова шнура. Игорь внимательно смотрел, как мальчишки, почти одновременно достигнув свай, обхватили их ногами и, закрепившись таким образом, начали ставить взрывчатку. А барабан наверху гудел и ухал. Обратно Рютти выкарабкался первым. Игорь поотстал, неловко гребя правой рукой, распоротой о шляпку бронзового гвоздя. — Можно поджигать, — сообщил он с улыбкой. Защелкали зажигалки, и огоньки почти одновременно побежали по шнурам, а отряд, уже не особенно заботясь о секретности, побежал — по кустам. Наверху заорали — не испуганно, а удивленно, потом — зло. Но уже хрястнули два взрыва, Игорь, повернувшись, увидел, как мост просел в середине, подломился; с хрустом вырвало крайние сваи, мост, рассыпая истошно кричащих вабиска, повозки, животных, превратился в перевернутую букву «эль»… дрогнул еще раз — и обрушился окончательно. Вдоль берега уже с гиком оказали всадники, на ходу целясь из пистолетов. Но тут послышался задыхающийся свист — Мариан с расстояния в полкилометра точным огнем косил всадников из ротора, прикрывая своих. Оставалось проскочить эти полкилометра через поля, и мальчишки, выбираясь на берег под самым носом у погони, припустили со всех ног. Всадники больше не осмелились преследовать отступающих землян, оставшись гарцевать на берегу, возле лениво разгорающихся обломков моста. Мальчишки перешли на лениво-нахальную трусцу, кое-кто оглядывался и со смехом делал неприличные жесты — вабиска едва ли их понимали, но не могли не догадаться, что над ними издеваются. — Сделаем за холмом петлю, вернемся к реке и уплывем, — поделился своим решением «Рубака». Игорь кивнул на бегу — план и ему понравился. Ротор перестал стрелять, но, едва небольшой верховой отряд сунулся следом, «метла» подала голос и на корню подрубила погоню в буквальном смысле слова. Холм — большой и пологий — венчало обрывистое навершие: словно на перевернутую чашу поставили двустороннюю лестницу с площадкой наверху из детского конструктора. Кольцом по низу холма росли куста. — Мило, Мариан? — окликнул Рубан. — Останетесь на вершине, прикроете нас, пока до реки добежим. Делайте вид, что нас там много. И еще… — Подожди! — вдруг закричал Игорь Командир увидел, как лицо молодого дворянина резко побелело. — Я идиот! Они нас выследили! Щепка! Засада!!! — Что?!. —яростно заорал в ответ ничего не понимающий, но испуганный Женька. Его слова отрезало грохотом взрыва. Над тем "спуском лестницы", по которому они собирались уходить за холм, встала черная туча порохового взрыва. Бегущие сбились, не понимая, что произошло. И почти тут же повсюду — полукругом, как бы прижимая их к холму — встали густые цепи вабиска, прятавшихся среди невысокой зелени с прямо-таки дьявольским искусством. Грозно и протяжно крича, они начали сжимать кольцо, приближаться, заставляя землян пятиться ближе к холму. — Их слишком много! — озираясь, крикнул Пааво, его глаза потемнели. — Чертовы потроха, их слишком много! Чертовы потроха! — На холм! — крикнул «Рубака». — Скорее! — Нет! — ответил Игорь. — Нет, вокруг холма, это заса… — Поздно, — ответил Борька Колобов. Его красивое лицо быстро бледнело. — Смотрите. Стоя на фоне неба, кто-то из ребят с холма отчаянно сигналил двумя зажатыми в руках беретами. — Взорван… спуск… — читал кто-то упавшим голосом, — от реки… мы отрезаны… окружены! — На холм, — кусая губы, подтвердил Игорь. — Там мы сможем хотя бы закрепиться… Вершина «лесенки» — почти идеальный круг диаметром метров сто — поросла густым кустарником. Вабиска взорвали подъем от реки и не торопились идти на штурм. — Здесь нет воды, — сказал Артем. — Здесь просто нет воды! — он пнул камень ногой. — Но как они догадались?! — Я же сказал, — ровным тоном отозвался Игорь, — это ловушка. По моей вине, — сунув руки в карманы, он, сощурившись, рассматривал обкладывающих холм вабиска — их становилось все больше, тащили даже орудия. — Долго объяснять, но нас выследили по тем… ну, как бы… отпечаткам, которые я оставил, когда разрушал стену в крепости. Я допустил чудовищную халатность, — Игорь говорил очень спокойно, но Борька, тревожно взглянув на друга, подошел к нему и обнял за плечи, а Женька встал рядом, воинственно глядя на остальных. Ребята молчали, уставившись в стороны. — Муромцев! Игорь Муромцев! — послышался голос, кричавший снизу как-то металлически с сильным акцентом. Молча и решительно Игорь подошел к краю и, надменно задрав подбородок, почти так же металлически спросил по-вабискиански: — Кто зовет меня? Кричал, поднеся ко рту свернутый в трубку металлически лист, офицер гарцевавший на гуххе метров за двести от подножия холма. Увидев Игоря, иррузаец захохотал — эти звуки, похожие на земной смех, подхватили остальные окружавшие холм вабиска. Игорь еще выше поднял подбородок; его губы скривила высокомерная усмешка, сделавшая его похожим на волка, глядящего со скалы на целящихся в него охотников. Но Борька, стоявший рядом с другом, и подошедший с другой стороны Ян видели, что губы Игоря временами вздрагивают. — Эх, глупец! — крикнул вабиска. — Вы все глупцы, белолицые! Сами — САМИ! — влезли в ловушку, глупые дети! Ну что же. Птица еще раз показала нам свое могущество — и вы ощутите его в полной мере, когда станете умирать на этом холме от жажды и отчаянья! А потом, — офицер повернулся к окружавшим его солдатам, как бы призывая их присоединиться к веселью, — мы снимем с вас шкуры, набьем соломой и выставим их на площади Сааска! То-то радости будет Уигши-Уого, он давно мечтает с тобой встретиться, Игорь Муромцев! Игорь молчал. Потом улыбнулся презрительно и заговорил — легко перекрывая своим голосом разделявшее его и врагов расстояние: — Говоришь, Уигши-Уого мечтает со мной встретиться?! Тогда слушай меня, — в этом "слушай меня" было столико высокомерия, что становилось холодно даже не знавшим языка: — Признаю — вы хитро все это проделали. Ну, оранги тоже бывают хитрыми, и это не делает их умными… Я виноват в том, что эти ребята попали в ловушку. Поэтому сделаем так. Ты отпустишь их к реке, — офицер сделал гневный жест, но Игорь повысил голос, и гуххи захрипели, припадая на задние ноги, — и после того, как они уплывут, я сложу оружие и спущусь к тебе. Думаю, такой подарок понравится Уигши-Уого еще больше? — Игорь! — закричал Борька. — Молчи, — улыбнулся ему Игорь и оттолкнул бросившегося Женьку. Потом так же с улыбкой добавил; — Тихо. Так надо. Выхода нет. — Да мы лучше все погибнем! — крикнул Женька. — Слышишь, не смей! Они тебя замучают! Ты же… — Замолчи, пожалуйста, — попросил Игорь и, вновь перейдя на вабискианский, крикнул: — Ну так что?! Мальчишки из «3емлепроходцев» встревожено и настойчиво спрашивали, в чем дело. Женька, сбиваясь, начал объяснять. Борька, напрягшись, как перед прыжком, неотрывно смотрел в спокойное, чуть-чуть насмешливое лицо Игоря. Казалось, вабиска был ошарашен сказанным, потому что молчал с минуту, не меньше, не опуская свой рупор и не сводя глаз с Игоря. — Ты рехнулся, — убежденно сказал Женька. — Не вздумай! — Отстань, а? — улыбнулся Игорь, не оборачиваясь. Он, кажется, хотел еще что — то добавить, но иррузаец заорал: — Не выйдет! Вы умрете все! Все, и нечего корчить из себя героя! — Что он сейчас сказал? — тихо спросил Ян у Борьки. Тот коротко ответил: — Что все умрут. — Все? — Ян секунду подумал и сказал: — Вот с него и начнем. Быстрым движением вскинув плазмомет, он выстрелил, практически не целясь. Голова офицера вместе с поднесенным ко рту рупором исчезла в яркой вспышке. — Ты в самом деле был готов это сделать? Игорь пододвинул к огню плоский камень с полосками вяленого мяса и только после этого ответил на вопрос Яна, сидящего напротив в обнимку со своим плазмометом. — Я дворянин. И я жестоко ошибся. За это надо платить. —Но ты столько сделал, нам рассказывали" — Ян вздохнул и подбросил в костер сушняка. — А тут — мелкая ошибка… — Мелкая ошибка? — Игорь искренне засмеялся. — Восемнадцать человек, их жизни — это мелкая ошибка?! — Ну… это наши жизни, — пожал плечами Ян. — Мы сами ими распорядились. — И я хотел распорядиться своей, — ответил Игорь. — Мы бы тебе все равно не дали, — убежденно сказал Ян. И спросил: — Скажи… неужели тебе не было страшно? — Было, — коротко ответил Игорь. И добавил: — Ложись спать, Ян. — Ага, — ответил тот, укладываясь прямо у огня. Через минуту он уже и правда спал, а Игорь, прикрыв глаза рукой от пламени, смотрел на десятки костров, горящих вокруг холма россыпью бессонных недобрых глаз. Он опустил руку и достал из внутреннего кармана куртки блокнот с карандашом. Положил блокнот на колено и задумался. По том взял карандаш и начал быстро писать на сторкадском. Если эта запись попадет в руки вабиска, они не посмеются над нею — едва ли кто-то у них знает язык одного из злейших врагов Земли. А если все-таки какими-то путями блокнот вернется к своим, то чужой язык привлечет внимание… "Свет, если ты получишь это письмо, значит, меня нет в живых. Глупо и нескладно получилось все у нас с тобой… но, если ты держишь этот листок в руках, значит, я не ошибался, я все-таки тебе нужен. Жаль, что поздно. А при жизни мы так глупо попрощались, глупо, глупо, глупо… Хочу сказать, что я не жалею о своем решении. Я не мог иначе, и ты знаешь это, потому что знаешь меня. Я не о том пишу. Я хочу написать, как я люблю тебя, как верю, что и ты — тоже… но я не знаю, что написать. Я не взял с собой снимок — всякое может случиться, не хочу, чтобы его трогали ИХ пальцы, рассматривали ИХ глаза — но я помню твое лицо так, что никакой снимок не нужен; оно у меня перед глазами, я касаюсь его ладонью, я касаюсь его губами; слышишь — это я шепчу: Свет, Свет, мой Свет, девочка моя… Ты знаешь, что я не верю в древние рай и ад. Но, если там все-таки что-то есть — я подожду тебя. Я буду ждать, сколько понадобится, ты не спеши. В конце концов, даже тысяча лет в аду — не срок, если знать, что потом увидишь тебя. Это ужасно — ждать без надежды на встречу. Поэтому знай — я надеялся до последнего. Да же сейчас, мертвый — я надеюсь, потому что смерть — слишком ничтожная штука, чтобы убить мою любовь к тебе. И знай — проживи я тысячу лет, мне все равно никто не был бы нужен, кроме тебя, родная моя. Я бы ни с кем не связал свою судьбу, кроме тебя, кроме тебя, Свет, радость моя, жизнь моя, свет мой… Я тебя люблю. Я тебя целую. Я тебя помню. Всегда, всегда, всегда. Прости. Твой навечно — Игорь." Он закрыл блокнот и тщательно убрал под разгрузку, в карман, подшитый к внутренней стороне. Вот и все, что он мог сделать. Пить очень хотелось. Что самое мерзкое — даже во сне, хотя этого и не могло быть. Игорь подозревал, что это шуточки яшгайанов. Но уж если ему было так тяжело, то каково остальным?! Вот и сейчас, проснувшись, он с жалостью смотрел на лица спящих мальчишек. У всех были запекшиеся губы и черные тени под глазами, грязные разводы на щеках от пота и пыли. Руки — в пятнах, в царапинах — во сне сжимали оружие. Жаль было будить Женьку Рубана. Игорь осторожно подобрался к нему и отключил будильник в комбрасе — Женька не проснулся, даже не пошевелился, только облизнул губы. Игорь выпрямился и бесшумным шагом отправился проверять посты… …Ян, лежа на своём месте, наклонял рукой ветви куста и слизывал с них росу. Лицо у мальчишки было измученным и погудевшим; увидев Игоря, он страшно смутился, резко оттолкнул ветку и изо всех сил сделал вид, что нагибал куст, чтобы получше видеть, что происходит внизу. — Не так, — тихо сказал Игорь, доставая кусок термопленки и сворачивая его фунтиком. Зажав нижний конец, он методично обтряс в этот фунтик ветви кустов — пришлось этим заниматься минут десять, но в результате набралось примерно поллитра — Фляжку давай, — приказал Игорь молчавшему все это время Яну. Тот захлопал глазами, но протянул фляжку, сдернув с нее крышку. Игорь, героически не глядя на воду в фунтике, вставил его кончик во Фляжку и отпустил, посвистывая — чтобы не слышать журчания воды. — Держи. Ян недоверчиво поболтал фляжкой, посмотрел на Игоря… и разревелся. Отвернулся и пробормотал: — Я думал… думал, ты будешь смеяться… — Какой тут смех, если пить хочется, — Игорь хлопнул Яна по плечу. — А плакать не надо, и так организм обезвожен. Лучше попей. Ян еще раз поболтал фляжкой, несколько раз сглотнул и сказал: — Знаешь, что?.. Ты лучше Мило отнеси это, ему больше остальных хочется… …Мило послал Игоря с фляжкой к Марианну, тот — обратно, и братья услали его к Пейви. Там фляжка пропутешествовала по всем четверым братьям Ориккайненнам и от Рютти перескочила к братьям Колобовым. После этого Игорь опомнился и, весело ругаясь, подошел с фляжкой к проснувшемуся «Рубаке». Всем даже меньше стало хотеться пить. С кустов натрясли еще поллитра и дружно разделили воду на всех. Получилось примерно по глотку на брата; эту воду проглатывали залпом… — На росе мы долго не протянем, — подвел итог Борька Колобов, отбрасывая со лба свои длинные волосы, превратившиеся в грязные сосульки. — Может попробуем вырыть колодец какой-никакой? — Можешь мне поверить, — мрачно сказал Игорь, — под нами метр почвы, а дальше — базальтовая подушка. — Можно попробовать прорваться, — Пааво щелкнул ногтем по магазину. — Ротор вперед, ГАПы углом за ним, рубануть окружение и… — …и они нас догонят верхами, окружат уже на ровном месте и расшибут пушками, — заключил Борька Утесов. — Откуковал пастуший мой рожок, коровки, не рыдайте без меня, — добавил Артем. — Предлагайте сами, — махнул рукой финн. — Русские все страшно умные, вот глупый чухонец и послушает, что вы надумали. Наступило молчание. «Колобок» выкидывал лезвие складного ножа и убирал его. Пааво дулся. «Рубака», кусками укрупняя карту на экране комбраса, внимательно рассматривал ее. Артём еле слышно насвистывал сквозь зубы какой-то пионерский маршик. Борька закрыл глаза и был неподвижен. Женька костяшками пальцев постукивал по прикладу плазмомета. Игорь смотрел в небо, щурился и улыбался. Потом посмотрел на Женьку Рубана: — Ну? — Поехали, — отозвался тот «складывая» карту. — Тем, ночью посты ты обходил? — Да, — подобрался тот. — Костров у них много была? — Вот-от-то, — удовлетворенно вклинился Игорь. Сейчас он не без самодовольства ощущал себя в роли генерал-губернатора, разговаривающего с ним самим. — Много, — подтвердил Артем. — А шевелились возле костров много? — продолжал странный допрос начальник штаба. — Порядочно, — подтвердил Артем и это. — То тут, то та… там… — Вот-вот, — хмыкнул Женька, покосившись на Игоря. — То тут, то там. А не везде… — Они уходят ночевать, — Борька Колобов в последний раз сложил нож и оглядел всех. — А оставляют дежурных — те вокруг костров шляются и поддерживают огонь. Фон создают. — Верно, — согласился «Рубака». — Поэтому мы ночью и правда пойдем на прорыв, но тихо. Снимем тех, кто окажется на пути, и за ночь уйдем далеко. — Рискованно, — заметил своему тезке Женька Вислоусов. «Рубака» пожал плечами: — Мы еще два дня тут посидим — и нас возьмут голыми руками. А просидим четыре — нас и брать не будут, зачем им покойники? Вон Игорь еще два дня потом продержится, разве что. Один за всех. — Да, восемь дней без воды для меня предел, — согласился Игорь. — План мне нравится. — На том и решим, — улыбнулся Женька. — А сейчас отдохнем еще, — он повысил голос. — Всем спать, кроме часовых, пока не опухнем! Через силу — спать!!! — Ты меня держи, — Борька улыбнулся. — А то ляпнусь. — Помолчи, — буркнул Игорь, перекидывая через ветку дуба, клонившегося над обрывом, веревку и натягивая ее. — Пошёл. Борька перехватил веревку над головой рукой в перчатке, подмигнул и, оттолкнувшись ногами, бесшумно скользнул вниз… …Борька, Женька, Пааво и Эдька опустились на изгиб тропы почти одновременно и, оглядываясь, сбросили со строп карабинчики. Костер горел метрах в десяти, возле него сидели и стояли шестеро вабиска. Мальчишки, присев и почти не дыша, вслушивались и вглядывались. Наконец, Борька, ухмыльнувшись, тронул Женьку за плечо и указал чуть дальше, где на тропу уже не падали отблески костра. Там еле заметно пошевелилось пятно темнее самой темноты. Женька несколько раз быстро мигнул фонариком с красным светофильтром. Сверху, визжа и свистя, стартовала ракета, заливая все вокруг белесым сиянием; вабиска повскакали, мальчишки вжались в землю, а в кустах стали отчетливо видны двое — по обе стороны тропы! — часовых в секрете. Сверху их не видно, конечно, как ни свети. А что их будут рассматривать сзади — этого иррузайцы, конечно, не могли предположить. Подождав, пока уляжется суматоха, ребята пережидали и еще четверть часа — не лучшие в их жизни. Борька коснулся плеча Женьки и, указав направо, достал засапожник. Женька перекатился через дорогу и пополз мимо костра по направлению к секрету. С другой стороны так же полз Борька. Пааво и Эдька подобрались ближе к костру и залегли, держа наготове оружие. По тропке шагом проехал всадник на гуххе — мальчишки застыли — и, остановившись у огня, громко и повелительно заговорил. Ему отвечали — можно было понять в том смысле, что все нормально, светили, конечно, от отчаянья и из страха. Всадник уехал обратно — он был без головного убора, «хохол» прыгал над плечом. Пааво достал финку и показал ее Эдьке, который обнажил свою полевку. Сейчас они лежали вровень с костром, по разные его стороны… …До иррузайца оставалось около метра. Борька ощущал его чужой запах и слышал тихое дыхание. Он чуть приподнялся и, кивнув смотревшему на него Женьке, метнулся вперед, обрушился на часового, вбил длинное, чуть изогнутое лезвие засапожника ему в затылок до самой рукояти, одно временно всем своим весом вмяв лицо часового в землю. Переждал длинную судорогу, вырвал нож и прислушался. Тихо было. Женька в кустах на против, дыша открытым ртом, показывал нож, черный с алым в свете Адаманта, потом указал им на костер. Мальчишки поползли обратно и заняли позиции напротив своих друзей — так, что костер оказался как бы внутри квадрата, углами которого были затихшие ребята. Вабиска уселись у огня, на котором булькал большой котелок. Оружие их лежало рядом, головные уборы были сняты, ремни снаряжения распушены. Пааво щелкнул пальцами — резкий и четкий щелчок перекрыл треск огня, и мальчишки прыгнули вперед с четырех сторон… …Эдька за ноги вытащил из огня упавшего туда солдата. Пааво и Борька, растянув за углы трофейный плащ, закрыли им огонь и начали подавать сигналы. Женька спихивал с тропы убитых — из ребят не пострадал никто, а из шестерых вабиска ни один не успел крикнуть. — Пока все нормально, — Борька отшвырнул плащ и посмотрел в сторону других костров — не ждут и не копошатся… А варили они что-то вкусненькое, — он опрокинул котелок. Из темноты почти бесшумной побежкой появлялись остальные, проскакивали мимо. Последним, держа наготове ИПП, пробежал Игорь. Бежали непрерывно почти четыре часа. Конечно, никто больше не думал о лодках или о городе — стремились только уйти подальше и запутать следы в бесконечных ручейках и речушках, на каменных осыпях. Не останавливались — даже чтобы напиться — пили на бегу, снова и снова, и на смену жажде пришли усталость и голод. — Оторвались, — Женька остановился не сразу, а постепенно — очевидно, ноги завелись так, что не подчинялись приказам мозга. — Похоже, — затормозив рядом с ним, прислушался Игорь. И недоверчиво спросил сам себя: — Неужели вырвались?! Весь день они перележали недалеко от дороги, по которой шли войска, в густом кустарнике. Спали, просыпались, снова спали, пока не отлежались. Дорога на какое-то время опустела, в вечернем свете все еще висела над нею сухая пыль. — Они серьезно взялись за подготовку к походу, — «Рубака» кусал травинку. — Сколько же тут войск, черт бы их побрал! Ему никто не ответил. Игорь смотрел на эту дорогу, на висящую над нею в воздухе желтую пыль — и почему-то вспоминал, как в прошлом… нет, в позапрошлом (что это он?) году, летом… мысли как-то сбились, он никак не мог сообразить, о чем, собственно, думает. Потом почему-то услышалось, как ревет и трещит огонь, всплыли какие-то перекошенные лица под ногами, и РПП, из которого он стрелял через плечо, держась за веревку одной рукой, вдруг подскочил, попав ему по губам торцом… а мокрое от пота лицо Витьки Сердюкова приближалось так медленно… И вдруг это оказался не Витька, а Денис Карташов — сидя на поваленном дереве, он постукивал стволом РАПа по колену и, чему-то улыбаясь, пел по-английски дикую, заунывную старинную песню: "Странно, почему я на экзамене?" — подумал Игорь. И сообразил, что просто спит. Он открыл глаза и снова увидел пустынную дорогу, но впереди уже где-то маячила темная голова нового строя. — Я не знаю, что теперь делать, — буркнул «Рубака». — Тут слишком много войск. — Брр! — Игорь потряс головой и потер виски. — Надо сделать крюк и выбираться к реке. Они не ожидают, что мы вернемся. — Думаешь, не нашли лодки? — спросил Артем. — Не должны были, — ответил Игорь. — И во всяком случае — это самый лучший выход. Обоз переползал реку медленно и. тяжело. Слева и справа от крытых кожей телег гарцевали всадники, разбрызгивали воду. На облучках сидели возницы. — Полсотни охраны, — Борька передвинул ногу удобнее. — Нападем, — решил Рубан, снимая с предохранителя оружие. — Лодки близко, потом сразу погрузимся и погребем. По залегшей над берегом цепочке пионеров прошло легкое движение. Ехавший вперед офицер без головного убора поднял голову — и Ян выстрелил, словно давая сигнал к началу атаки. Игорь, встав на колено, стрелял почти без перерывов, потом свистнул, поднялся на ноги. Мальчишки, на ходу стреляя, рванулись вниз, к воде, Растерянная охрана попыталась начать отбиваться, но потом побежала — впрочем, убежать-то никто не успел. Несколько человек почти бегом бросились вдоль возов с меланхолично остановившимися тягловыми животными, на ходу полосуя полевками ремни — туго натянутые покрышки отлетали, как резиновые. — Порох!.. Гранаты!.. Порох!.. Порох!.. Пули!.. — раздавались голоса. В одной повозке оказались сухари и копченое мясо, которыми тут же запаслись. — Военный обоз, — задумчиво сказал Игорь, сооружая себе бутерброд (мясо было "с душком", армейская заготовка, небрежно-поспешная). — Всерьез собираются воевать… — Сожжем, — предложил Пааво. — Отплывем — и гранатами… — Пошли… оторвитесь от повозки, все не унесешь! — рявкнул «Рубака». — Скорее, ну?!. —и на ходу поменял магазин. Игорь немного задержался, осматривая плавающие на отмели трупы. Перевел взгляд на возы… И увидел нацеленный ему в грудь — от заднего колеса — арбалет. И глаза вабиска. Щелкнула тетива. Игорь выстрелил. Человек, бросившийся наперерез, коротко охнул и повалился на спину к ногам Игоря — в глухо плеснувшую воду. Толька Жильцов умер уже в лодке, через два часа, так и не придя в сознание. Арбалетный болт, пущенный в горло Игорю, попал ему в грудину и что-то повредил внутри, потому что мальчишка при каждом выдохе коротко булькал кровью изо рта. Игорь ощущал, что у парня внутреннее кровотечение — и ничем не мог помочь. Ничем. А лодки летели, подгоняемые ударами вёсел. Но никуда не могли успеть. Слишком далеко было до мест, где могли спасти умирающего в одной из них мальчишку с белым и очень спокойным лицом, на котором кровь казалась черной. Игорь мог только снова и снова вытирать ее. И еще — сделать так, чтобы там, в беспамятстве, Толька не ощущал боли. Вечером, когда отсветы заката зажгли темно-зеленым и алым верхушки деревьев на берегу, Толька умер. Его похоронили во время короткой остановки у подножья тройного дуба, похожего на старинный венец. |
|
|